Страница 2 из 12
На это Дариор ничего не ответил, вспомнил об украденных червонцах и хмуро отвернулся к окну. Вскоре подали чай – традиционно в тонких стаканах и посеребренных подстаканниках. Правда, было видно, что чай «жидковат». Но когда комиссар возмущённо набросился на проводника, тот даже не подумал извиниться, а наоборот, обругал Мортена и удалился, сам же обидевшись. При царском режиме люди такого себе не позволяли! Дариор ещё раз мысленно убедился, что едет уже не в ту Россию. Однако Мортен вовсе не разозлился и не обиделся, а напротив, принялся на все лады горячо расхваливать боевой нрав русского населения.
Вскоре поезд начал плавно сбавлять ход, морозно заскрежетали его колёса. В окне появилась большая станция, несмотря на ночь, наполовину набитая народом. Видимо, русские люди пылали желанием взглянуть на иностранцев. В коридоре послышались торопливые шаги – это уже сами иностранцы спешили воочию узреть славянские просторы. Минут пять за дверью доносились кашель, деликатные извинения и стук каблуков, затем постепенно всё смолкло. Кому было нужно, те уже вышли из вагона, а прочие нелюбопытные персоны остались в своих купе.
Какой-то ребёнок на станции залепил в стекло снежок и уже начал готовить следующий, но Мортен состроил ему такую гримасу, что малыш с плачем кинулся бежать. Теперь всё стихло окончательно. Путники остались в полнейшей тишине ожидания. Лишь за стеклом плавно кружили белые хлопья, да тяжело отдувался загнанный поезд. Вскоре Банвиль не вытерпел и спросил:
– Быть может, мы всё-таки ошиблись?
И едва он успел сказать это, как в дверь тихо постучали. Мортен сразу же скинул под стол бублики и придал лицу деловое выражение, лейтенант торопливо поправил воротничок, а Дариор молча встал и распахнул дверь.
Первое, что он увидел в полумраке коридора, – это контрастно-яркие красивые глаза. Длинные ресницы уходили чуть в сторону, делая очи более глубокими и открытыми. Затем в купе проник лёгкий аромат французских духов, и вслед за ним в дверной проём шагнул агент ордена госпитальеров.
Дариор был настолько поражён, узрев девушку, что даже невольно опустился в кресло. Мортен и Банвиль тоже выглядели до глубины души растерянными, но если комиссар продолжал окаменело сидеть, то лейтенант снова вцепился в свой воротничок.
Агент неторопливо вошла и оценивающе взглянула на путников. Её лицо – не сказать чтобы истинно прекрасное, но всё же весьма и весьма миловидное – внимательно насторожилось. Магически завораживающий грациозный взгляд оставил без внимания Мортена, мимолётно черкнул подобравшегося лейтенанта и полностью остановился на историке. С минуту она рассматривала его своим немигающим взором, словно пыталась разобрать на части, – Дариора то и дело бросало в жар от этой мизансцены. Наконец, агент отвела взгляд и одобрительно кивнула. Из её тонких губ полился бойкий, рассудительный голос:
– Добрый вечер, господа! Примерно так я вас себе и представляла. Хм, а здесь мило! Узнаю вкус Михаила Ивановича. – Она говорила на прекрасном французском, что подтверждало уровень её происхождения. Все трое путников продолжали остолбенело молчать, поэтому агент молвила снова:
– Я обязана передать вам инструкции и объяснить порядок дальнейших действий. Могу я рассчитывать на место в этом купе в ближайшие десять минут?
Этот вопрос словно пробудил путников, и все трое принялись торопливо извиняться и тесниться к окну, освобождая пространство.
– Благодарю, – кивнула агент, садясь рядом с историком. – Итак, введу вас в курс дела.
– А как же пароль? – неуверенно буркнул Банвиль.
Гостья лишь скептически качнула головой:
– К чему эти глупости? Я и так могу определить, кто передо мной. Пароли нам ни к чему. Согласитесь, это не конспирация, а дешевый фарс, – девушка премило улыбнулась. – Моё имя – Анастасия Николаевна. Вы, господа французы, дабы не ломать себе язык, можете называть меня просто Настаси.
Трое путников вежливо представились в ответ.
– Итак, – она деловито нагнулась к столику, – отныне вашим непосредственным начальником становится командир московской контрреволюционной группы полковник Смоленцев. С сегодняшнего дня вы поступаете в его распоряжение. Штаб-квартира монархистов часто меняется, самим вам её не найти. Поэтому, как приедете на вокзал, садитесь на извозчика, одетого в пальто из бобрика с суконным башлыком. Он отвезёт вас в квартиру к полковнику Смоленцеву. Далее вы будете выполнять его приказы. Что же касается банды «Серые», которую вы ищете, то у меня есть определённые сведения. Вчера утром троих членов этой группировки, ранее совершивших атаку на шато Варао, видели у Хитровского рынка. Оттуда они проследовали по Петропавловскому, где смешались с толпой. След, увы, утерян. Однако, если позволите, советую начинать поиски именно с Хитровки. Вот, собственно, и всё. Остальное вы узнаете от полковника. А мне, как это ни печально, пора идти.
Анастасия встала и неспешно двинулась к двери. Мортен и Банвиль, поражённые её стремительностью, словно приросли к креслам. А Дариор, повинуясь внезапному импульсу, неожиданно спросил:
– Мы с вами ещё встретимся? – и тут же осёкся: уж больно глупо прозвучал его вопрос.
Однако агент не рассмеялась, а лишь задумчиво улыбнулась и склонила голову набок.
– Возможно, я загляну к вам в Москве. А сейчас – прощайте. И с наступающим вас!
Она кивнула и бесшумно скрылась за дверью. В купе снова воцарилась тишина.
Глава 2, в которой историк испытывает дежавю
– Что это было? – прохрипел Банвиль внезапно осипшим голосом. Его лицо теперь напоминало сатирическую карикатуру из малотиражного журнала – до того оно исказилось от изумления.
Дариор ошарашенно глядел на дверь и точно так же сипло ответил:
– Анастасия Николаевна – госпит… .контрреволюционер, агент Михаила Мещанова. И ещё она женщина. Как-то так.
В этот миг из забвения очнулся Мортен. Его взгляд был удивлён и растерян. Встряхнув шевелюрой, комиссар воскликнул:
– Но он не говорил, что это будет девушка!
Дариор ещё не вышел из оцепенения и потому ответил коротко:
– Я же говорю: конспираторы! Что с них взять?
Вскоре за окном снова зашевелились люди, послышался протяжный свист – и поезд нехотя тронулся. Вокруг вновь понеслись вереницы ледяных елей, снежных полей и замороженных рек. Однако трое путников в роскошном купе не спешили глядеть на это волшебное зрелище. Корзина с выпечкой так и осталась под столом, а незакрытая дверь продолжала слегка качаться в такт тяжёлым колёсам.
Трое путешественников не сдвинулись со своих мест – на лице каждого появилось задумчивое выражение. Дариор, разумеется, тоже, как мог, обмозговывал случившееся. Нет, ничего особенного, в общем-то, не произошло, и исход поездки от этого поворота никак не зависел. Однако историк не ожидал подобного. Думал, что придёт какой-нибудь кислый скучный человек, а тут… Судя по всему, Банвиль и Мортен размышляли примерно о том же. Комиссар туманно глядел в одну точку, обхватив плечи руками, а лейтенант машинально поправлял и без того идеальные воротнички и манжеты. Так продолжалось не более двадцати минут.
Первым мыслительный запас кончился у комиссара, и он, рассеянно сославшись на мигрень, улёгся спать.
– Разбудите перед полуночью, – попросил он и в тот же миг крепко заснул. От его немедленного храпа чуть не вылетело окно.
Банвиль же, наоборот, не пожелал оставаться в купе, а решил развеяться. Дариор знал, что лейтенант, в отличие от комиссара, вполне себя контролирует, и потому без опасений отпустил его в вагон-ресторан. Теперь историк остался наедине с мыслями и храпящим Мортеном.
Поезд шел к Москве, а время шло к Новому году. Но Дариору было не до праздника и даже не до ночной визитёрши. Внезапно для самого себя он начал мыслить совершенно о другом. О книге. О средневековой рукописи, которая стала почвой душевных мук Парижского Демона. Признаться, историк часто вспоминал о ней. Рукопись и вправду была странная. Если говорить кратко, то в ней рассказывалось о приключениях молодого французского рыцаря в юношестве и в зрелом возрасте. Она делилась на две части. Первая представляла собой этакую средневековую одиссею, а вторая имела более герметичный склад. Обе части произвели скандальную сенсацию и, надо сказать, не беспочвенно. Полкниги велось тягучее повествование весьма приемлемым для того тёмного времени языком, но вот вторая половина рукописи выходила за грани общественных представлений. Эта средневековая баллада не только повергла в трепет большинство мировых учёных, но и ощутимо пошатнула устои западноевропейской истории. Многие специалисты сочли эту рукопись весьма некачественной подделкой, и лишь некоторые признавали её подлинность. Дело в том, что вторая половина книги была написана абсолютно современным языком. Лишь изредка меж строк попадались архаизменные вставки, словно автор периодически вспоминал, что ведёт речь о средневековье. Создавалось впечатление, будто первая часть книги изготовлена действительно в XIV веке, а вторая – в наше время. Полный абсурд! Быть может, как раз эта несуразная загадочность и привлекла воспалённое внимание парижского маньяка.