Страница 1 из 9
Евгений Сидоров
Воспоминания о моем отце
Я давно хотел написать о своем отце, да как-то все откладывал на потом. Откладывал не случайно. В эти годы (Перестройка) хлынул поток информации как раз о том времени, которое я собирался освещать. Эта информация начала менять мое представление о смысле происходившего и я заколебался: стоит ли писать вообще? Ведь я в своих воспоминаниях могу сбиться на иллюстрирование сегодняшних представлений о том времени. А ценна лишь та хронология, которая увидена глазами современника. Хотелось также показать мировоззренческие позиции действующих лиц тех времен, а это сделать с ходом времени становится все труднее и труднее. Ведь собственное мировоззрение не стоит на месте, оно постоянно меняется. Прошла жизнь и сейчас все стало не таким понятным и объяснимым, как в молодости. А что-то, наоборот, прояснилось только сейчас. Но я чувствую потребность, хотя бы своим неумелым пером, донести образ моего папы до его потомков.
Буду стараться писать только то, что сам видел или слышал от очевидцев. Часто это не совпадает с появившимися в прессе материалами, но, как говорится, за что купил, за то и продаю.
Михаил Дмитриевич Сидоров
Папа мне чаще вспоминается таким, каким он был в довоенное время: высоким, поджарым, с загорелым и обветренным на аэродромных ветрах лицом, с серыми, внимательными глазами, густыми черными волосами, зачесанными вверх и слегка вьющимися, с неповторимым басом.
Папа был всегда спокоен, уверен в себе, любил пошутить, хорошо пел, улыбался мягкой и доброй улыбкой. От него никогда никому не было зла. Товарищи называли его «Мишенька» или «Митрич». Плохих людей он сторонился, а с друзьями ему было хорошо. Надо сказать, что его отличала самостоятельность, он ни перед кем не заискивал, не искал знакомств, а люди сами тянулись к нему.
Мой отец, Михаил Дмитриевич Сидоров, родился 22 ноября 1902 года в селе Алексеевском казанской губернии. Село расположено на левом берегу Камы на одинаковом расстоянии от Казани и от Чистополя, но более тяготело к Чистополю, так как через Каму не было моста. Мост у местных жителей всегда был вожделенной мечтой, но его до сих пор так и не построили. Село было русским. Среди соседних поселений встречались татарские, чувашские и черемисовские (так тогда называли марийцев), с которыми русские крестьяне жили в ладу. Ни каких-либо межнациональных конфликтов, ни напряженностей в тех краях не бывало. Самым большим озорством для мальчишек было показать татарину зажатый в кулак угол рубашки, который напоминал свой формой свиное ухо. (Татарам шариат запрещает есть свинину). За такой поступок русские родители обычно сурово карали свое не в меру расшалившееся чадо.
Жители села занимались хлебопашеством, и это было главным источником их существования. Сейчас бывшее село Алексеевское преобразовано в поселок городского типа, районный центр. После образования Куйбышевского моря Кама залила пойму, где крестьяне пасли коров и гусей, сажали капусту и рубили на дрова кустарник. Это окончательно отрезало народ от сельского хозяйства, и теперь все работают или на заводе сухого молока, или в многочисленных конторах и предприятиях службы быта, таких как: промкооперация, почта, парикмахерские, магазины, учреждения районной власти, гаражи и т.д.
Однако настала пора перейти от этнических и экологических проблем к жизнеописанию моих предков. Прадед мой Ефим Сидоров жил в Алексеевском во время крепостного права. Семейные предания доносят о нем скупые сведения. Говорили, будто бы он был силачом и отличался крутым нравом. Спартакиад в те времена не было, но какие-то состязания, где люди мерились силой, существовали. Так вот, прадед мой Ефим перетягивал лошадь и перебрасывал через сарай гирю, да не какую-нибудь, а двухпудовую. Если вникнуть в цифры, то это получается, что перебрасывал через сарай легендарный Ефим Сидоров тридцать два килограмма, а это намного превышает ныне существующие рекорды в толкании ядра. Видимо, эта легенда о переброшенной гире, как рассказы рыбаков о мифических уловах, с каждым новым пересказом набавляла килограммчик другой, пока не остановилась на совсем уже запредельной цифре, 32 кг!
Однако Ефим Сидоров был не просто силачом, он еще был поборником справедливости, и как-то раз, возмущенный ущемлением своих прав, он в сердцах поднял руку на самого урядника! Да не просто руку, а руку крепко сжимавшую молотильный цеп. Удар молотильным цепом по эффективности можно сравнить с ударом бейсбольной битой. За этот свой акт вандализма и непослушания Ефим был наказан трудовой повинностью. Были в царское время и такие наказания. Трудовая повинность состояла в том, что он должен был отвести барину в Петербург коней. Сейчас это задание трудно осмыслить как наказание. Человека посылают в командировку в столицу. Что ж тут такого плохого? Сейчас любой бы сам вызвался съездить в Петербург по делам. Почему люди воспринимали это как наказание? Оказывается, в ту пору для крепостного крестьянина такая поездка могла обернуться гибелью всей семьи. Ведь он был главным кормильцем, а его надолго отрывали от сельскохозяйственных работ, а в крестьянском хозяйстве в сезон полевых работ или сбора урожая один день год кормит. Так что строптивость Ефима чуть не прервала весь его род. Но бог миловал.
Мой дедушка Дмитрий Ефимович Сидоров был крестьянином-середняком. У него был дом, лошадь, корова и прочая живность, полагающаяся крестьянскому хозяйству. Он был грамотен, и, в отличие от многих односельчан, немного знал татарский язык. В силу этого его знания при возникновении споров или при заключении сделок между селами или между отдельными жителями этих сел и русские, и татары приходили к дедушке на поклон как к толмачу. К сожалению, дедушку я не видел, так как он умер еще до моего рождения в 1921 году, когда на Поволжье всех косил страшный голод.
А вот бабушку, Аграфену Ильиничну, я хорошо помню. Это была крупная, но не толстая, женщина с очень добрым лицом. Она постоянно что-нибудь делала по хозяйству. Она по справедливости разрешала большие и маленькие проблемы, постоянно возникавшие в ее большой семье. Папа внешностью походил на свою мать.
Бабушка по теперешним меркам побила все мыслимые и немыслимые рекорды. Она родила 19(девятнадцать) детей!!! Из них дожили до совершеннолетия пятеро: первенец – дочь Наталья и четверо сыновей – Алексей, Василий, Михаил и Иван.
Однажды на семейном совете дедушка сказал, что есть возможность одного из сыновей обучить грамоте и освободить от крестьянского труда. Иными словами, появилась возможность кому-то одному выйти в люди. Единогласно самым достойным был признан мой будущий папа, поскольку все подметили за ним необыкновенную сообразительность и прилежность. Папа не забывал об этом до самых своих последних дней. Ежемесячно он посылал деньги матери, а после смерти ее в 1944 году старшей сестре, тете Тале. Старшему же брату Алексею он регулярно посылал посылки.
Дом, в котором родился папа, стоял в узеньком переулке, сейчас он переименован и называется улицей генерала Сидорова.
О детстве папы я знаю мало. Учился он в церковно-приходской школе, пел в церковном хоре, куда брали, естественно, не всех и каждого, а только обладателей хорошего голоса и слуха, да и хулигана какого-нибудь в церковный хор не взяли бы. Благодаря этому, он отлично знал наизусть всю церковную службу и позже, уже будучи офицером, мог мастерски спеть, например, партию протодиакона «Миром Господу помолимся».
После школы папа поступил в высшее начальное училище, которое окончил в 1917 году. От аббревиатурного названия этого училища, ВНУ, всех его учеников звали «внучками». Но тут начались лихие времена – революция и гражданская война. В апреле 1919 шестнадцатилетним мальчишкой он был мобилизован на фронт воевать против Колчака. Колчак тогда уже подошел почти к самому Чистополю. Мобилизованным обмундирования не давали, выдали только винтовки и без всякого обучения ввели в состав действующей армии. Через три месяца, когда армию Колчака отогнали, мобилизованных отпустили по домам. О своем участии в гражданской войне папа рассказывал лишь один эпизод. Их полк тогда наступал вдоль левого берега Камы вверх по течению, как вдруг со стороны реки им во фланг крепко ударил противник. Папа рассказывал, что они кинулись бежать и бежали, что было сил, до полного изнеможения, а когда силы иссякли, и они рухнули на землю, чтобы перевести дух, выяснилось, что ударили по ним свои же матросы, которые что-то там перепутали и приняли их за противника.