Страница 2 из 10
Она поняла, что жизнь, в которую пришла, не её жизнь. Жизнь, заманившая её, – пронзённая отравленной стрелой.
Петля времени кромсала матрицу личности Инги и утягивала вниз с силой воронки.
Она сидела на полу в ванной, и ей хотелось крикнуть: «Я не хочу такую жизнь, я не хочу ТАК быть замужем. НЕ ХОЧУ. Не хочу удерживать камень, тянущий меня ко дну».
Инга с грустью поднялась с пола и увидела деньги, выпавшие из кармана. Это был её заработок на шляпках. Инга собирала старые, перекошенные, «больные» шляпки и реанимировала их. Но как? Она их перенатягивала и украшала. А украшения делала из порванных старых колготок! Этого добра было в избытке у всех её подружек. Получались цветы, украшения и аксессуары из колготок, оживших в руках Инги. Пятна и потёртости прикрывались творениями из разного цвета колготок, «припудренных» стеклярусом, бисером или просто цветными нитками. Дамы держали в руках работы автора и искренне восторгались великолепием неизвестного бренда!!!
Её талант преодолевал непреодолимые барьеры. И не только колготки создавали «изумительность» в изделиях, но и мешковина. Пройдя процесс кипячения, мешковина расставалась со своей грубошёркостью, становилась мягкой и податливой. Инга прореживала нити и превращала мешок из-под картошки в экстрамодные изделия. А что она творила из трикотажных ползунков в сочетании с батистом!
Любой кутюрье от изобретательности Инги мог бы впасть в творческую кому.
Инга окончила училище с красным дипломом. В её жизни НЕ всё соответствовало статусу «красного диплома», и это нормально – от отличников в больших дозах немного подташнивает. Но что касается творчества, то её статус обретал не красный, а бордовый цвет экстраординарности. Её умение творить и работать помогало им выживать без долгов и кредитов, но всё равно денег хватало на очень серенький уровень, правда, иногда со светлыми оттенками. Но серый – он и есть серый, хоть с оттенками, хоть без.
Выйдя из ванной комнаты и обвиняя во всём только себя, Инга приготовила кофе и разместилась на диване. Дома никого не было. Сын Павел у бабушки, а муж после неудавшегося завершения истерики самолюбия пошёл геройствовать, утешать своё эго, легко и без борьбы.
«Серая жизнь не вокруг, а внутри меня – это вирус. Я убью ЭТОТ вирус. И не позволю залить мои жизненные цвета коварным серым. Восстать над серостью – это борьба, ломка сознания, прорыв к свету. Хотя, чтобы заставить играть другие тона, их надо сравнить с серым, с тёмным. Другие тона заиграют на фоне тёмного восторгом покорения. Это игра СВЕТА и ТЕНИ – непобедимый контраст жизни! При подмешивании ярких цветов серость исчезает и появляется яркость. Важно знать и чувствовать: какие мазки изменят восприятие серости? В противном случае от застоявшегося серого появляются вкрапления чёрного».
Мысли Инги ещё бежали бы и бежали, но её взгляд остановился на ярком пятне. Это был отблеск от хрустальной статуэтки, которую когда-то ей подарила мама, на счастье. И этот яркий комочек света оказался не шариком и не кружочком… Она смотрела на мерцающее пятно как загипнотизированная. И вдруг поняла – это точка! Точка! Она поставит точку в конце этого этапа серости и вырвет из своей жизни отравленную стрелу.
Затянув в тугой узел свои проблемы, Инга оставила записку с целью исключить поиски по поводу её исчезновения. Она собрала вещи и уже на следующий день, прихватив с собой статуэтку, неслась в плацкартном вагоне поезда в Новосибирск. Своё нижнее место Инга уступила довольно пожилой женщине. Женщина сдержанно, не очень радостно поблагодарила Ингу, что странно и необычно. Нижнее место для пожилых – это прямо бизнес-класс. А пожилая и грузная дама не очень-то оценила уступку попутчицы, но, взяв её руку, глядя Инге в глаза, завораживающе сказала:
– Не переживай, всё у тебя будет хорошо. Не сразу. Придётся потерпеть и перетерпеть. От мужа сбежала? Ну ничего… встретишь ты своего единственного.
На предсказания о хорошем и единственном Инга не обратила внимания, восприняла как благодарность за место и быстро вспорхнула на вторую полку. А вот «терпеть и перетерпеть» на неё подействовали. Эти слова, как жало, вонзились резко и с пронизывающей болью.
«Опять терпеть?» И тёмная тень воспоминаний стала медленно наползать на неё, зависая в этом маленьком пространстве – между лежащей на верхней полке Ингой и гладким потолком плацкартного вагона. И протиснулась же эта темень – плохое протиснется и в щёлку, и в щёлочку. Мрачные мысли чуть было не затянули Ингу, но монотонный стук колёс убаюкал её. Инга уснула.
Ранним утром, с ощущением бодрости и прилива сил, как после выпитой чашечки ароматного кофе, без чувства тревоги и мрачности, Инга покинула вагон поезда, прибывшего в Новосибирск. Она вышла на перрон и сразу окунулась в муравьиное царство – все куда-то спешили: догоняли, обгоняли, тащили и перетаскивали, как муравьи. У этих маленьких тружеников своя цель, своя задача, свой путь. Оживлённость движения вывела Ингу из состояния дремоты. Не дремоты после раннего пробуждения, а дремоты, в которой она пребывала в далёком провинциальном сибирском городке. Инга вышла на платформу другой для неё жизни. С ощущением новизны происходящего она почувствовала себя счастливой – не потерявшейся и растерявшейся, а счастливой. Инга обрадовалась своему состоянию, которое уже очень давно не навещало её.
Она зашла в камеру хранения, чтобы оставить чемодан с вещами и швейную машинку. Со швейной машинкой, которую ей подарила бабушка, Инга не расставалась. Эта волшебница, служила ей и головой, и руками, и ногами, была её квантом – неделимой величиной её энергии, её света и её настроения.
Сдав вещи в хранилище, Инга покинула вокзал и направилась в центр города.
Над городом вскипало утро, подогреваемое солнцем. И ранние блики утопили город в восхитительную розовость ранней свежести.
Наблюдая красоту просыпания природы, Инга, очарованная какой-то необъяснимой неуловимостью, поднялась на мост, выросший перед ней, как могучий страж, и с первой минуты восприятия мост заявил о своей силе и своём величии. Она почувствовала себя лилипутом, с уверенностью карабкаясь по телу к открытой ладони Гулливера. А на ладони – город-миллионер! Город распахнул свои объятия, гостеприимно зазывая Ингу в свои владения. Странное чувство сказочной лёгкости сопровождало её. Дойдя до середины моста, она остановилась. На мосту никого не было. Город ещё спал. Инга, убедившись, что она наедине со своей судьбой, под защитой большого Гулливера, открыла сумочку, достала ключи и, как хирург, удаляя больное, ненужное, не раздумывая, бросила ключи в реку, в Обь.
Путь падения ключей, от моста до воды, показался Инге долгим и волнующим, наконец она услышала звук соприкосновения ключей с мощной толщей реки. Обь заглотнула прошлое Инги, оставив в памяти момент соприкосновения её прошлого с её настоящим. Девушка развела руки и громким, надрывным шёпотом, как это бывает, когда чего-то очень ждёшь и очень надеешься, почти закричала:
– Город, прими меня!
И над будущим Инги восходило раннее утреннее солнце! Но она об этом ещё ничего не знала.
Глава 2
Человек, по-настоящему мыслящий, черпает из своих ошибок не меньше познания, чем из своих успехов.
Покидая мост, Инга осторожно, дабы не нарушить покой города, стала входить в него, разрезая покров спящего, безмолвного, но живого обитания большого пространства.
Она шла по незнакомым улицам, ещё сохранявшим, в столь ранний час, свежесть весеннего воздуха, а навстречу ей стремительно нёсся поток цивилизации – многоэтажные дома с красивыми фасадами, тротуары с оформленными клумбами цветов, рекламные щиты по обеим сторонам широких дорог, автобусы в гамме ярких цветов, и каждая смена картинок – со своим лицом благополучия и власти. Это бесконечное царство коробочек с антеннами и трубами, башнями из стекла и камня захватывало пространство. Но Инга не замечала этого архитектурного наслоения, она смотрела на панораму города, а её взгляд был направлен внутрь себя, блуждая по лабиринтам восприятия.