Девочка Дьявола

– Хорошо. Только без криков, визгов и прочего апокалипсического шума.

Естественно, никакого интереса я в нём тогда не вызвала. Наверное, он даже пропустил мимо ушей моё имя, забывая о моём существовании в ту же секунду. Не говоря уже о том факте, что я являлась ровесницей его дочери и уже тогда была чрезмерно упитанной, если и не толстушкой, то где-то очень близкой к данному критерию. Да и сама наша первая встреча с тех пор была, наверное, единственной, когда он действительно обратил на меня своё царское внимание, так сказать, увидев меня сознательно и хоть как-то отреагировав на моё присутствие. А ведь я продружила с его дочерью после этого без меньшего восемь лет!..

***

– Это правда? Это действительно ты и Стаффорд двадцатилетней давности?

Видит бог, я пыталась успокоиться и найти объяснение найденным мной фотографиям на трезвую голову. Но в свете последних событий это оказалось не так уж и легко. Вернее даже, невозможно. Поэтому я и не сумела удержаться, чтобы не сесть на ближайшую электричку до Сан-Франциско – уже на следующий день после отосланной мною анкеты в нелегальную базу данных торговцев живым товаром – ворвавшись через несколько часов в палату матери в медицинском центре UCSF Health и едва не с ходу ткнув ей под нос несколько прихваченных с собою снимков.

– Боже, Дейзи… Что случилось? На тебе лица нет.

Мать не сразу въехала в происходящее, находясь под действием обезболивающих лекарств, которые притупляли её восприятие реальности и весьма заметно притормаживали скорость мышления. Так что потребовалось где-то не меньше минуты на то, чтобы она, рассмотрев сунутые ей в руки фотографии, наконец-то увидела то, что было на них изображено, а потом и вспомнила, с чем они были на самом деле связаны.

– Откуда это у тебя?

– Откуда это у меня? – я чуть было не вскричала, поскольку так и не сумела успокоиться за те шестнадцать с лишним часов, которые провела в очередном мини-аду после того, как нашла эти треклятые снимки. – Откуда они у тебя?! И почему ты на них со Стаффордом? Ты была с ним знакома? Когда? Как? У вас что, был роман? Почему ты никогда не рассказывала мне об этом?

– Бога ради, Дейзи… сбавь тональность, а то… у меня голова дико кружится.

А уж данный приём от Норы Райли я знала наизусть едва ли не с пелёнок. Если она не хотела что-то обсуждать или отходила от темы, тут же жаловалась на лёгкое недомогание и свой чрезмерно чуткий слух.

– Мама, пожалуйста. Просто расскажи, что между вами было. Папы всё равно уже давно нет… да, тут вообще никого нет, перед кем можно было бы хранить подобные тайны. И раз ты была когда-то знакома с самим Стаффордом, почему, чёрт возьми, ты не попросила у него помощи, когда угодила в больницу и получила диагноз?

– Потому что Стаффорды не те люди, к которым обращаются за помощью такие, как мы.

– Б@дь, мама! У них до хрена благотворительных фондов! Больница Юкайи и прочие социальные службы города только и живут за их счёт! Мне даже сложно представить, сколько они вообще вбухивают денег во все свои меценатские проекты каждый божий день. Пара сотен тысяч долларов для них вообще ничто! Как для нас пара центов!

– Господи, Дейзи… Сколько раз я тебя просила не лезть в их семью! А эти последние десять тысяч, которые ты где-то взяла для оплаты данной палаты… Ты ведь взяла их не у Шайлы, не у дочери Стаффорда?

– Не уходи, пожалуйста, от ответа, мама. Что тебя связывает с Рейнальдом Стаффордом? И почему ты его боишься, как прокажённого?

Глава 3

Если говорить начистоту, мы никогда не были с матерью особо близки. Правда, с отцом, в последние годы его жизни тоже. Но с ним я хотя бы общалась куда чаще, когда была ещё совсем ребёнком, и когда он ещё не так сильно прикладывался к бутылке. А вот с матерью, так называемая не особо доверительная дистанция, обозначилась едва не сразу. А уж когда она потеряла на седьмом месяце беременности столь желанного для неё сына, мы и вовсе отдалились друг от друга на несвойственное для родных людей расстояние.

Она редко когда рассказывала что-то о своей юности, школьных годах и учёбе в нашем общественном колледже, впрочем, как и я ей о собственной личной жизни. Чаще всего мне приходилось слышать о ней истории из давнего прошлого от кого-то другого (например, от отца). Но чтобы она сама передо мной откровенничала или перечисляла всех, с кем встречалась до замужества на папе – такого я уж точно не сумела бы припомнить, как бы усиленно не старалась и не напрягала свою память.

– Господи, да где ты вообще их взяла?

Сколько бы я не просила её не уходить от ответа – все мои потуги были бесполезными! Если она начинала от него увиливать, ловко перескакивая на другие темы, добиться от неё чего-то конкретного – что называется, зря потерять время и вытрепать понапрасну себе нервы.

– Да какая разница, где? Неужели так сложно ответить на мой вопрос? Или с тебя взяли подписку о неразглашении?

– Прости, Дейзи… – всё это время она старалась на меня не смотреть, болезненно хмурясь и с лёгким неверием перетасовывая в своих ослабевших пальцах старые фотокарточки. – Но… что именно я должна тебе ответить?

– Про себя и Стаффорда! Что у вас было в прошлом, и почему ты никогда об этом не рассказывала?

– Может потому… что нечего было рассказывать? За мной много бегало в колледже парней, и Стаффорд не оказался исключением из правил.

– Но он не учился в нашем колледже!

– Поэтому между нами ничего серьёзного и не было. Кажется… он приехал тогда в Юкайю на летние каникулы с парочкой своих друзей-сокурсников и кузенами с восточного побережья. И он ещё тогда был обручён с какой-то фифой – дочкой давних деловых партнёров Стаффордов, с которой потом всё равно разорвал помолвку. В общем, мы где-то пересеклись, и ему ударила моча в голову со мной переспать. И не только ему одному. Там, как минимум трое его приятелей тоже пытались подбить под меня клинья. Единственное отличие от других моих ухажеров, то что эти мальчики имели от рождения всё и не получали от таких, как я, девочек отказов.

– Хочешь сказать… – даже не знаю, что было для меня большим шоком – видеть с какой апатией мать вспоминала о якобы забытой связи с Рейнальдом Стаффордом, или то, что она действительно с ним встречалась и быть может даже спала. – Ты ему уступила и не отказала?

– Хочу сказать, что это тебя никоим образом не касается! Всё это произошло больше двадцати лет назад! Я даже, если захочу, и половины из того, что случилось, не вспомню.

– Как это, чёрт дери, не касается? – я опять едва не вскричала, охреневая с каждой новой фразой матери ещё больше, чем до этого. – Ты моя родная мать! Твоя жизнь буквально висит на волоске… Как ты можешь в таком состоянии что-то от меня скрывать? Ты же прекрасно понимаешь, что… если в ближайшие пару недель ты не дождёшься донорской почки…

– И ты сразу решила, что раз у меня со Стаффордом что-то было, он тут же примчится мне на помощь на крыльях ночи? Дейзи… Он официальный хозяин города. Неужели ты думаешь, если бы я была ему интересна или что-то для него значила, он бы оставил меня в этом состоянии, ничего не предпринимая со своей стороны?

Мне всё равно верилось с большим трудом в то, что мать говорила чистую правду. Пусть я и видела, насколько она теперь отличалась от той шикарной красавицы, которой ещё была не так уж и давно. Сейчас передо мной на тяжеловесной больничной койке, подключённой к мониторам с постоянной диагностикой параметров жизнедеятельности, лежала едва узнаваемая женщина лет пятидесяти, а то и больше. Свои шикарные волосы она остригла ещё после первой операции, и в этой своей белой бондане походила на пугающе усохшую мумию, чей возраст, без предоставления нужных документов, едва ли теперь рискнёшь угадать.

И страшно мне было именно из-за этого. Что такой она была сейчас никому не нужна, кроме меня. И если бы её и Стаффорда действительно что-то когда-то связывало, неужели бы он оставил её умирать в подобном состоянии только из-за того, что она была ему банально безразлична?