Страница 8 из 13
– Конечно, нет, – пожал плечами трубадур. – С чего бы? Жизнь – довольно грязная штука. Мой покойный папаша, Арман де Сент Сирк, хорошо умел только скакать верхом на моей мамаше и наплодил целую кучу наследников, которым передавать было нечего, потому что наш замок у подножья Санта Мария де Рокамадур был похож на эту вот овчарню. Как-то так выходило, что он всё время находился между землями враждующих сеньоров, ну они и разрушали замок по очереди, папаша его даже не восстанавливал, да и не на что было. Сестриц моих распихали, кто посимпатичнее – замуж, а кто рожей и сиськами не вышел – в монашки. Старшие братья решили, что ещё один кандидат в наследники им ни к чему, решили сделать из меня клирика и отправили учиться в Монпелье. Деревенское дурачьё! Они воображали, что я стану изучать схоластику, труды отцов церкви и прочую чушь, подставляя задницу под розги. А я учился слагать песни, кансоны, и сирвенты, это было куда веселей и приносило заработок, временами преизрядный.
– Как странно… – сказал я, – такую же историю я слышал совсем недавно, и тоже от француза. Его имя Гильом де Контр. Не слышал про него?
– Нет, а кто он?
– Как и ты, младший сын обедневшего рода. Но он решил зарабатывать себе на жизнь мечом, а не стихами, принял крест и отправился сражаться за Гроб Господень. Да только ничего хорошего из этого не вышло. Как и тебя, его ограбили, да ещё на обратном пути он заболел – мне едва удалось вытянуть его с того света.
– Да ты прямо ангел-хранитель! – ухмыльнулся трубадур, но взглянул мне в лицо и осёкся. – Прости меня за злой и богохульный язык и не обращай внимания. Я постараюсь сдерживаться.
Я вздохнул и махнул рукой.
– А история моя – обычнее некуда, не удивительно, что ты слышишь её не в первый раз. У нас ведь многодетные семьи, а наследует только старший, и часто ему достаётся жалкий клочок земли и развалины замка. Сколько детей было у твоего отца? – задал уже знакомый вопрос Юк.
– Я один.
– Наверное, ты вспоминаешь свои детские годы с нежностью, – сказал трубадур и лицо его омрачилось. – А мы грызлись, как собаки. Отец обращал внимание только на старшего, а остальные росли подобно сорной траве, так что я покинул фамильное гнездо, провались оно в нужник, без малейшего сожаления. Пришлось, конечно, поскитаться. Я был молод и неопытен и сначала отправился в Гасконь, странствуя от двора ко двору. Но тамошние сеньоры ходят в штопаных штанах и пьют из деревянных кубков мутное прокисшее пойло, которое называют вином. Скоро мне надоело ложиться спать голодным, и я отправился в Каталонию и Арагон ко дворам Альфонса Кастильского и Педро Арагонского. Там я уже не голодал и обзавёлся приличной одеждой. Но через какое-то время им наскучили мои песни, а мне – тамошние потаскухи, злобные, сквалыжные и до отвращения богобоязненные. Представляешь себе богобоязненную шлюху? Вот тот-то. Ну, я и решил вернуться в Лангедок, благо, кое-какие денежки к тому времени скопил. Но не повезло мне. На одном грязном постоялом дворе заболел мой жонглёр. Он и всё время-то жрал всё подряд, прямо как свинья, но обычно ему всё сходило с рук, а тут, видишь ты, не сошло. День промучился, а ночью сдох. Жил как свинья и умер как свинья – несло его перед смертью и верхом, и низом. Помер – ну и дьявол с ним, хотя, надо признать, своё жонглёрское дело он знал. Закопали его, а я, чтобы развеяться, сел в кости играть и проигрался вчистую. Хозяин, видать, меня чем-то опоил, ограбил сонного и продал рутьерам.
– Зачем? Им что, рабы нужны? Из тебя не получился бы раб.
– Какие рабы? Выкуп им был нужен. Да только просчиталось это дурачьё. За меня никто не дал бы и ломаного гроша, уж я-то своих братцев знаю.
– Что ж, тогда бы они отпустили тебя.
Трубадур удивлённо посмотрел на меня.
– Слушай, ты ведь ненамного младше, как ты вообще умудрился дожить до своих лет? Ты же наивен, как овечка. Рутьеры никого задаром не отпускают. Меня просто прирезали бы или скинули в пропасть. Так что, как ни крути, а я обязан тебе жизнью. Отблагодарить мне тебя нечем, как видишь, кошеля при мне нет. Я бы спел тебе, но моя виелла[21] осталась у негодяя-трактирщика, и теперь мне придётся где-то доставать новую.
– Оставь, – сказал я. – Мне ничего не нужно, я просто выполнил долг христианина.
– Пусть будет так, – кивнул француз, – но Сент Сирки не забывают добра. Правда, – ухмыльнулся он, – долги возвращают не всегда. Что поделаешь – бедность! А зачем в Лангедок приехал ты?
– Учиться, – кратко ответил я.
– Так ты ещё не целитель, а подмастерье? – разочарованно протянул француз.
– Я целитель, и на моём счету не один десяток спасённых жизней. Но в нашем искусстве нет совершенства. Подлинный лекарь должен учиться всегда. В разных странах лечат по-разному и иногда достигают поистине удивительных результатов. Однажды отец принёс в дом старика, которого избили уличные грабители. У него была такая жёлтая кожа, что я предположил разлитие желчи, но отец посмеялся и объяснил, что этот человек – уроженец страны Син, где у всех кожа имеет желтоватый оттенок. Старик долго болел, но отец сумел выходить его. Оказалось, что этот человек тоже целитель, но лечит не по-нашему, а с помощью игл и прижиганий кожи пучками целебных трав.
– Как это с помощью игл? – удивился Юк.
– На коже человека есть особые точки, соединённые с внутренними органами некими таинственными связями. Мудрый знает эти точки и с помощью лёгких уколов особыми иглами может заставить отступить болезнь, которая до этого казалась неизлечимой и даже смертельной.
– И ты умеешь так лечить?
– Этому надо учиться всю жизнь. Целебных точек великое множество, и сочетание уколов иглами может исцелить, а может и усугубить болезнь. Но кое-чему я научился. Вот эти иглы, смотри.
Я достал из мешка шёлковый свёрток и бережно развернул на колене. Трубадур наклонился надо мной и разочарованно сказал:
– Иглы как иглы… Только очень тонкие.
– Конечно, это обычные иглы. Дело не в них, а в руках целителя.
– Я не слышал, чтобы в Лангедоке лечили иглами или горящими травами!
– Зато в Тулузе, говорят, есть целители иудеи и мавры. Это древние народы, и они наверняка хранят знания о том, о чём в Византии не имеют понятия, ведь мы – последователи Гиппократа, а они шли своими путями.
Юк посмотрел на меня с уважением:
– Да, теперь я вижу, ты одержим своим ремеслом. Счастлив тот, кто доверит свой недуг тебе. А наши целители – шарлатаны, от их лечения больше вреда, чем пользы. Так ты ехал в Тулузу?
Я кивнул.
– Какого же демона тебя занесло в Пиренеи? – удивился трубадур.
– Наша галера пришла в Массилию, оттуда я на лодке переправился в Нарбо, рассчитывая добраться до Тулузы по римской дороге, но не нашёл её. Никто в Нарбо не смог объяснить, как её найти. Тогда я поехал наугад и, наверное, сбился с пути.
– Тогда ещё неизвестно, кто кому спас жизнь, – хмыкнул француз. – Рано или поздно ты попался бы в лапы рутьеров или местных разбойников – тут их, как репьёв в хвосте у шавки. Чудо, что ты уцелел!
– Ты был первым, кого я встретил за три дня пути.
– Вот я и говорю: чудо! В общем, нам обоим повезло.
Трубадур зевнул и потянулся.
– Знаешь что, давай-ка спать, а то после этой скачки у меня руки и ноги отваливаются. Надо бы, конечно, дежурить по очереди, но это выше моих сил. Ты, если хочешь, покарауль, а я буду спать.
– Спи, а я ещё посижу, – сказал я. – Сразу после еды ложиться вредно. А что мы будем делать завтра, вернее, уже сегодня?
– Попробую понять, куда нас занесло. Вообще-то я неплохо знаю эти места, но в темноте всё привычное выглядит иначе. Где-то поблизости должен быть замок Фуа. Если доберёмся до него, считай, нам повезло. Разбойникам туда хода нет. Накормят, напоят, а если повезёт, то и деньжат отсыплют. Надеюсь, граф Раймунд Роже меня не забыл, когда-то мои кансоны нравились его супруге Филиппе и вдовой сестрице Эскларамонде…
21
Виелла – смычковый музыкальный инструмент, отдалённый предок скрипки.