Страница 23 из 65
Почему?!
— Вы его примете?
Оливия не понимала, почему он спрашивает. Если сэр Гарри стоит в холле у парадной лестницы, он фактически может видеть, как Хантли с ней разговаривает. А значит, невозможно сказать, что ее нет дома. Она кивнула, сложила вместе листы своего письма, убрала их в ящик и поднялась, чувствуя, что предпочитает встретить его стоя.
Через несколько секунд он показался в дверях: как обычно, весь в черном, с небольшим свертком в руках.
— Сэр Гарри, — весело прощебетала она. — Какой сюрприз.
Он кивнул в знак приветствия.
— Я всегда стараюсь быть хорошим соседом.
Она кивнула в ответ, настороженно наблюдая за его приближением.
Она даже представить себе не могла, что могло заставить его прийти. Он был чрезвычайно недружелюбен с ней накануне, в парке, да и сама она, по правде говоря, вела себя ничуть не лучше. Она не могла вспомнить, когда в последний раз обращалась с кем-то настолько грубо, но у нее было оправдание: она смертельно боялась, что он снова начнет ее шантажировать, и что на этот раз речь пойдет о чем-нибудь гораздо опаснее танца.
— Надеюсь, я не помешал? — спросил он.
— Ничуть, — она жестом указала на стол. — Я писала письмо сестре.
— Не знал, что у вас есть сестра.
— Жене моего брата, — исправилась она. — Но мне она как сестра. Я знаю ее всю свою жизнь.
Он подождал, пока она сядет на диван, потом уселся в египетское кресло прямо напротив нее. Казалось, ему очень удобно. Оливию это удивило. Она ненавидела сидеть в этом кресле.
— Я принес вам вот это, — сказал он, протягивая ей сверток.
— О, спасибо.
Оливия неловко взяла пакет. Она не хотела никаких подарков от этого человека и уж подавно не доверяла мотивам, заставившим его сделать этот подарок.
— Откройте, — поторопил он.
Обертка была простая, пальцы у Оливии дрожали — оставалось надеяться, не настолько сильно, чтобы он это заметил. Узелок она сумела развязать лишь после нескольких попыток, но, в конце концов, ей все же удалось развернуть сверток.
— Книга, — с легким удивлением констатировала она.
По весу и форме пакета было понятно, что больше ничего там лежать не может, и все же… Выбор очень странный.
— Цветы может принести кто угодно, — заметил он.
Она перевернула книгу — когда Оливия развернула обертку, заглавие оказалось внизу — и прочла.
«Мисс Баттерворт и Безумный Барон». Вот теперь она действительно удивилась.
— Вы принесли мне готический роман.
— Черный готический роман, — уточнил он. — Мне показалось, что Вам должны нравиться подобные вещи.
Она посмотрела на него, оценивая это замечание.
Он посмотрел на нее, будто напрашиваясь на вопрос.
— Я почти не читаю, — пробормотала она.
Он приподнял одну бровь.
— То есть читать я умею, — уточнила она, чувствуя, как внутри быстро вскипает раздражение — как на себя, так и на него. — Просто я не получаю от этого удовольствия.
Его бровь не опустилась.
— Мне не следует рассказывать о подобных вещах? — дерзко спросила она.
Он медленно улыбнулся и выдержал мучительно-долгую паузу.
— Вы сперва говорите, а потом думаете, не так ли?
— Как правило, — призналась она.
— Начните ее, — он указал подбородком на книгу. — Возможно, Вы обнаружите, что она гораздо интереснее газеты.
Как раз такого комментария она и ожидала от мужчины. Никто из них, похоже, не мог понять, что она предпочитает свежие новости глупым вывертам чужого воображения.
— А вы сами ее читали? — спросила она, наугад открыв книгу и опустив глаза.
— Нет, конечно. Но моя сестра очень ее хвалила.
Она резко подняла голову.
— У вас есть сестра?
— Похоже, вас это удивляет.
Она и впрямь удивилась. Непонятно, почему. Просто, ее подруги были совершенно уверены, что рассказали ей о нем все, что только можно, и вдруг оказалось, что они кое-что упустили.
— Она живет в Корнуолле, — сказал он. — В окружении скал, легенд и ватаги ребятишек.
— Какое чудесное описание. — Она и правда так считала. — Так Вы — любящий дядюшка?
— Нет.
Похоже, ей не удалось скрыть удивление, поскольку он произнес:
— Мне не следует рассказывать о подобных вещах?
Неожиданно для самой себя, она рассмеялась.
–
Touché[18]
— Я хотел бы стать любящим дядюшкой, — сказал он, и на лице его расцвела искренняя теплая улыбка. — Но я еще ни разу никого из них не видел.
— Конечно, — тихо проговорила она. — Вы же столько лет провели на континенте.
Он слегка наклонил голову. Интересно, подумала она, он всегда так делает, когда удивляется?
— Вы довольно много обо мне знаете, — заметил он.
— Это о вас знает каждый. — Право же, нашел чему удивляться!
— В Лондоне не много возможностей сохранить частную жизнь неприкосновенной, да?
— Почти никакой возможности. — Слова вылетели раньше, чем она поняла, что же именно она говорит, в чем именно только что фактически призналась. — Хотите чаю или кофе? — спросила она, проворно меняя тему.
— С удовольствием, спасибо.
Она позвонила, дала Хантли необходимые указания, а сэр Гарри непринужденно произнес:
— Во время службы в армии, мне его ужасно не хватало.
— Чая? — как странно.
Он кивнул.
— Я мечтал о нем.
— Вас не снабжали чаем?
Почему-то это казалось Оливии совершенно неприемлемым.
— Очень редко. Большую часть времени мы обходились без него.
Некая нотка в его голосе — задумчивая и юная — заставила ее улыбнуться.
— Надеюсь, вы найдете наш чай достойным одобрения.
— Я не привередлив.
— Правда? Я подумала, что раз вы его так любите, то должны быть гурманом.
— Скорее, мне так часто приходилось без него обходиться, что сейчас я наслаждаюсь каждым глотком.
Она рассмеялась.
— Вам действительно не хватало именно чая? Большинство моих знакомых джентльменов упомянули бы бренди. Или портвейн.
— Чай, — твердо ответил он.
— А кофе пьете?
Он помотал головой.
— Слишком горько.
— Шоколад?
— Только с кучей сахара.
— Вы очень интересный человек, сэр Гарри.
— Я, безусловно, заметил, что интересую вас.
У нее запылали щеки. Ну вот! Только он начал ей нравиться! И самое худшее, что он прав. Она действительно подглядывала за ним, и это действительно было ужасно невежливо. И все же, он не должен был вот так неожиданно нападать на нее и смущать.
Подали чай, это позволило ей уйти от разговора.
— Молоко? — спросила она.
— Пожалуйста.
— Сахар?
— Нет, спасибо.
Не поднимая глаз, она поинтересовалась:
— Вот как? Без сахара? И это при том, что в шоколад вы сахар кладете?
— И в кофе тоже, если мне приходится его пить. Но чай — зверь иной породы.
Оливия протянула ему чашку и занялась приготовлением чая для себя. Знакомые действия немного успокоили ее. Руки сами знали, что надо делать — память тела, обретенная за многие годы. Недавний диалог тоже помог ей оправиться. Простой и бессмысленный, он вернул ей душевное равновесие. Настолько, что когда он отпил второй глоток, она, наконец, решалась выбить из равновесия его самого. Оливия сладко улыбнулась и произнесла:
— Говорят, вы убили свою fiancйe.
Он поперхнулся, и это доставило ей массу удовольствия (его шок, а не его кашель, она надеялась, что еще не стала настолько беспощадной). Но он быстро оправился, и голос его звучал ровно и спокойно:
— Так действительно говорят?
— Говорят.
— А никто не упоминал, как именно я ее убил?
— Нет.
— А никто не упоминал, когда это произошло?
— Возможно, кто-то и упоминал, — солгала она, — но я не слушала.
— Хм-м.
Казалось, он обдумывал услышанное. Это зрелище сбивало с толку: высокий, чрезвычайно мужественный человек сидит в лиловой гостиной ее матери с изящной чайной чашкой в руке… И, по всей видимости, думает об убийстве.
18
Touché — один-ноль в вашу пользу, фр.