Вольные

А если ты Иван, то, пожалуйста, для тебя в том числе всё сделали: образование тебе дали с детства – учись, на кого хочешь; рабочие места дали – устраивайся, куда душа пожелает; хочешь квартиру купить – пожалуйста, бери ипотеку; даже клубы ночные пооткрывали, чтобы ты мог отдохнуть на выходных! А что-то, где-то твои права ущемили, то, пожалуйста, обращайся в суд, милицию, прокуратуру, нанимай адвокатов и добивайся защиты своих прав! Так во всём цивилизованном мире делают! У нас все перед государством равны.

Вот так и живём стабильно.

Система постепенно превращается в единый монолитный элемент, цель которого сохраниться во что бы то ни было. И подавляющее большинство людей готовы терпеть самую жуткую несправедливость, лишь бы ничего не менялось в худшую сторону. А если даже измениться, то можно ещё немного затянуть пояса и потерпеть ещё чуть-чуть до лучшего времени. А лучшего времени не будет, потому что второй закон термодинамики гласит, что в изолированной системе энтропия будет только нарастать, и количественные изменения в итоге всё же перерастут в качественные, преобразуя при этом всю систему целиком.

Возвращаясь к личности Севы, необходимо сказать, что он был таким элементом в системе, который не шёл с ней на компромиссы, и не поддавался её влиянию в угоду большинству других участников системы, которыми двигала идея стабильности. Он реагировал радикально на любую несправедливость с точки зрения устойчивости самой системы, жертвуя при этом справедливостью для конкретных её элементов.

Если учитель позволял себе орать на него, то он мог при всех послать этого учителя на три самые известные буквы русского алфавита, если работодатель требовал от него то, что не входило в зону его ответственности, то он мог послать его туда же. Он готов был пожертвовать образованием и работой ради внутреннего чувства собственного достоинства, сохранив репутацию человека, неспособного на договорняк с совестью ради каких-либо преференций или материального благосостояния. Всё, что шло в разрез с его внутренними убеждениями и моральными ценностями, пресекалось им безжалостно и жестоко.

Такие люди, нонконформисты по своей сути, всегда будут отторгаться системой как нечто чуждое, мешающее её существованию. В какой-то момент они начинают представлять серьёзную угрозу для её жизни, и тогда система принимает решение нейтрализовать их. Поэтому такие как Сева становятся озлобленны и люто ненавидят окружающих, тех, кто готов мириться с существующими правилами. Это их реакция на то, как система с ними обходится. В итоге, таких людей судьба приводит на виселицу или вечную каторгу, если же, конечно, им не удастся совершить революцию.

Девизом Севы по жизни были слова Заратустры: «Я призываю вас не к работе, а к борьбе. Я призываю вас не к миру, а к победе. Да будет труд ваш борьбой и мир ваш победою!». Он жаждал войны и битв, ибо в них находил он великую справедливость и неподдельность чувств. Сева любил Ницше и в отличии от типичного двоечника много читал. Он мог быть очень убедителен, поэтому люди к нему тянулись. Харизматичный и жестокий он любил отвечать за свои слова, и люди замечали это, а, следовательно, и уважали.

В какой-то момент он осознал, что систему можно изменить, если бросить ей вызов. Вот так радикально, в одно мгновение, просто сказать себе: «Больше с этим дерьмом я мириться не буду!». И как только ты сказал себе это, то с этого самого момента система становится твоим смертельным врагом. И так как все её элементы увязаны между собой в единый клубок, который самому Богу не под силу распутать, то ты принимаешь единственное решение – обнулить исходную систему координат и начать разрушать всё, что находится в зоне твоей видимости.

А ещё Сева понял, что он не один, и таких, кто не доволен тем, что творилось на улице, много. Они избивали всех, у кого видели сигарету в зубах. Заметив тех, у кого в руках была бутылка пива, они её отбирали и разбивали им о головы, наблюдая за тем, как пениться хмель, вступающий в реакцию с кровью любителя выпить. Но этого было мало, он хотел совершить что-то большее, и знакомство с Максимом вывело его на новый уровень понимания того, что нужно делать.

***

Они были такие разные и такие одинаковые в то же самое время. Макс – профессиональный спортсмен, Сева – неисправимый беспредельщик, но грядка, на которой взросли эти перцы, была у обоих общей. Эпоха девяностых и начала двухтысячных вырулила их дорожки в разных направлениях, а потом причудливая кривая судьбы пересекла их вновь, чтобы претворить свой злой замысел в жизнь в очередной раз на историческом отрезке времени, на котором покоилась под снежным покровом суровая матушка Россия.

Сева рос один. Из родных у него оставалась только бабушка, которая жила в отдельной квартире на краю города. Это был самый дорогой его сердцу человек, опекавший его всё время, пока он не стал совершеннолетним. Вторым дорогим его сердцу человеком была его девушка Оля, известная среди друзей под именем Хельга.

Макс рано остался без отца и сейчас жил с матерью и сестрой в трёхкомнатной квартире в новом районе города, больше напоминающем каменные джунгли. Девушки у него не было, всё свободное время он посвящал тренировкам и учёбе.

Их объединила ненависть, царившая в мире, где они выросли. Их воспитала злость, позволившая обоим кровью и потом пробивать себе дорогу к будущему: одному – через сопротивление общества, второму – через спортивные состязания. Они объявили слабость главным виновником своего положения. Тот, кто был слаб, тот должен будет измениться, а если он этого не захочет, то тогда… А что тогда?

– Бить его постоянно, пока он не сломается? – как-то философски спросил Макс

– Не со всеми это помогает, – начал размышлять Сева. – Менты могут сколько угодно долго ломать подозреваемых, но среди них некоторые не расколются при любом раскладе, уйдут в отказ и всё. Может быть он и останется инвалидом, но он выйдет на волю, потому что не сломается, и тогда система в его лице получит гораздо более страшного противника, чем он был до того, как оказался у них в лапах.

– Чтобы этого не случилось, ментам следует его убить, – сказал Макс и посмотрел на Севу.

– Менты на это не пойдут, они же законники, закон не позволяет им этого делать, в этом их слабость – они подчиняются правилам. Но мы же с тобой не менты.

– Предлагаешь убивать конченных, не готов к исправлению пехотинцев? – в шутку спросил Макс.

Сева посмотрел на него. На долю секунды их глаза сверкнули ужасающим по своему содержанию блеском, но это длилось только секунду, после чего они засмеялись.

– Ты знаешь, Макс, мусора не всегда такие уж преданные служители закона. В изоляторах и карцерах, СИЗО и обезьянниках частенько находят трупы тех, кто не хотел ломаться. Это реально сложно быть таким несговорчивым и принципиальным рэмбо в кабинете у следователя. Если им нужно получить от тебя признание, они найдут лазейки в твоём сознании или слабые места на теле.

– И что нам с этим делать? – спросил, улыбаясь Макс, нанося удары руками по воздуху.

– Прокачивать людей идейно, – и Сева показал ему пальцем на голову. – Сначала человек ломается здесь, он допускает мысль о том, что его победили. Пока не вскроют черепную коробку – человека им не сломать. Сломав одного человека, по цепочке сломают всех, они в этом спецы. Это их хлеб. Они ломали так власовцев, буржуев, революционеров, декабристов, мятежников и донских казаков. Летопись их жестоких и хитрых методов тянется еще со времен Стёпки Разина.

Тогда это были ещё просто разговоры, но именно с них началась трансформация последующей жизни двух молодых людей.

Первый сон Максима.

– Отворяй ворота! – крикнул бородатый мужик в чёрной рясе.

– Кто такие? – грозно спросил сверху стрелец.

– Богомольцы мы, странники из села Григорове.

– Что вам тут надобно, собаки бродячие?

– Пустите в храм, люди добрые, молитву совершить в честь царя батюшки против треокаянных недругов его, расплодившихся аки вши по земле русской.