Поймай Джорджию

— Вот это избушка, — протянула Васька, разглядывая многоэтажку. Ей немного взгрустнулось. Она, конечно, представляла себе, что Гоша живёт в новом современном доме, но не рассчитывала, что он будет фантастически красивым.

— Держи ключи. Пятнадцатый этаж, квартира…

— Я помню. Может, останешься? — немного испуганно спросила крестница.

— Вась, ты уж реши, зачем ты здесь. Если просто затем, чтобы успокоить свою совесть, то я тебя подожду, и мы поедем вместе. А если тебе этот парень нужен до конца жизни, то иди, девочка моя. Он стоит того, — с грустью сказал Мизинчик, глядя на неё. Он любил её настоящей отцовской любовью, страдал и мучился вместе с ней, с трудом отрывал от себя, но безумно желал ей счастья, а Рохлик — то, что нужно.

— Я без него загибаюсь, — тихо сказала Васька. После суток сумасшедшей гонки и резкой остановки стало страшно. От суточного голодания немного кружилась голова. В глазах мешался невидимый песок. — Но здесь всё такое…

— Не твоё, — подсказал крёстный. — Решай сама. Тебя никто не заставляет.

— Как он?

— Нормально. Не смертельно. У него классная заплатка на боку. Тебе понравится.

— Наверно.

— Всё. Хватит сидеть. Либо идёшь, либо едем домой, — нахмурился Мизинчик. Его маленькая детка дрожала от страха, что само по себе удивительно. Она могла скрутить взрослого мужика в бараний рог при желании, жила одна в доме, а любви боялась. — Вась, Гоша точно понравился бы отцу. Уж я Лазаря хорошо знаю.

— Угу.

— Так. Сейчас чуть сдай назад, я выкачусь. Потом займёшь моё место. Всё детка, поздно поджилками трясти.

Мужчина вышел из машины и перешёл к своему внедорожнику. Никогда бы он не подумал, что отпустит Ваську так далеко, передаст как сокровище другому мужчине. Как никогда ранее он чувствовал себя родным отцом.

«Ты — моя девочка», — улыбнулся он.

Машины поменялись местами, но Васька снова застряла. Мизинчику пришлось чуть повысить голос.

— Вещи в багажнике или ты налегке?

— В багажнике…

Тут Васька поняла, что отступать поздно. Она позволила крёстному проводить её до вахтёра в подъезде и запихнуть в лифт, а потом время для неё остановилось. Мысли куда-то провалились. Она наблюдала за ползущими по табло цифрами и ощущала себя взаперти. Новые запахи немного раздражали. Нет, в подъезде не пахло кошками или кое-чем похуже, но всё равно до ароматов чистого воздуха было далеко. Лифт мягко остановился. Двери бесшумно разъехались в стороны, и Васька сделала шаг в новый мир. На этаже дремала мягкая чистота, было просторно и уютно. Она быстро нашла квартиру и прислушалась к звукам. Ключи в руке звякнули.

— Верхний замок, — шепнула Васька и подобрала ключ, повернула два раза, толкнула дверь. Любимый до боли запах окутал с головы до ног. Сколько ночей она обнимала подушку и заворачивалась в одеяло, чтобы не расставаться с ним, а теперь он витал повсюду. — Ты здесь.

Девушка закрыла дверь на замок, тихонько поставила на пол сумку, сняла обувь. В прихожей царил минимализм. Она улыбнулась, увидев знакомые кроссовки.

«Я дома. Где Гоша, там и дом. Всё просто», — подумала Васька и, крадучись, обошла квартиру, чтобы замереть у закрытой двери в комнату. Едва слышное похрапывание намекало на то, что хозяин спит. Рука повернула ручку, дверь открылась беззвучно. Мягкий свет, заползший из коридора, осветил спальню с большой кроватью королевских размеров. Васька так привыкла к тому, что Гоша спал на раскладушке, что не узнала его, вольготно раскинувшим руки. Она прошла по комнате, провела рукой по комоду и компьютерному столу, улыбнулась спортивным штанам, лежавшим на кресле.

«Гоша. Даже не верится», — всхлипнула Васька, не веря глазам. Одеяло, как всегда, скрутилось и едва прикрывало одну ногу. То ли услышав звук, то ли устав лежать на спине, Гоша попытался повернуться на бок и тут же сморщился, и снова растянулся, прижав руку к левому боку. Васька долго смотрела на него, а потом вышла из комнаты и прикрыла дверь. После долгой дороги хотелось умыться и переодеться. Она достала из сумки спортивные штаны и футболку и скрылась в ванной комнате, где немного опешила от современной действительности, но быстро справилась с душем и вытерлась единственным полотенцем. Спустя некоторое время она появилась в коридоре посвежевшая и даже отдохнувшая. Очень хотелось есть, но рыться в чужом холодильнике не стала. Умыкнула со стола кусочек подсохшего хлеба и вернулась в спальню. Она обошла всю квартиру, но кровать была одна. Раскладушкой хозяин не обзавёлся.

«Мы поменялись местами. Теперь мне негде спать, а я сейчас стоя засну или упаду на пол», — вздохнула Васька и забралась на самый край кровати под одеяло. Эйфория от родного запаха переросла в покой. Она не заметила, как уснула.

Гоша проснулся ближе к утру и подумал, что всё-таки спит. Рядом с ним, уткнувшись ему в плечо лбом, сопела Васька. Он не стал прогонять сон, радуясь, что гостья в нём ощутимо реальная, и можно провести рукой по её густым волосам, выбившимся из резинки на волю, прикоснуться к бледной щеке, почувствовать дыхание на своей коже. Вот оно сбилось. Брови нахмурились, губы напряглись, а реснички задрожали, отпуская слезинки скатываться по щеке.

— Не плачь, — шепнул он, стирая пальцем прозрачные капельки. Его сознание ликовало, тело трепетало. Пусть сон, но до чего волшебный. Пусть не кончается. — Я люблю тебя.

Реснички дёрнулись вверх, веки открылись и… Васька отпрянула в сторону, озираясь по сторонам, а потом замерла и закрыла лицо ладонями.

— Вась, не прячься. Ещё никогда сон не был таким реальным, — прошептал Гоша, со стоном поворачиваясь на бок. Кол стал чуть меньше, но всё ещё чувствительно поворачивался в ране.

— Это не сон, — Васька села в постели, убирая волосы с лица. Уже рассвело и ночное волшебство растаяло. При свете дня к щекам прилип стыд.

— Пусть не сон, всё равно хорошо, — прошептал Гоша, всё ещё думая, что плутает в параллельном мире. — Ты здесь, со мной. Больше ничего не надо. Не исчезай.

Он дотронулся до её руки и сжал ладошку, потянул к своим губам. Васька повернулась к нему лицом и утонула в любящем взгляде голубых глаз. Они сияли.

— Однажды так и будет. Ты и я, вместе, рядом, навсегда, — шепнул он.

— Гоша, это не сон. Я приехала ночью, — сказала девушка.

— Ночью, — Гоша дёрнулся и крепко выругался. Он машинально сжал тонкие пальчики.

— Т-ш-ш, прости. У тебя нет раскладушки, поэтому я… тут, — попробовала объяснить своё присутствие Васька, склоняясь к его лицу.

— Ты тут. Никаких раскладушек. Ты тут. Василиса, — со стоном произнёс Гоша, обхватывая её за шею и прижимая к себе в отчаянном поцелуе.

Васька не возражала и позволяла себя целовать, откликалась неистово, с болью, вкладывая в поцелуй всю любовь, таившуюся в сердце.

— Люблю тебя, — шептал Гоша, чувствуя, как его затягивает в жаркую воронку.

Он забыл про дыру в боку, прижимая к себе девушку. Объятия становились всё более страстными, руки ласкали, забирались под футболку, губы покрывали поцелуями шею. Желание становилось острым, болезненным, но когда Васька задела ладошкой заплатку, то резко остановилась. Кожа на пальцах стала влажной.

— Гоша, — пробормотала она, замерев и подняв руку. Взгляд упёрся в красные разводы.

— Что? — он приоткрыл веки. Затуманенный желанием взгляд ничего не видел кроме Васьки, такой родной и близкой, что всё остальное было неважно.

— Кровь, — уже испуганно прошептала Васька, стремясь разглядеть то, на что наткнулась рука. — У тебя весь бок в крови.

— Пусть. Ты рядом. Пусть льётся, — ответил он, всё ещё не ощущая боли.

— Гош, это мазохизм, — шепнула она, задирая ему футболку, успевшую испачкаться. Большая заплатка вся пропиталась кровью. — Лежи смирно. Сменю повязку.

— Не уходи, — грустно попросил он, пытаясь удержать её рядом. — Не исчезай.

— Аристархов, я не хочу, чтобы ты истёк кровью. Ты мне нужен живым. Я люблю тебя так, что не понимаю, как вообще живу, потому что нет ничего, кроме тебя, — сказала она, глядя ему в глаза. — И если тебя надо изолировать в больницу, то я это сделаю.