Поймай Джорджию

— Вась, я могу и в гараже ночевать, — пробился сквозь толщу воспоминаний тихий голос.

— Что? — нахмурилась девушка, смаргивая мысли. Взгляд упёрся в Гошу, который стоял на верхней ступеньке лестницы с рюкзаком и кейсом в руках. — Всё нормально. Не бери в голову. Раскладушку поставила. Постели себе сам, ладно?

— Уверена? Я вроде не храплю, но утверждать не буду. Вась, здесь у тебя Интернет подключён? Мне поработать надо, — Гоша приподнял руку с кейсом.

— Есть. Сейчас пароль напишу от роутера. У меня безлимит. Сиди, сколько влезет, — она проскакала на одной ноге до кухонного шкафчика и выдвинула ящик. Чуть порывшись, выудила из него клочок бумаги и огрызок карандаша, быстро написала сочетание символов и букв. — Вот держи. Я спать.

Опираясь на предметы, держась за стены, она продолжила передвигаться на одной ноге, пытаясь создать минимальный покой для другой. Стоило чуть потревожить рану, как тут же из глаз сыпались искры от ощущения, будто кто-то рвёт мышцы и кожу и прижигает калёным железом. Гоша смотрел девушке вслед, терзаясь мыслью предложить помощь. Он почему-то уверовал, что женщинам, способным остановить коня на скаку, лучше не подставлять плечо без разрешения. Хотя чуть ранее Васька вроде не возражала против того, что он протащил её через весь огород в гараж. Только тогда она заливала плитку кровью, а сейчас вроде как гордо держала голову. В чём-то он был прав. Васька не терпела, когда вокруг неё суетились, особенно мужчины. Женщин априори рядом не было. Ей всегда хватало поддержки отца. Сейчас он бы точно не стал спрашивать разрешения, а просто взял бы и отнёс, куда надо.

— Спокойной ночи, — пробормотал едва слышно Гоша, терзаясь мыслью, что повёл себя неправильно, но теперь уже дёргаться не имело смысла. Васька скрылась за одной из трёх дверей, окружавших небольшой холл за лестницей.

«Идиот, — фыркнула в голове Джорджия. — Не мужчина. Ты — не мужчина».

— Сам знаю, — нахмурился ещё сильнее Аллигатор и разместился за столом. — Работа. Кого я обманываю? Нет у меня работы. Плюгавая колонка о женских похвалюшках. Это работа?

Изобилуя внутренними монологами, больно ранящими мужское самолюбие, он достал ноутбук из кейса, подключил его к питанию и разобрался с Интернетом. Он оказался высокоскоростным, что добавило каплю мёда в бочку с креозотом. Его вновь ждали письма от редактора:

«На тебя клюнули».

«Задрали. Создай свою почту, чтобы они не писали в редакцию».

«Жду адрес для обратной связи. Перешлю на него весь бред, что потёк рекой».

Гоша усмехнулся и благодушно исполнил пожелание шефа. Ему стало любопытно, кто и что написал, а потому он принял решение оставить мысли Джорджии на утро. Всё равно настроение было безвозвратно потеряно.

«Не мужчина, — неприятное осознание снова клюнуло в темечко. Проклятая Джорджия не унималась. Ей будто доставляло удовольствие изводить Аллигатора и макать головой туда, где темно и страшно. — От тебя никакого толка, кроме как в лифте похваляться не тем, чем надо. И это всё, что ты можешь? Ты — не мужчина. Ты даже не альфа-самец. Ты — никто. Ты ничего не умеешь по жизни, кроме как стучать по клавиатуре и лепить новости. Но и на это теперь табу. Что дальше? С чистого листа? Где? В журналистике ты — ас, правда, сбитый. Во всём остальном — полное ничтожество».

Тяжело вздохнув, он отключил ноутбук и занялся обустройством спального места. Раскладушка оказалась длинной, да к тому же с матрасом. От белья пахло невероятной свежестью, как будто оно сохло под солнышком и колыхалось под ветерком. Постель получилась более чем скромной в сравнении с бескрайней кроватью, но после бессонной ночи Гоша ощущал себя в раю, где окружает благодать, а в мыслях сплошное покаяние.

«Наконец-то, зубы почистил», — улыбнулся он, ставя в пустой стакан новую зубную щётку и тюбик с пастой. Всё было непривычно: голым не поспишь, в трусах по дому не походишь. Постоянно накатывало стеснение. До приезда в деревню последний раз Гоша стеснялся в детском саду, когда приходилось сидеть на горшке в компании с другими детьми. Оглянувшись на дверь, за которой скрылась Васька, он выключил свет, быстро снял футболку, стянул джинсы и носки, сложил всё на стуле и аккуратно присел на раскладушку. Ему казалось, что она вот-вот сложится. А поскольку походная кровать стояла напротив лестницы, то, падая, пришлось бы скатиться по ступеням в гараж. Воображение твердило об опасности. Чуть привыкнув, Гоша прилёг, осторожно вытянул ноги и укрылся одеялом. По телу разлилось блаженство. Он заснул мгновенно и почти сразу по-богатырски захрапел. Вот ведь парадокс: тело не супермена, а храп — как пароходный гудок.

От резкого звука Васька чуть не упала с постели и зацепила больную ногу здоровой. Перед глазами разлетелись яркие звёздочки. Из горла вылетел сдавленный крик, а затем посыпались многочисленные эпитеты, которыми она награждала гостя от души. До утра она так и не заснула. Как только солнечные лучи проскользнули сквозь окно в комнату, Васька села в постели, тихо радуясь, можно заняться полезным делом. Как назло храп прекратился. Впору было снова укладываться. Соблазн потянул голову к подушке, но стоило закрыть глаза, как бесчеловечный раскатистый перелив в очередной раз сотряс стены.

«Гад. Сам спит», — обиженно хлюпнула носом Васька и принялась одеваться. С комбинезоном пришлось проститься. Настало время спортивных штанов и футболки. Как бы ни злилась она на Гошу, но будить его не собиралась. Отец всегда говорил, что гости приходят и уходят, а хозяева остаются. Она попробовала наступить на ногу. Боль была терпимой, если долго не стоять на месте. Васька заглянула в ванную комнату по соседству, где всё было уютно, как в городских квартирах, и привела себя в порядок. Она уже собиралась спускаться, когда на телефон пришло сообщение от Мизинчика:

«Привет, Вась! Кого в дом пустила?»

«Рохлика. Привет, Мизинчик», — написала ответ Васька и хмыкнула. Мизинчик уже давно отошёл от дел, во всяком случае, официально, но продолжал «крышевать» тех, с кем был связан долгие годы. Жить под его крылом мечтали многие, но он ценил многолетнюю дружбу. С отцом Васьки он познакомился в 90-е, которые нынче принято именовать лихими. Один бил «тачки» почти ежедневно, другой восстанавливал. С тех пор Мизинчик не признавал других механиков. Это он подогнал другу «Чайку» и «Alfa Romeo Spider» в убитом состоянии, помог достать запчасти. Когда любимый механик заболел, Мизинчик возил его по лучшим докторам, но те разводили руками. Деньги не помогали.

— Лучше пообещай, что присмотришь за Васькой, — попросил старый друг, отказываясь ехать к очередному Парацельсу за философским камнем и живой водой.

— Обещаю…

Бывший бандюган, а ныне бизнесмен Геннадий Петрович Орлов в родные отцы не стал набиваться, но слово держал и установил над Васькой тотальный контроль. В ход пошёл Федька, вернувшийся из мест не столь отдалённых. За отдельную плату он «стучал» на соседку, зорко наблюдая за тем, как она живёт, с кем общается. Минувшим вечером он доложил о смазливом непутёвом постояльце. История с бензопилой прошла мимо, потому что Федька поправлял здоровье у Колюни. С утра Мизинчик не знал покоя.

«Встречай. Еду», — коротко сообщил он, решив воочию увидеть, что с Васькой всё в порядке.

Девушка не возражала. Она любила, когда приезжал дядя Гена Крокодил. Аллигатор не знал, что в этой заводи водятся свои особи из отряда вторично-водных животных класса пресмыкающихся из клады эузухий, а то бы ни за что не проспал бы его появление. Когда Васька шмыгала мимо, он сладко посапывал, лёжа на животе, свесив руку и ногу. Одеяло валялось на полу, подушка терялась под животом.

«Ты не мог так мило спать ночью, а? Прямо малыш. Уси-пуси. Губёшки оттопырил, разрумянился. Изверг», — едва не высказалась вслух Васька, поднимая одеяло и укрывая «ребёночка». Он не вздрогнул, лишь повернул голову на другую сторону.

Качая головой, девушка осторожно спустилась в гараж. От боли она прикусывала губу и морщила нос. Широкие штаны скрывали повязку, но на хромоту никак не влияли, и естественно Мизинчик уловил сразу всё: и шарканье ножкой, и гримасу боли. Когда он подъехал на своём мощном внедорожнике, фыркнув на всю деревню, Васька сидела на коротком бревне, заменявшем скамейку. Поневоле ей пришлось встать, тут-то дядя Гена и понял, что прикатил вовремя.