Легкие отношения

− Ты никогда не думала вернуться к папе?

− Тысячи раз. Десятки тысяч. Но каждый раз, когда брала телефон в руку, чтобы позвонить ему, я вспоминала все те унижения и оскорбления, на которые Тим был так щедр.

− Он говорил мне, что хотел тебя вернуть и сожалеет о том, что обижал тебя.

− Да, он говорил мне это. И, возможно, он искренен в своих заверениях. Но я пока не готова. Я слишком многое пережила из-за него. Сейчас я успешная художница. Я вновь почувствовала жизнь и свободу. Хочу ли все это бросить? Вряд ли. Если бы твой отец бросил все и приехал сюда ко мне, остался со мной там, где я обрела покой… Что ж, возможно. Но пока дела обстоят так.

− Почему ты говоришь, что своей терпеливостью навредила мне?

Мама посмотрела на меня с сожалением и погладила по руке.

− Потому что из-за нас ты стала такой.

− Какой — такой?

− Женщиной, которая боится серьезных отношений. Ты сама обрекаешь себя на одиночество, хотя могла бы быть счастлива с Морганом.

− О, так теперь ты его защищаешь? — Во мне начинал закипать гнев, смешанный с растерянностью.

− Я его не защищаю. Я защищаю тебя. Всегда. Но я мечтаю о твоем счастье и знаю, что с Морганом ты обретешь его. Если позволишь себе расслабиться и любить. Не жди от него подвоха или оскорблений…

− Он уже оскорбил меня, мам! Он назвал меня шлюхой! Он считает, что меня уже ничего не исправит.

− Мо, я тебе кое-что скажу, только прошу, не злись на меня. Ты позволила ему это. Ты сама столько раз его отталкивала. Ты сама проповедовала свой принцип легких отношений. Он просто очень тебя любит и безумно ревнует. Но он имеет на это право. Ты отдалась ему. Вышла за него замуж. Ты — его женщина.

− Правда? — Из меня прямо таки сочился сарказм. — Никого не напоминает? Тогда почему ты ушла от отца? Он ведь тоже имел право ревновать.

− Милая, у нас была немного другая ситуация. Никогда в жизни я не провоцировала отца. Я всегда была ему верна. Ты же каждый раз давала Моргану понять, что у него на тебя нет эксклюзивных прав. Ты должна остановиться и понять, любишь ли ты его, хочешь ли быть с ним. Готова ли ты отпустить прошлое и двигаться дальше? Забудь нас с отцом, начни жить своей жизнью. Позволь себе быть счастливой.

Теперь слезы текли по моим щекам. Растерянность и страх заполняли мои вены. Но еще там было желание. Отчаянная потребность услышать его голос. Я хотела, чтобы он сказал мне как сильно любит, сожалеет о сказанном и пообещает сделать все возможное ради нашего счастья.

− Что же мне делать? — прошептала я.

− Позволь ему сделать первый шаг. Он должен найти тебя. Прийти к тебе. Извиниться и вернуть тебе чувство безопасности и любви. А до того момента поживи у меня. Я так многое хочу тебе показать в Париже.

Лицо мамы светилось и, несмотря на подавленное настроение, я улыбнулась ее заразительному энтузиазму.

Глава 25

Морган

Я стоял перед зеленой дверью и нерешительно переступал с ноги на ногу. Я знал, что за ней скрывается мое будущее. Настоящее и даже прошлое. У меня потели ладони, а чертов галстук не давал свободно вздохнуть. Или это был ком в пересохшем горле. К черту все! Я должен был сделать этот шаг и, наконец, обрести покой. Если, конечно, у меня еще был такой шанс.

Я нажал на дверной звонок и стоял, прислушиваясь к торопливым шагам по ту сторону двери. Как только она распахнулась, я опешил. Передо мной стояла Моника… только старше лет на двадцать. Моя жена была точной копией своей мамы. Небольшие отличия в фигуре — это все, чем они разнились. Еще цветом и длиной волос, но это было несущественно. Если не считать морщинок на лице Присциллы, их с Мо можно было бы принять за близнецов.

− Полагаю, ты Морган? — спросила она, улыбнувшись.

− Мгм, да, это я, миссис Грейнджер.

− Ох, брось формальности. — Она махнула рукой. — Мы же родственники. Для тебя я Прис.

Она решительно подошла ко мне и расцеловала в обе щеки.

− Я рада, что ты приехал наконец. Проходи.

Я зашел в просторную светлую квартиру-студию и осматривал ее не в попытке полюбоваться интерьером. Я искал знакомое и такое родное лицо своей любимой женщины.

− Ее нет дома. — Прис с интересом рассматривала меня, склонив голову набок. — Но скоро должна вернуться. Полагаю, эти цветы нам? — Она указала на два букета, которые я держал в руках.

− Ох, да. Простите, я сегодня сам не свой.

− Тебя можно понять. — Она подмигнула и забрала из моих рук цветы.

Прис прошла в кухонную зону, позвав меня с собой. Указав на барный стул, она предложила мне присесть. Моим трясущимся ногам понравилось это. Когда я успел превратиться в киску? Мама Моники быстро поставила цветы в вазу и включила кофеварку.

− Кофе?

− Да, пожалуйста.

Приготовив напиток в тишине, она поставила перед нами две чашки и села напротив.

− Что ж, должна тебе кое в чем признаться. Моника не знает о…

На полуслове ее оборвал звук открывающегося дверного замка, а потом из прихожей послышался голос, который взбудоражил все мои нервные окончания.

− Мам, я не нашла эту непонятную траву. — Потом послышался грохот от обуви, которую Мо, похоже, бросала в прихожей. — Сама купи. Надо мной, наверное, весь рынок смеялся. Но я купила…

Ее речь оборвалась, как только голос стал громче. Я понял, что она вошла в гостиную и увидела меня. Я боялся повернуться. Мне было страшно увидеть ее реакцию на меня. Страшно, что она отвергнет меня и я уеду домой без нее. Я сглотнул новый ком в горле и резко повернулся, когда услышал грохот падающих на пол сумок с покупками.

− Какого…

− … твоем приезде, − наконец закончила свою речь Прис.

Я поднялся и на нетвердых ногах пошел к своей жене. Она была прекраснее, чем когда-либо. Одетая в легкое летнее платье, босиком, она напоминала мне прекрасный образ с картин ее матери. Прис Вудс была женщиной незаурядных талантов. Каждая ее картина была воплощением целой гаммы человеческих чувств. Когда я узнал, что мать Моники знаменитая художница, я перерыл весь интернет в поисках художницы с именем Присцилла Грейнджер, но поиск не дал результатов. Пока оттаявшая после моих бесконечных страданий Роуз не сказала, что ее мама работает под псевдонимом. Тогда я и разыскал Прис, а заодно и ее дочь.

Я вплотную подошел к Монике, которая смотрела на меня, не моргая. Она застыла, словно статуя. Прекрасная античная статуя. Я не мог отвести от нее взгляда. Эти два месяца были пыткой для меня. Я много переосмыслил. Понял, что для меня в этом мире нет никого важнее моей жены. Я готов был попрощаться со своим желанием стать отцом и запереть Мо дома. Господи, да я готов был даже стать ее пожизненным рабом, лишь бы она находилась рядом.

− Детка, − прохрипел я. Она молчала и продолжала смотреть на меня.

Где-то на заднем фоне, сквозь рев крови в ушах я услышал нерешительные слова Прис:

− На этом моменте я удаляюсь. Пойду искать нужную мне приправу.

Мы с Мо ничего не видели и не слышали. Я очнулся только тогда, когда входная дверь со щелчком закрылась. Я поднял руку и провел ладонью по щеке Моники. Ее глаза непроизвольно закрылись и она слегка подалась ко мне, приветствуя ласку. Я выдохнул с облегчением — она не оттолкнула меня. Я прижался к ее лбу своим и тоже прикрыл глаза. Вокруг нас время словно остановилось. Весь тот беспорядок, который мы учинили, отошел на второй план. Все страхи, сомнения и сожаления просто испарились. Остались только мы вдвоем. Против всего мира.

− Я так люблю тебя. Я так соскучился, до боли в сердце, − прошептал я, не открывая глаз.

Моника порывисто вздохнула и я посмотрел на нее. Меня встретил взгляд бездонных голубых океанов, в которых застыли слезы.

− Я должен извиниться… нет, умолять о прощении. Чертова ревность и страх потерять тебя сделали из меня невротика. Я не мог спокойно спать, без конца и края придумывал себе страшный исход наших отношений. Моя больная голова постоянно рисовала себе картинки того, как ты спишь с другими мужчинами и я…