Страница 122 из 136
— Как видишь, слово не сдержал, — улыбнулся я, продолжая печатать. Слова возникали в голове, как будто кто-то их мне туда не успевал вкладывать.
— Ты даже ужин не приготовил, — донесся разочарованный возглас жены уже из столовой.
Мысленно чертыхнувшись, я встал и отправился туда же.
— Милая, у меня все готово, надо только приложить усилия и все разогреть, — сообщил я.
— Ох, я так устала, сегодня был беспокойный день, — сообщила жена.
Я улыбнулся, у моей жены каждый день был беспокойный. Но если ты выбрала такую профессию, будь к ней готова.
Вслух я благоразумно этого не сказал, к сожалению, обсуждать с Эмели смерть Брежнева и последующие пертурбации в Советском Союзе тоже не имело смысла. Это были не её проблемы. Вот если бы я сейчас поговорил с ней о лечении ребенка с врожденной тетрадой Фалло, меня бы выслушали с пониманием.
— Ладно, книга от меня не убежит, — подумал я и начал разогревать ужин, приготовленный не мной. Слава, так звали нашу кухарку и домработницу, приготовившую его, уже ушла домой. Объемная добродушная хорватка сорока лет предпочитала отзываться на имя Лаура, видимо, имя Слава казалось ей чересчур провинциальным. Я относился к этому спокойно, понимая, что у каждого в голове свои тараканы, а Эмели даже не подозревала, что Лаура на самом деле банальная Слава.
— Милый, ты решил продолжить книгу о волшебнике из Кируны, — спросила жена, работая вилкой.
— Нет, я пишу книгу о будущем Советского Союза, — ответил я.
— Понятно, — раздался разочарованный возглас. — Я наверно такую книгу читать не буду.
— Конечно, не будешь, — мысленно ухмыльнулся я. — Не для тебя и пишу. Читай, любимая, женские романы, там есть все, что нужно женщине. Романтичные пираты, жестокие, но щедрые, любовь под пальмами, богатые, неутомимые мачо с большими членами, измены, бриллианты, подвенечное платье и фата.
Конечно, есть читательницы с иным мировоззрением, но их намного меньше, чем поклонниц женских романов. Но вряд ли я смог с одной из таких женщин создать семью.
На этом обсуждение новой книги завершилось. После ужина Эмели поинтересовалась, когда я собираюсь лечь в кровать. Узнав, что до этого момента еще далеко, она зевнула и отправилась в душ, сообщив, что после него сразу будет готовиться ко сну.
Я же быстро переместился в свой кабинет и снова застучал по клавишам.
Видимо, я делал именно то, что нужно, потому что мысли в моей голове легко ложились на бумагу, как будто сама Муза командовала ими.
Просидел я за машинкой до трех ночи, и только мочевой пузырь, напомнивший о себе, заставил взглянуть на часы.
— Однако вот это называется, расписался, — подумал я, глядя на аккуратную стопку листов, лежащую на столе.
— Так, на чем я закончил? Ага, на смерти Черненко. — сказал сам себе, перебирая листы. Рука потянулась к заточенному карандашу, сделать правку, но усилием воли остановил её.
— Ложись спать, писатель, — приказал я себе и направился в спальню, где уже давно спала жена.
В последующие два месяца свободного времени у меня практически не оставалось. В кабинете, куда на это время был запрещен доступ Лауре, стопками лежали советские газеты и журналы, из которых приходилось черпать информацию, читая между строк.
Эмели с трудом уговорила меня в декабре съездить в Умео, чтобы встретить Рождество вместе с семьей отца. Тем более что нас там ждал с подарками семилетний Клеменс, сводный брат Эмели.
От последнего довода отвертеться, не удалось, пришлось собираться и ехать праздновать. Я прекрасно знал, что мой юный шурин с нетерпением ждет нашего приезда.
Чуть ли не с порога, когда Магнус поинтересовался, как мы поживаем, Эмели с возмущением выложила ему, что муж в последнее время вообще не обращает на неё внимания, все вечера, просиживая в кабинете и печатая всякую ерунду.
Магнус, отнесся к словам дочери без особого внимания, а уже после того, как мы остались с ним вдвоем, спросил:
— Алекс, может, расскажешь, что за книгу ты пишешь? Это будет, как всегда блокбастер?
Я вздохнул.
— Магнус, не знаю, очень сложно определить какое произведение станет читаемым. В нём должно сложиться сразу несколько факторов. Не хочу быть банальным, но в первую очередь содержание должно отвечать потребностям активной читающей части общества. Литературные критики первыми знакомящиеся с новыми произведениями иногда попадают впросак, когда начинают их ругать, а в итоге вынуждены, потом оправдываться, когда эти произведения публика сметает с прилавков.
Эрикссон ехидно усмехнулся.
— Это ты так тонко намекаешь, что твою новую книгу критики разнесут в пух и прах?
Я снова вздохнул.
Возможно, так и случится. Но художественная сторона этой книги для меня не главное. Это больше роман-предупреждение.
— И кого же ты предупреждаешь? — поинтересовался тесть.
— Руководство Советского Союза.
Магнус нахмурился.
— Алекс, не связывался бы ты с политикой. Зачем тебе эти проблемы. За эти годы ты получил несколько престижных премий, как лучший писатель — фантаст Швеции, твоими книгами зачитываются сотни тысяч читателей. Ты имеешь возможность материально помогать родным, оставшимся за железным занавесом. Подумай лучше о них, прежде чем публиковать свою книгу. Как это отразится на их жизни. Так понимаю, ты выскажешь в книге без прикрас свое мнение о руководстве страны, а оно в ответ отыграется на твоих родственниках.
— Не думаю, что такое возможно. Тем более, что никаких военных тайн страны я не раскрою потому что просто их не знаю. А напишу, что, по-моему, мнению ожидает Советскую страну в ближайшие двадцать лет.
Тесть пренебрежительно махнул рукой.
— Мне кажется, ты зря стараешься. На этой ниве так много политологов и предсказателей, что твоя книга вряд ли будет пользоваться успехом.
Я расхохотался.
— Магнус, а на ниве фантастической литературы писателей в десять раз больше чем политологов, тем не менее, я там занял, как ты только что сам признался, достойное место. Отчего бы мне не занять достойное место среди предсказателей?