Страница 9 из 13
– Как будто сквозь землю провалился! – шепеляво подтвердил Мульт.
– Хочешь, я и тебя зарою? – Гаспар злобно заглянул в глаза болтливого недоумка. – Вот ты и будешь сидеть и пасти Колюню – если узнаю, что прозевал его, – отправлю на корм рыбам. Ты, – Гаспар обратился к Пончу, – останешься. Есть дело к тебе.
Понч согласно кивнул.
– Чего притащились ко мне? Идите снова на квартиру и ждите, пока не появится. Как войдет в подъезд – быстро за ним, скрутите и тащите сюда.
– А если будет брыкаться? – спросил Гампр.
– Проведите хорошую разъяснительную беседу, – улыбнувшись своей страшной улыбкой, проговорил Гаспар. – Пусть знает, что он очень меня расстроил.
– А Гаспара расстраивать нельзя, – заметил Понч.
– Постараемся сделать всё в лучшем виде, – произнесли толстолобы и вышли из дома.
Бестолочи и разгильдяи, работающие на Гаспара, сели в машину и завели мотор. «Почему в любимчиках всегда ходит Понч?» – подумалось Гампру, и он хмыкнул.
– Что? – спросил Мульт.
– Знаешь, что меня бесит? Что такого делает Гаспару Понч, что он всегда ходит в любимчиках?
– В тебе что, ревность заиграла? – засмеялся Мульт.
– Меня часто тревожит один и тот же вопрос, Мульт, – задумчиво сказал Гампр.
– И какой же?
– Как можно вылечить твой смех!
– Лечение моего смеха – твое молчание! – в этот раз Мульт закатился ликующим хохотом.
– Поехали, Мультяшка, видимо, это неизлечимо, – смиренно пробормотал Гампр.
Машина толстолобов вырулила на дорогу. Слившись с потоком других автомобилей, она покатила к тому дому, где временно проживал Николай. Остановившись у «забегаловки», амбалы купили себе по пирожку, бутылку сладкой воды и пачку сигарет – предстояло долгое дежурство.
«Нива» припарковалась недалеко от дома Николая, подальше от подъезда, чтобы не привлекать внимания ни бабушек, сидящих на скамье, ни детей, играющих во дворе. Наверняка тут все друг друга знают. К тому же поставь они машину на видном месте – Николай сразу их заметит и даст деру. Нет, конечно, толстолобы хоть и глупы, но не настолько.
В то же время Гаспар достал из серванта бутылку коньяка и два стакана. Плеснул себе и Пончу. Предложил ему сигарету.
– Понч, я дам тебе кое-что – ты должен отнести это одному человеку.
– Конечно, – ответил Понч, – слушаю тебя, Гаспар.
– Тридцать тысяч. Отдашь их Лёве лично в руки, – раздраженно сказал Гаспар после выпитого бокала. На клочке бумаги он написал адрес дома, где Левон периодически «залегал на дно».
Понч тоже выпил, оставив немного на донышке.
– Допивай, еще налью.
Гаспар положил три конверта перед Пончем: тот молча притянул их к себе, откинувшись на кресле.
– Иди, братанчик, – Гаспар прервал затянувшееся молчание. – Надо эту кашу как-то расхлебывать, раз ввязались.
Понч не совсем понимал, о чем речь, но, может, оно и к лучшему. Гаспар себя успокаивал мыслью о том, что терял суммы и побольше, чем тридцать тысяч.
– Гаспар, дашь мне несколько выходных дней? – Понч, воспользовавшись моментом, спросил с надеждой на положительный ответ. – По семейным делам нужно съездить, – неуверенно добавил он, заметив недовольный взгляд воротилы.
– Хорошо… – неохотно согласился Гаспар.
***
15. Проводы. Дом Феликса, г. Ленинакан, 16 мая
Николай, проснувшись, потянулся и подумал: «Жив-здоров, сыт, кров над головой есть. О чем еще думать?»
Маша металась по дому, словно бабочка в закрытой банке: собирала сумку мужа.
– Так, носки есть… Брюки есть… – перечисляла она и провожала взглядом вещи, отправляющиеся на дно спортивной сумки.
Девочки в этот день в школу не пошли. Остались провожать папу. На какое-то мгновение Маша загрустила, заплакала – трудно было отпускать любимого мужа далеко и немного страшно оставаться одной с детьми.
– Маш, ты чего? – Феликс увидел слезы на глазах жены.
– Расставание – всегда печаль, – с грустью пролепетала Маша.
«И на кой я согласился ехать с ним в Москву? – подумал Феликс. – Поздно отказываться, а жаль. Ни за что бы не оставил ее, маленькую и хрупкую мою девочку…»
Радио болтало без умолку, но голоса и смех дочек перебивали его. Эти неугомонные, шумные и озорные малышки разбавляли грусть родителей, наполняли дом жизнью и счастьем.
– Пап, смотри, какие у нас цыганочки! – радовались девочки, держа в руках красивейших куколок.
– Нанэ цоха, нанэ гад… – в комнате появился Николай, напевая песню из фильма «Табор уходит в небо». Най-на-на… Маш, – Николай увидел на полу сумку, – не собирай Феликса, мы полетим без вещей.
– Как это? – вскрикнула Маша. – Я вам еще еды в дорогу положу, и сейчас перед выездом покушаете. Не полетите же голодными.
Николай не стал спорить и спустя несколько минут уже сидел за обеденным столом.
– Ты чего не ешь, братик? – поинтересовался у Феликса.
– Неохота… – признался тот, крутя вилку в пальцах. – Нет настроения…
У калитки долго прощался с женой и доченьками.
– Я отойду, – сухо бросил Николай и закурил: он не любил, не понимал прощания, женских слез, грусти и объятий. Его никогда и никто не провожал, не встречал – в бесконечной свободе Николая всё же было что-то, что заставляло его ежиться.
– Удачно тебе добраться, – неустанно приговаривала Маша, – пусть всё сложится хорошо. Хоть бы не обманули.
– Всё будет хорошо, я же не один. Ну чего ты хнычешь?
– Волнуюсь. Это же Москва.
– Мы не пропадем, Машенька. Я скоро вернусь, обещаю! Не хандри!
– Ну все, идите.
Феликс еще раз поцеловал жену и вышел за калитку.
– Индеец! Как поедем – на коне или на автобусе?
– На автобусе, – вяло произнес Феликс.
Они пошли в сторону остановки. Автобус до аэропорта должен был прийти с минуты на минуту. Едкий дым и копоть от машин душили. Николай, засунув руки в карманы, насвистывал песню. Думал о том, как он, хорошо одетый, зайдет в самый дорогой ресторан – в «Прагу» или «Украину» с видом на Москва-реку, закажет там фирменное блюдо и непременно салат «Столичный». А потом в «Арагви» выпьет в компании брата вкусного и крепкого грузинского вина.
***
16. Переманка. Дом Левона, г. Ереван, 16 мая
Левон сидел в кресле-качалке и посматривал на томящийся шашлык. За воротами послышались шорохи. Он махнул рукой тому, кто жарил мясо, мол, сходи проверь, кто притащился. Настроение у бандита было хорошее, как и аппетит.
Понч предстал перед глазами местного главаря.
– А! Толстячок Гаспара! Здравствуй-здравствуй! – обрадовался Левон. – Принес?
– Принес… – боязливо ответил Понч. Учуяв аромат мяса, он облизнулся – в животе предательски заурчало.
– Есть хочешь? – верно подметил Левон, крутя на своей шее золотую цепочку.
Понч кивнул.
Левон указал пальцем на стул, чтобы тот присел.
– Бери тарелку, – распорядился хозяин дома, вытирая руки.
– Спасибо… – заикаясь, произнес толстяк.
– Гаспар мне однажды говорил, что ты у него главный и самый смелый малый. Чего сейчас-то дергаешься? Не бойся. Ты мне лучше скажи, Гаспар тебя не обижает?
– Нет. Всё хорошо.
– А сколько платит?
– Если честно, то не знаю… Не помню… – поднатужив память, выговорил толстолоб.
– Ты мне нравишься, братишка, – ухмыльнулся Левон. – Славный ты малый, Понч. Послушай меня сейчас внимательно: я предлагаю тебе работу: сколько бы ни платил тебе Гаспар – я заплачу больше. Пока ничего не отвечай. Дам тебе время подумать. Потом придешь ко мне и скажешь о своем решении. Не обижу. Давай сюда то, с чем пожаловал ко мне.
Понч стукнул себя по лбу и, извинившись, дрожащими руками протянул ему три конверта, в которых лежало по десять тысяч рублей. Левон, не пересчитывая, отложил деньги в сторону.
– Но учти: я умею спрашивать с людей, которые много болтают не по теме, – жуя мясо, добавил Левон. – На меня работали такие, которые не держали язык за зубами, – теперь у них нет языка и нет зубов, братишка. И еще пара – покойнички. Их даже никто не искал. Эх, хорошие были ребята.