Страница 22 из 117
Она продолжила:
— Раньше мы вели ночной образ жизни. Вот так и поползли эти слухи.
— О, — сказала я, просто чтобы что-то сказать.
В этом был смысл. На самом деле все это имело смысл, что немного разочаровывало. Я бы предпочла, чтобы дело касалось темной магии или чего-то зловещего, зла. Это дало бы мне еще одну причину добавить в мое хранилище «Почему я ненавижу Люсьена».
— Итак, очевидно, теперь ты не ночной житель, — заметила я.
— Некоторые все еще придерживаются старых обычаев. — Она наклонилась и усмехнулась. — Лично я никогда не просыпаюсь по крайней мере до полудня. — Мы слышали, как мужчины вернулись. Она оглянулась через плечо на дверь, потом на меня и спросила: — Что это за коробки?
— Похоже, Люсьен переезжает, — ответила я, не в силах скрыть свое отвращение к этой идее.
Она снова оглянулась через плечо на дверь и снова пробормотала себе под нос:
— Он точно не теряет времени зря.
— Не теряет времени на что? — Спросила я.
Она оглянулась на меня и ответила:
— Пусть Люсьен тебе сам все объяснит.
Я покачала головой.
— Стефани, не сочти за неуважение, но я бы предпочла, чтобы объяснила ты.
Ее глаза смягчились, и она тихо сказала:
— Я так понимаю, что между вами двумя не все хорошо.
— Да, — мгновенно ответила я.
— Разве он не кормился? — спросила она немного недоверчиво.
— Ага. Кормился, — поделилась я. — Но все вышло из-под контроля, и он забыл меня обезболить, — я махнула рукой в воздухе, — или что-то в этом роде.
Я наблюдала, как ее лицо закрылось, и поняла, что она хотела скрыть свою реакцию от меня.
Затем она схватила меня за руку и прошептала голосом полным сострадания:
— О, дорогая.
От ее слов и тона, которым она произнесла эти слова, мне захотелось плакать. У меня выступили слезы. Она понимала, несмотря на то, что была на другой стороне, понимала мою позицию жертвы. Было приятно сидеть напротив кого-то, хотя ее едва знала, кто понимал тебя.
Но я не плакала. Почувствовала, как навернулись слезы, но сдержалась. Это отняло у меня много сил, но у меня получилось чертовски хорошо.
Она наблюдала за моей борьбой и, когда я вышла победителем, крепко сжала мою руку.
— Тебе нужно выпить, — заявила она, убирая руку.
Я решила, что это отличная идея. Затем вспомнила, почему это может быть не очень хорошей идеей.
— Люсьен сказал, что сегодня вечером он снова будет кормиться.
Она встала и потянула меня за собой.
— Хорошо. Ему на пользу, если в его организм попадет немного твоего алкоголя, — с чувством прокомментировала она и наклонилась ко мне, выводя из комнаты. — Кормление от пьяного, — она притворно вздрогнула, — на вкус напоминает дерьмо.
Узнав об этом, мне еще больше понравился ее план.
Мы со Стефани повисли на стульях вокруг огромного бара, отделявшем огромную кухню от уголка для завтрака и удобной кухни-гостиной. Да, у меня была удобная кухня-гостиная с большим мягким диваном, привлекательным низким журнальным столиком и гигантским круглым кресло-мешок, в котором могли поместиться двое изящных взрослых. Кому все это нужно? У меня уже была гостиная и семейная комната, ради всего святого!
Стефани и я выпили больше, чем положено, водки с мартини под пристальным и укоризненным (могу добавить) взглядом Эдвины, когда произошло следующее.
Прибыли еще коробки.
Это были не картонные коробки с одеждой Люсьена. Это были блестящие черные коробки всех форм и размеров, каждая из которых была перевязана кроваво-красным шелковым бантом.
В ту же минуту, как только Стефани увидела курьера, несущего гору коробок, она закричала:
— Ура! Люсьен прошелся по магазинам.
Эта новость меня не обрадовала.
— О, моя дорогая. Ты можешь ходить не в настроении, но ты должна была как-то порадовать его, — произнесла Эдвина, потеряв свой суровый взгляд и надев сияющую улыбку. Она следовала за курьером номер два.
Я проигнорировала Эдвину, пока наблюдала за Стефани, роющейся с самозабвением в коробке, количество которых немного пугало.
Он сказал, что принесут посылку. Это значит пакет.
Неужели он думает, что я надену все это сразу?
Стефани вытащила сверкающий материал, развернула его, а затем разгладила спереди.
— Потрясающе. Иди сюда, Лия, примерь это, — потребовала она.
Я посмотрела на предмет в ее руках.
Она была права. Оно было потрясающе. Оно было самая изысканная вещь, которую я когда-либо видела.
Вечернее платье из черного матового шелка на бретельках и открытой спиной, со струящейся юбкой с разрезом спереди на атласной цвета баклажана подкладке.
Снова вошли оба курьера, каждый с очередной башней из коробок.
— Еще? — прошептала я.
Стефани не слышала меня или проигнорировала скорее всего, она явно была на задании.
— Иди сюда, Лия. Сначала примерь это, — она трясла передо мной черным платьем, — потом это. — Она взяла что-то похожее на юбку кремового цвета с бледно-голубой подкладкой в складку.
Я соскользнула со стула и пьяно заковыляла в уютную кухню-гостиную.
Я дотронулась до черного платья. Ткань была великолепной.
Стефани отпустила платье, желая переключить свое внимание на другую коробку, я поймала его, прежде чем оно упало на пол.
Я держала платье перед собой.
Я действительно хотела насладиться им. Действительно, на самом деле хотела. Но вместо наслаждения, я чувствовала себя еще более пойманной в ловушку, более подавленной, более принадлежащей ему.
Люсьен решил нарядить свою «зверушку». А я была его домашним животным.
Это заставило меня почувствовать себя грязной.
— С какой стати ему покупать мне все эти вещи? Я никогда их не надену, — пробормотала я или, лучше сказать, невнятно произнесла. Мы выпили много мартини.
Стефани прекратила свою радостную деятельность, рыться в коробках, и посмотрела на меня.
— Что значит, ты никогда не наденешь?
— Я живу в доме у черта на куличках. Моя работа — болтаться поблизости, пока вампир не захочет кормиться от меня.
Стефани выпрямилась и поймала мой взгляд.
— Да, это часть твоей работы. Другая часть твоей работы — сопровождать, если он захочет тебя показать другим. В оперу, например. Или на званый ужин. Или на Пир.
Боже, я надеялась, что Люсьену не нравится опера. Я ненавидела оперу, она была отстойной.
Я решила зацепиться за то, что она сказала, о чем раньше упоминал Люсьен.
— На Пир?
Она кивнула.
— На Пир. Некоторые вампиры водят своих наложниц на Пир. Я не вожу, но знаю, что иногда Люсьен водит.
— Что такое Пир? — спросила я, и Эдвина издала тихий писк, и мы со Стефани посмотрели на нее.
— Ты не одобряешь? — спросила Стефани, не угрожающе, а с любопытством.
— Не тому, что он водит туда своих девочек, нет, — тихо ответила Эдвина, затем начала собирать выброшенные салфетки, ленты и коробки. — Но там может стать опасно.
— Что такое Пир? — снова спросила я, но Стефани все еще изучающе рассматривала Эдвину.
— Люсьен никогда бы не позволил, чтобы что-то случилось с одной из его наложниц.
— Я знаю, — ответила Эдвина и выпрямилась. — Просто... — она колебалась, переводя взгляд с одной на другую, потом произнесла: — Мои девочки — хорошие девочки.
Это заинтриговало меня еще больше, поэтому я спросила, на этот раз громче:
— Что такое Пир?
— Возможно, ей понадобится еще один мартини, — пробормотала Эдвина, бросила барахло и направилась к шейкеру для мартини.
Мое любопытство по поводу Пира испарилось и на смену пришло беспокойство. Настолько обеспокоена, что я плюхнулась на мягкий диван среди горы папиросной бумаги, когда двое курьеров добавили к этому изобилию еще две башни из коробок.
Стефани плюхнулась рядом со мной, а Эдвина принесла нам свежий мартини.
Затем Стефани объяснила.
— Вампиры могут питаться в двух местах: от своих наложниц и любого смертного, который посещает Пир. Вот. Таков закон.