Страница 78 из 106
— Да, пушки у них были и в самом начале. Но тогда они рассчитывали уладить вопрос тихо, моей вербовкой. Теперь парочка в жутком цейтноте, они раздражены и злы. Их больше поджимает даже не российский корабль, а, скорее всего, собственное начальство. Сами понимаете, если до прибытия наших у британцев не удастся подписать аннексию Киенны, получится конфуз. Может случиться стрельба.
Хорхе удовлетворенно отметил про себя это «наших». Стало быть, Сергей окончательно включил в «наших» Россию, англичане теперь — «они». Но еще в большей степени для Левашова понятие «мы» обозначает обитателей Геи, особенно, естественно, Флоранс. Из-за нее у Сержа горит изнутри, и он может наломать дров.
«По-хорошему, его бы отослать — на станцию, например, где ему полагается коротать годы в ранге куратора, — прикинул Хорхе. — Но никак нельзя. В самый ответственный момент должен быть во дворце».
Понимая, что гладит товарища против шерсти, канцлер предупредил:
— Партия де Тревейна точно также заинтересована не ложиться под англичан, хоть пока даже не знает о проблеме. Если сын герцога женится на Флоранс, нам необходимо заручиться дружбой с ними. У них самое крупное герцогство в империи, самая мощная армия после коронной, там же рудники и, насколько позволила узнать разведка с орбиты, большие запасы цветных металлов. Не задирайся с герцогенышем.
— Постараюсь, — ответил Сергей безо всякой уверенности в голосе.
Сдерживая обещание, на приеме он стремился держаться подальше от герцогской свиты и больше приглядывал за де Моайлем. Много шума наделал еще один претендент в заговорщики из списка Сергея, граф де Туа. Тот говорил громко, нарочито, все время требовал вина, в его бочковидную утробу вмещалось анекдотическое количество алкоголя. Вино делало графа еще более болтливым, и Сергей убедился — Флоранс, безусловно, права, неопрятный толстяк не представляет угрозы.
Флоранс…
До возвращения в Киенну он гнал от себя мысль, что все может закончиться. Не верил очевидному, когда принцесса разложила по полочкам, почему считает его обманщиком и подлецом. Теперь ее предстоящее замужество, а как ни крути — императорская семья скорее всего примет предложение, окончательно добило.
У Флоранс было на месяц с лишним больше, чтобы приучить себя к мысли, что они теперь не вместе, и это навсегда. Тем не менее, тот разговор среди комков собачьей шерсти дался ей нелегко.
Она и сейчас страдает, пухлые губки стали еще чуть больше от постоянных закусываний, на Гее нет витаминной смягчающей помады. Глаза — вечно покрасневшие, бирюза сияет как бриллиант, они влажные от слез.
Но слезы бывают разные — от любви, от ненависти и от злости. А потом глаза высыхают и становятся равнодушными. Значит, внутренний костер перегорел, не осталось даже золы, воспоминания заперты в архиве.
К шести вечера, когда ожидалось представление, Сергей весь извелся. Пока сбывался прогноз Хорхе — на дне рождения принца ничего не произойдет. Если бы что-то, требующее немедленного действия, случилось, стало бы легче.
В том же зале, где давали «Ромео и Джульетта», публики набилось еще больше, преимущественно приезжие вельможи со свитой. Флоранс заняла место подле императора, Эдуард, видимо, ошивался за кулисами.
Сергей примостился за ними, у колонны рядом с собой поставил Рея в накинутом монашеском балахоне. Смотрелся тот не очень к месту, так как церковь относилась неодобрительно к лицедейству и одобряла только библейские истории, например — про волхвов и Вифлеемскую звезду.
— Как хоть называется спектакль? — шепнул лже-монах.
— Понятия не имею. Эдуард заявил, что поставит нечто сугубо местное, а не всяких там шекспиров. Режиссировал сам.
— На ярмарках у нас, если балаганные шуты халтурят, в них кидают яйцо, коль найдется — тухлое. Может, пока не началось, сбегать за яйцом?
— Имей уважение, маркиз! Люди старались как умели. Посмотрим, что получится. Если во всех стихоплетов, кто пишет хуже тебя, швырять яйцом, жрать будет нечего.
Заглушая последние слова Сергея, зазвучали трубы. Погасла часть масляных ламп, освещавших зал. Занавес разъехался в стороны, к рампе вышла Джанет, разодетая во столь пестрое и нелепое, что Сергей узнал ее, только года девушка заговорила.
— Любви все возрасты покорны, ну, а корысти — все века. Пьеса «Герцог и дикие обезьяны», господа!
По мере развития действия, а это была лирическая комедия, Сергей чувствовал, что отдельные сюжетные ходы ему смутно знакомы. Двое сыновей герцога решили жениться на дочерях вассалов-баронов, их отец был категорически против мезальянса. Чтобы отвлечь герцога, хитрые детишки наняли актрису, изображающую очень богатую вдову, а финансовые дела в герцогстве трещали по швам. Вдова рекомендовалась, как «донна Роза из Бразилии», герцог в надежде на выгодную партию ухлестывал за ней со словами: «Я старый солдат, донна Роза, и не знаю слов любви».
— Могло быть хуже, — шепнул Рей. — Неужели Эдуард сам сочинил?
— Нет. Я вспомнил, учил что-то похожее на занятиях по старинной британской литературе. Пьеса «Тетушка Чарли» Брэндона Томаса, девятнадцатый век Земли. Правда, сильно переделана.
Лиризму постановке придавали длинные, пронзительные вирши Ансельма Безродного, персонажи признавались в любовных чувствах избранницам исключительно в поэтической форме.
Сергей постоянно ловил себя на мысли, что вместо слежения за заговорщиками просто таращится на сцену. Представить, что во время спектакля кто-то затевает переворот, было невозможно. Вельможи громко смеялись каждой шутке, пусть даже не слишком изысканной, дамы всхлипывали и порой немножко рыдали в сценах, где после ансельмового стиха и самых нежных признаний влюбленным приходилось расставаться без надежды встретиться вновь… А там — лучше принять кинжал в сердце, нежели жить без любви.
Но, конечно, наибольший успех достался косноязычному признанию герцога:
Готов любить вас вечно, донна Роза,
И всех бразильских диких обезьян.
Вы — моя сочная мимоза,
Навеки ваш, я сердцем вам отдан.