Страница 28 из 31
- Пей, не бойся. Это - шорк. Здесь только хмельной мёд, травы, ягоды и пряности.
Я боялась не шорка, а того, что выпив его, расслаблюсь и потеряю контроль. А вот от еды я бы не отказалась. Чего здесь только не было: жареная и варёная птица, тушёное в густой подливе мясо, печёная с овощами рыба, пироги, блины, ягоды, орехи, соусы... И не будь здесь так много народу, буквально заглядывающего мне в рот, я бы перепробовала все блюда. А так пришлось довольствоваться тем, что положил мне на тарелку муж.
Видимо, памятуя о том, что я требовала у него в Тери-Ра пироги, он собрал для меня целое ассорти с разными начинками и водрузил его передо мной высокой горкой. А пока я на неё хмуро пялилась, с места поднялся статный пожилой кайген.
- Свет и добро твоему халле, оэн. Здравия тебе и твоей манне! - торжественно произнёс он, глядя на нас. - Говорят, что в хорошем супружестве муж - голова, а жена - сердце. Я желаю, чтобы в вашей семье голова не заставляла страдать сердце, а сердце не вынуждало голову болеть. Принимаю твою манну, как часть клана, клянусь почитать и уважать.
Мужчина отсалютовал нам чашей с шорком и, отпив из неё, снова присел на скамью.
- Пей, - толкнул меня под столом ногой муж, и я вздрогнула, вцепившись пальцами в кружку.
Я не успела пригубить напиток, как следом за первым кайгеном сказать своё слово пожелал другой:
- Свет и добро твоему халле, оэн. Здравия тебе и твоей манне! - уже стандартно произнёс он. - Пусть жизнь ваша будет полна, как эта чаша! Испейте её всю до дна, не расплескав! Принимаю твою манну как часть клана, клянусь почитать и уважать.
Хлебнув шорка, мужчина опустился на место, и его очередь занял очередной гость.
Один за другим парни и мужчины клана поднимались, желая мне и мужу здравия, рассказывая какие-то притчи, а затем единогласно обещали мне своё почтение.
Учитывая, что кайгенов за столами сидело точно больше сотни, я только и делала, что поднимала кружку, создавая видимость, будто пью. Будь всё по- настоящему, то уже после пятого пожелания здравия я свалилась бы под стол без сознания. Уверена, местным женщинам это понравилось бы, а к клейму шлюхи они бы мне прилепили ещё и позорное звание пьяницы.
На пожеланиях очередного сородича медведины я собиралась незаметно отломить хотя бы кусочек пирога, чтобы вкинуть его в рот, как только кайген сядет. Но в этот момент парень почему-то придирчиво заглянул в свою кружку и громко заявил, что шорк у жениха с невестой остыл, поэтому его надо подогреть.
Я недоуменно перевела взгляд на супруга, не понимая, как на это реагировать. В его синих-синих глазах, наблюдающих за мной с каким-то выжидающим интересом, преломился свет, и от смутного подозрения мой позвоночник словно пронзило сотней иголочек.
Муж медленно поднялся, протягивая мне руку, а у меня от ужаса свело все мышцы.
- Пойдём, жена! - низко обронил он.
Сейчас?! Нет! Я была к этому не готова!
Двуединый, кажется, я никогда не буду к этому готова...
Поймав мою ладонь, супруг вытащил меня из-за стола, и под прицелом пристального внимания кайгенов повёл к дверям, которые находились с правой стороны от очага.
От понимания, куда и зачем муж меня ведёт, тело стало ватным, а висках начала бешено пульсировать кровь.
Мы вышли в небольшой коридор и кайген подвёл меня к лестнице, вынуждая подниматься по ней наверх.
От страха у меня всё расплывалось пред глазами. Я смотрела исключительно себе под ноги, считая ступени, и с ужасом думала о том, что произойдёт, когда они закончатся. А они закончились быстрее, чем я ожидала.
Передо мной открыли какую-то дверь, втолкнули в комнату, и я перестала дышать, в панике уставившись на покрытую тёплыми мехами огромную кровать с кучей подушек разбросанных в изголовье. Впереди стоял большой сундук, обитый кожей с тиснением, а в стене напротив жарко пылал камин, отбрасывая на светлые доски, которыми была обшита комната, красные тени.
За спиной раздался шорох, пуская моё дрожащее сердце вскачь. Я развернулась, утыкаясь взглядом в мощный торс мужа. Грудь мужчины мерно понималась, взывая у меня желание сглотнуть. Потому что горло сдавил спазм, как только я поняла, что кайген начал раздеваться.
На пол упали его кожаные наручи и пояс. Их глухой стук о деревянную поверхность отдался болью у меня в затылке, и я отступила к стене, ища в ней опоры для своего парализованного безысходностью тела.
Мужчина, не сводя с меня пылающих синим огнём глаз, неспешно расшнуровал свою кожаную безрукавку, небрежно швырнув её на прикроватный сундук, а потом, закинув за голову руки, одним рывком стянул с себя стёганку, оставшись в длинной льняной рубахе, в распахнутом вороте которой виднелось странное ожерелье. Двойной ряд тонких кожаных жгутов украшали круглые серебряные медальоны, с совершенно непонятным изображением на потемневшей от времени поверхности. Они перемежёвывались с бронзовыми и золотыми чернёными бусинами, разновеликими клыками каких-то животных, а в самом центре дикой композиции висел птичий череп - небольшой, отполированный до белизны и нанизанный на шнурок сквозь круглые провалы пустых глазниц.
Кайген замер, поймав в капкан своего взгляда испуганный мой и, стремительно сдёрнув с себя рубаху, сделал мне навстречу шаг.
Если бы можно было переключить своё внимание на что-то другое и отвлечься... Но муж занимал собой всё пространство, и я, как парализованная, безмолвно следила за игрой упругих мышц на его большом, жёстком теле, пока он неотвратимо приближался ко мне.
Без одежды он выглядел ещё мощнее. Ужаснее. Бугристые плечи и руки, перевитые лентами сухожилий и вен, казались нечеловеческими. Не может быть обычный мужчина таким... Словно на нём не было ни одного уязвимого и слабого места. Грудь и живот, как каменная броня, шея, будто ствол дерева, а взгляд... От него у меня по хребту ползли ледяные мурашки и холодело в груди.
Между мной и мужем осталось расстояние в один шаг.
Он протянул ко мне руки, и сердце ухнуло, падая в пульсирующую пустоту желудка. Панический ужас сковал моё тело, и, глядя на полуголого варвара, по- прежнему разглядывающего меня пристально и хмуро, я мысленно повторяла себе, что не заплачу и не закричу ни при каких обстоятельствах, чтобы он со мной ни сделал.
И всё же сдержать вскрик я не смогла, когда он, ухватившись за ворот моего платья, одним движением разорвал его вместе с нательной рубахой практически до подола.
Превратившийся в лохмотья богатый наряд остался висеть на мне изорванной тряпкой только за счёт уцелевших рукавов, никак не скрывая от кайгена всего, что ему хотелось увидеть.
Стискивая кулаки и прерывисто дыша, я вжималась в стену, в тщетной попытке спрятаться от его тяжёлого взгляда. Он бесстыже скользил по моей обнажённой груди, плечам и животу, и в его тёмно-синей глубине вспыхивало что-то такое, от чего у меня на затылке шевелились волосы.
Пальцы мужа вдруг бесцеремонно коснулись белёсых сморщенных рубцов, оставшихся после ожогов на моих шее и плече, чуть тронули шрамы на локте и боку, а потом кайген выдохнул что-то совершенно мне непонятное и странное:
- Эскатэра...
Резко сдёрнув с моей правой руки перчатку, он взял в свою ладонь мои изуродованные пальцы, разглядывая их долго и внимательно, а затем посмотрел на меня в упор - глаза в глаза. Я ожидала увидеть там отвращение и гадливость, а заметила лишь какую-то задумчивую растерянность, словно глядя на меня, кайген сожалел не о том, какая обезображенная женщина ему досталась, а о том, что случилось это по его вине.
Он смотрел так долго, что меня начало трясти. Не знаю отчего - от страха, холода или стыда. Я первый раз в жизни стояла перед мужчиной в таком виде. И захлёстывающая меня паника грозила перерасти в истерику. К горлу подкатывал едкий ком, а в груди нещадно пекло. Клянусь, если бы у меня сейчас была возможность использовать магию, я бы ударила ей по кайгену со всей силы, столь близка я была к отчаянному безумству.