Анна

Как только я отвлёкся и откинул свои мысли в сторону я продолжил выписывать свои корявые буквы по желтоватой бумаге истории болезни, делая последние утренние назначения пациенту доктора Лаера. Бернард же сидел молча, не проронив больше ни единого слова и занимался своими делами со спокойствием и непринужденностью, а потом в какой-то момент времени вдруг резко встал, как он это делает обычно, и вышел из ординаторской, оставив дверь открытой, тогда я услышал как стационарный телефон, что находился на посту разрывался от звонков: звонил истерично в течение минуты, умолкал на миг, потом снова раздавались звонки и так продолжалось до тех пор, пока в ординаторскую не вернулся Бернард и стоя около меня, обратился ко мне.

– Доктор Корнуэлл, пациента подали, мы можем подниматься. – бодро и очень живо ответил Бернард с улыбкой и дожидаясь моего ответа замер в паузе.

– Прекрасно, в таком случае идём, – ответил я с довольной улыбкой, отвлекая своё внимание от душераздирающего телефона и встал из-за стола, направляясь вслед за Майерсом в сторону лестницы, попутно проходя мимо поста я вдруг даже неожиданно и негаданно для себя громко вскрикнул “Медсестра, подойдите к телефону на посту”, но не надеясь получить какую-то реакцию, я последовал за пределы отделения, где звон телефона уже был не слышен и поднялся вместе с Бернардом на пятый этаж, где и располагались наши операционные.

Оказавшись в операционном блоке, в котором даже пахло особенно, этот запах я называл запахом кристальной чистоты, мы с Майерсом прошли в мужской санитарный пропускник, где переодевшись из своей хирургической формы, мы переоделись в операционную форму, которая была настолько мятой, что казалось бы разгладить её было совершенно нельзя, но это был такой особый и, пожалуй, самый типичный операционный стиль наверное не только в Америке, но и во всём мире и эти помятости придавали лишь больший шарм этой форме, как мне казалось. Переодевшись, я вышел через другую дверь, которая вела в непосредственно предоперационную область, где по обе стены, которые были выкрашены в едкий синий цвет, располагалось множество дверей, а сама предоперационная область представляла собой длинный коридор. Здесь с одной стороны была палата интенсивной терапии, где после операции в течение нескольких часов, а порой и суток, это зависело от вида операции и состояния пациента, находились прооперированные, а с другой же стороны находились ординаторская медсестёр, боксы для стерилизации и хранения инструментов, а какие-то двери были вовсе закрыты и что было за ними мне было совершенно неизвестно, но впрочем это было и не так уж и важно, я шёл в самую глубь этого коридора, до самого упора, где располагалась более крупная по ширине и высоте дверь, которая, собственно, и вела во все наши операционные. Отрадно было также заметить ещё то, что эта дверь даже по стилистике никак не вписывалась в операционный блок, потому что если стены были синими, то эта дверь и её косяки была зелёной и, по всей видимости, железная. С другой же стороны, это смотрелось как некий ориентир, центр, который был разделительной преградой между жизнью прошлой и будущей пациентов, входящих туда, а хирург в этой игре играл роль некого распорядителя и решал судьбы людей, что попадали туда.

Я шёл по этому длинному коридору сконцентрировано и сфокусировано на зелёной двери, а затем услышал шаги позади, это был Бернард, который уже тоже переоделся и направлялся в одно и тоже место, что и я. Сначала догнав меня, а потом и вовсе догнав меня высокий худощавый парень пропал где-то в глуби операционной и скрылся на зелёной дверью, по всей видимости он пошёл помогать интубировать пациента, так как обычно этим занимались стажёры вместе с анестезиологами. Когда я преодолел зелёную дверь, я оказался на распутье между двумя операционными, которые располагались друг напротив друг друга, а впереди от меня стояло две мойки для обработки рук, которые также стояли по обе стороны стен, соответственно каждой операционной. Я вошёл в операционную, что располагалась справа от меня и увидел скопление нескольких человек, среди которых был сам Бернард, который придерживал пациента за руки, а также там был анестезиолог и две медсестры.

Сухо поздоровавшись с анестезиологом, который был также молод как и я, по всей видимости тоже новичок, я встал к окну, чтобы дождаться доктора Лея, а также подождать пока пациента заинтубируют, здесь присутствие хирурга было не нужным, да и вообще, с анестезиологами у нас чаще всего были весьма и весьма сухие и нейтральные взаимоотношения, честно говоря, я даже не знал как звали этого врача, что сейчас занимался интубацией пациента, в основном наиболее тесное общение с анестезиологами налаживалось со стажёрами, потому что именно они передавали истории болезней им, именно они занимались оформление предоперационных эпикризов, а мы же лишь делали свою основную работу. Кто-то может это считать ненормальным, но всё же это заслуженно, ведь каждый из хирургов прошёл этот путь, я в свои годы стажировки всё это прошёл и наступил период некого облегчения, к тому же всё это необходимо для стажёров в качестве обучающих манипуляций. Ведь ведение историй болезней является важнейшим аспектом в деятельности любого врача, с истории всё начинается, даже операции считаются второстепеннее чем истории, хоть и звучит это крайне абсурдно, но всё же это именно так.

Лея Джейн оказалась в операционной буквально сразу же после того, как пациента заинтубировали, она была словно часы или словно предсказательница, так как уже хотели отправить Бернарда за ней, но не успел он выйти, как она оказалась на пороге. Это была девушка, которая была примерно как я, но всё же несколько старше по возрасту, она была небольшого роста, а её волосы были чёрного цвета, хоть и сейчас они были прикрыты медицинской шапочкой и надёжно спрятаны, но всё же отдельные пряди виднелись через ткань этой шапочки.

– Приветствую, Лея, – с улыбкой ответил я, смотря на неё, – Пациента уже заинтубировали, я думаю нам пора уже намываться, ты пришла очень даже вовремя. – продолжил я, попутно отходя от окна и направляюсь в сторону рукомойника, Лея последовала за мной следом и заняла крайний рукомойник, что был позади от меня.

– Привет Том, действительно вовремя, хотя планировала прийти ещё раньше, ты слышал, что творится в ряде штатов? – включив воду, повернув голову вполоборота спросила она, я, в это время тоже включив воду намыливал руки первый раз и услышав её слова, тоже повернул голову вполоборота,

– Да, я сегодня с утра слышал о каком-то чудовищном убийстве в городе, было что-то новое? – спросил я, намыливая область вокруг пальцев рук и смывая несмотря на руки.

– Подобные инциденты произошли ещё в нескольких регионах нашего штата и ещё и в других, какой-то ужас происходит в стране, – импульсивно отвечала она, отвернувшись и продолжая тщательно обрабатывать свои руки, а затем выключив воду протёрла их стерильным полотенцем и обработав антисептиком последовала в операционную.

– Да уж… Весёлое дежурство меня ожидает, – с горем в голосе проговорил я, осуществив все те же манипуляции и отправился внутрь операционной, держа руки перед собой на расстоянии от хирургической рубашки. Подойдя к медсестре, я стоял, потряхивая руками, чтобы спирт на руках испарился и перчатки наделись лучше и когда медсестра нарядила в операционный костюм Джейн, подошёл к медсестре я. Это была какая-то очень молодая девочка, по её глазам, что выглядывали из под медицинской маски можно было даже подумать, что передо мной сейчас стоит несовершеннолетний ребёнок, а эта её улыбка, глазами, как это бывает, когда ты надеваешь маску, рот и мимика рта не видна, но мышцы верхней части лица, особенно те, что по углам от глаз принимают участие в улыбке и, пожалуй, выражают её полноту, именно сейчас на меня смотрят эти самые улыбчивые глаза. Она постоянно улыбалась, такое чувство, что если бы ей сказали какую-то, пусть даже самую плохую новость на свете, она всё равно продолжала бы улыбаться, или по глупости, или по инерции, или же таким человеком она была. Ведь есть люди, которые пытаются искать позитив совершенно во всём. Когда медсестра надела на меня халат, сразу же со спины подошла санитарка, женщина средних лет маленького роста, которая уверенными движениями рук завязала мой операционный халат сверху, около шеи, на талии и около бёдер, а медсестра же в это время умело подготовила перчатки, в которые я погрузил свои руки. Эти действия и движения были настолько отточены ими, что словно они работали перед этим в каком-то военном госпитале, где под действием крайне строгой дисциплины им вбили эти навыки, но на деле же, это было самая распространённая манипуляция, помимо подачи инструментов хирургу по требованию во время выполнения операции.