Страница 2 из 13
И вот, Костян стоит прямо на входе в библиотеку, и безотрывно всматривается в трусы собственной матери. Неподалёку от них сидит его одноклассник, которого он ненавидит всей душой, и странно улыбается.
Улыбался я от осознания абсурдности ситуации и того, что месть моя возымела колоссальный успех. Я и подумать не мог, что ситуация могла сложиться настолько удачно.
Я-то как рассчитывал? Думал, что просто пересплю с Елизаветой Михайловной, да буду внутренне ликовать от содеянного. Прямо как Аркадий от осознания собственного богатства в "Подростке" Достоевского.
Но получилось не совсем так. Вернее, совсем не так. Я одновременно радовался от этого факта, и был расстроен тем, что продолжить соитие с женщиной сегодня уже не получится. Возможно, уже и никогда.
Разумовская, когда осознала нашу с ней оплошность, и увидела трусики, украшающие кресло, сначала удостоверилась в их отсутствии на её теле, потрогав себя за лоно, а потом закатила от смущения глаза. Багрянец на её лице, нагнанный вином, теперь разросся ещё сильнее.
— Сука… — Беззвучно произнёс Костян, но я отчётливо прочитал эту фразу по его губам.
Я с огромным интересом ждал, что же случится далее. Так как Елизавета Михайловна находилась в подвешенном состоянии, а я просто наблюдал, то ход оставался за Костяном.
И он его сделал. Причём, в буквальном смысле. Он сделал один, потом второй, следом третий шаг. И с каждым разом всё ускорялся и ускорялся. Длинный с разъярённым лицом рванул на меня, сидевшего в кресле с томиком Данте.
В этот момент "Божественная комедия" ещё одним образом сыграла роль в том, чтобы изменить мою жизнь. И довольно-таки прямым.
Надвигающаяся угроза в виде Костяна с замутнёнными прозрачной дымкой глазами могла свалить меня с ног. И для того, чтобы остановить эту бурю, я не придумал ничего лучше, как запустить крепкую книженцию прямо в перекошенное от злобы лицо.
Так как кидать какие бы то ни было снаряды я умел хорошо, то подрасчитав вес и размер книги, пульнул её таким образом, чтобы твёрдый корешок её врезался ровно в нос.
Случилось точно так, как я и задумывал. Когда Костяну оставалось каких-то несчастных два метра до того, чтобы достичь меня, в его хрупкий носовой хрящ, который от этого перемололся в труху, прилетел Данте.
Точно остановленный крупнокалиберной пулей, длинный рухнул с вертикального положения затылком назад. Вскричал от неожиданной боли и схватился за лицо. Конечно, ничего серьёзного с ним не случится, тем более, что он успел активировать живу и даже намеревался использовать Дар.
Я лишь на время оглушил его и обрубил процесс использования магии.
Пока Костян валялся на полу, к нам подошла Елизавета Михайловна. Да, именно подошла, а не подлетела или хотя бы подбежала, как сделала бы нормальная мать. Видимо, она не особо беспокоилась о своём сыне. Судя по лицу, скорее, была раздражена тем, что он прервал её свидание и тем более бросился в драку, окончательно всё испортив.
Тем не менее, ведомая чувством долга перед родственными узами, Разумовская попыталась хоть как-то выказать недовольство в мою сторону.
— Что ты наделал… — Фальшивым голосом произнесла она, переводя взгляд с меня на Костяна, и обратно. — Я сейчас принесу что-нибудь холодненькое…
Длинный, наконец, поднялся на ноги, не отрывая руку от лица, и рявкнул:
— Не надо! — Смаркнулся кровью. — Пошла ты нах*й! И ты пошёл нах*й, ублюдок… — Злобно просипел он, смотря на меня половиной лица. — Ты ещё заплатишь…
— Сын. — Холодным, словно железо на морозе, голосом, произнесла Разумовская. — Следи за языком.
— П-хах. — Просмеялся Костян. — Лучше ты за своим следи. — И кивнул в сторону скомканных розовых трусов.
Елизавета Михайловна покраснела ещё сильнее, а длинный, грозно топая по кафелю, отправился к выходу. Наконец, спустя полминуты мы снова оказались одни в библиотеке.
Женщина сходила к двери, и закрыла её на замок. Когда вернулась, сказала:
— Не понимаю, что он здесь забыл… И ведь ключ даже с собою захватил. А для этого вообще-то нужно сначала в резиденцию заскочить. Ибо наш экземпляр я всегда с собой ношу. — недоумевала Елизавета Михайловна.
Ого. А вот это уже интересно. Выходит, что появление Костяна в родовой библиотеке не роковая случайность. Хотя и… самому можно было об этом догадаться. Ещё бы этот идиот из-за жажды знаний тут появился.
Но, тогда, как он понял…?
У меня сформировались только две версии. Первая — он каким-то образом прознал о нашей встрече, и просто-напросто проследил. Вторая — установил за мной круглосуточную слежку, и я сам привёл его сюда.
В любом случае, этот ублюдок поступил по-крысиному, прошпионив за кем-то из нас. И лучше для него самого, если не за мной.
— Извини, что я так… — Уже трезвым и слегка расстроенным голосом произнесла Разумовская. — Не стоило нам здесь встречаться.
— Ключевое слово "Здесь?"
Женщина немного помолчала, словно раздумывая над ответом, и сказала:
— …
Нет. Она ничего не сказала. Потому что пока что не решила.
По крайней мере, на сегодня наша встреча точно закончена. И мы оба это понимали. Ведь длинный утырок мог вернуться в любой момент и снова испортить наше сладкое уединение.
— Он расскажет вашему мужу? — Поинтересовался я.
Елизавета Михайловна махнула рукой.
— Не расскажет. Потому что смысла в этом никакого. Мы и не живём-то с мужем. Да и не жили никогда. Это у нас так… формальность. Так что… — Женщина подошла к креслу, на котором висели розовые улики. — Насчёт этого не беспокойся. — Взяла их в руки.
— А насчёт чего можно беспокоиться?
Она расставила тоненькие кружевные тесёмки в стороны, и стала залазить в бельё. Сексуально двигая при этом бёдрами, чтобы подтянуть его до необходимого уровня.
— Думаю, что кроме себя беспокоиться не о ком. — Елизавета Михайловна, наконец, вернула на себя трусики и поправила платье, которое задралось.