Страница 67 из 71
Орудия поначалу грузно подскакивали при каждом выстреле, но местность была топкая — колеса и брусья станины все глубже вдавливались в болотистую землю. Пушки словно брали пример с людей — упирались, не желая отхода.
— Левее… Три осколочных, беглый огонь! Отсекайте пехоту!
— Как идут, х-хренадеры! — узнал я голос Лапина.
Ответный обстрел усилился, земля вздыбливалась и опадала, затемняя солнце пыльной тучей. Жаркий смрад перехватывал дыхание.
Я облизал губы, чувствуя соль.
А наводчики, заряжающие, подносчики крутились хороводами. Лязгали затворы, позванивали досылаемые снаряды.
— Батарея — огонь! Цели по выбору!
Бронебойный влепился в башню «Т-IV» — точнехонько в черный крест на камуфлированной броне. Танк не взорвался, не задымил даже — замер без движения. Готов…
— На охват идут! Прямой наводкой — огонь!
— Левее ноль-ноль пять!
— Три осколочных беглым!
— Элюша! Давай на «ахт-ахт»!
— Есть!
Мощная 8,8-сантиметровая пушка растопырилась на фундаментальной крестовине. Высоковатую, ее полукругом защищал вал из мешков, набитых песком.
— Влупи им, Элюша, — пожелал я шепотом.
Выстрел будто расколол воздух, а попадание выглядело просто роскошно — снаряд снес башню «тройки» и рванул над танком. Парой секунд спустя из покореженного погона, как из жерла, вырвались крученные столбы пламени и дыма.
— Тащ командир!
Пригибаясь, ко мне подбегал Трошкин. Неуклюжий из-за долгого сидения, он пошатнулся, плечом задевая стенку траншеи, и выпрямился, смешно вжимая голову в плечи.
— Шубин передает, тащ командир! Они там два танка подбили!
— Ага! — я поспешил к немецкой стереотрубе.
Пляшущие немецкие цепи… Дрожащие силуэты танков анфас…
Разглядеть бронебойщиков я даже не пытался — настоящий взвод индейцев, пройдут мимо — не заметишь. А вот и жертва, угодившая в засаду — «Т-III», распустивший гусеницу. Ну, да, пулька из ПТР, да еще в упор — и трака нету…
«Тройка», между тем, развернула башню к лесу, и орудие-коротыш блеснуло огнем. Куда усвистал снаряд, не знаю, но в бортовой броне танка, словно сами собой, возникли пробоины. «Т-III» дернулся и застыл — похоже, пуля нашла механика-водителя, прободав того насквозь.
— Молодцы! — бросил я. — Так их, гадов. Артем, не слезай с рации, пока не вызовешь авиацию! А то расплодилось тут танков всяких…
— Есть!
Трошкин развернулся бежать, и присел от испуга — снаряд рванул поблизости, воздушной волной осыпая бруствер. Радист торопливо юркнул в блиндаж.
«Не боись, Тёма, — подумалось мне. — Глядишь, до воентехника дорастешь. До младшего…»
Шныряя по ходам сообщения, я выбрался к родимой 8-й роте. За глинистым валом притаились «цуйки», взревывая станковыми ДШК и ровно стрекоча «Максимами».
— Ротный!
Порошин вывалился из стрелковой ячейки, очумело отряхивая песок.
— Долбануло рядом совсем… — пробормотал он, и вытянулся во фрунт.
— Не тянись, — заворчал я, — не на параде… Держитесь?
— Держимся, товарищ командир! Только… Нам пушку разбило, — нажаловался комроты. — А у другой панораму снесло, целимся через дуло… Одна «пятидесятка» целая пока, правда, снарядов хватает.
— Минометы?
— Только те, что на «цуйках», но мин мало, всего один ящик остался.
— Используй, Женя, — вздохнул я, — выпалывай чертову пехоту!
— Как тяпкой! — белозубо улыбнулся Порошин, и крикнул: — Минометчики, к бою!
Растревоженный и неуспокоенный, я убрел обратно к артиллеристам. За спиной падали четкие команды:
— По пехоте! Заряд три! Прицел четыре-шестнадцать! Огонь!
— Выстрел!
Несерьезный хлопок, и мина взвилась, описывая крутую дугу.
— С горячим приветом, хренадеры! — выцедил я.
Казалось чудом, что мы все еще живы. И не просто трясемся, зарывшись в норки, а воюем, бьем врага из его же оружия. Сколько наших полегло, я не знал. И не спешил послать за Шубиным или еще за кем — тяжкая усталость одолела вконец.
С раннего утра бегаю, ношусь по траншеям в попытке быть везде. Артиллеристы толкают пушку — и я подпихиваю. Пересел «пан Зюзя» на «однойку», затеял боезапас пополнить — и я снаряды таскаю. Громоздит ротный полукапонир — и комбат тут как тут, с саперной лопаткой наперевес…
Салов твердо обещал авиацию вызвать — «ближе к вечеру», как он выразился, а до тех пор надо справляться самим. Своими силами. А их уж и нет…
Мины кончились. Патроны для ДШК, и те вышли. Последний снаряд запихали в накаленную «ахт-ахт», и тут прилетело. Меткий ли снаряд послал наводчик танковой пушки, или шальной занесло, а только орудие раскурочило в лом.
Запаленно дыша, я подхватил снаряд для «однойки», и потащил, терпя ноющую боль в оттянутых руках. Это сколько же я железа «перекачал» сегодня… Шварценеггер позавидует.
Громыханье выстрелов и взрывов подутихло, или это я малость слух потерял? Все шумы сраженья слились в нудный гул, и он плавал над позициями, как монотонный звуковой фон, вроде ливня за окном.
Сгибаясь, отчего ломило поясницу, я добрел, дошкандыбал до «однойки». Из задней дверцы как раз показался Зюзя, чумазый и распаренный, с устатку забывший «мову».
— Ни, товарищ командир, — крикнул он, бодрясь, — лучше танк склепать! А то я туточки за троих! Сползу за рычаги, подвину цю колдобину, як треба, и обратно к орудию! Заряжаю, навожу… Давайтэ!
Кряхтя, он нагнулся, а я выжал снаряд.
— О-па! Держу, — прокряхтел военком. — Синицкий обищав подойти, будыть за мехвода…
— Скоро составлю вам компанию. — пообещал и я, руками упираясь в корму самоходки. — Щас только с Бритиковым перетолкую, а то у 8-й совсем «арты» не осталось… Много тебе еще?
— Давайте ще один, товарищ командир, и хватыть!
Я кивнул, да и поплелся за «ще одним». По дороге нашел себе занятие, а заодно — маленькую передышку для измочаленных мышц. Пригнулся и глянул в стереотрубу. Ну, хоть не зря…
Десятки танков коптили небо черными и синими дымами, а полегшую траву окраса жженого сахара уминали тушки в шинелях цвета "фельдграу". Картинка!
Мой рот сложился в кривую ухмылку. Не зря…