Страница 66 из 71
Глава 15
Глава 15.
Бурая равнина укатывалась к югу не холмами даже, а пологими увалами — за такими не скроешься. Но уж если выехал на плохо различимый верх, то сразу становишься мишенью. Вон они, серые коробочки, горят, как огни на курганах…
Ближе всех подобралась резвая «двойка» — три попадания разобрали ее на части. За нею дымит «четверка» с перекошенной башней, а по соседству чернеет «Т-III» — догорела, видать.
Я обвел взглядом поле битвы. Слева и справа его замыкали чащи леса, охватывая рамкой композицию в стендалевских тонах, красных и черных. Мои губы дрогнули, складываясь в невеселую усмешку.
Сколько мы танков подбили, неясно. Считал поначалу, довел до пятнадцати и сбился. «А они все лезуть и лезуть…» — ворчал Лапин.
Никогда еще, за всю мою недолгую жизнь здесь, в этом времени, батальон не нес таких потерь. Более ста человек убитыми… Погибли Панин и Антаков, Фадеев и Голенкин, Власов и Романов, Маша Филимонова и Люся Репринцева… Это только те, кого я хорошо знал.
Наши «цуйки» вертелись и маневрировали, шарахаясь на полном газу, даже засады устраивали. Три немецких «Ганомага» догорали в балке, а уж сколько фашистских тушек валялось на позициях… «Неисчислимое количество!», — как вывел Порошин.
Вот только против танков наши броневички годились мало — четыре самоделки застыли грудами исковерканной стали. Стали, забрызганной кровью.
— Твою ж ма-ать… — донесся по-прежнему бодрый голос Лапина. — Тащ командир! Опять хренадеры лезуть!
Меня немного даже бесила непоколебимая бравость красноармейца. Стойкий оловянный солдатик! Поэтому я молча кивнул, поднося бинокль к глазам.
«Лезуть…» Пруть! Два десятка танков, как минимум, надвигались на нас, выстроившись ромбами и постреливая для острастки. До батальона пехоты жались к «броне». Ничего… Роты две немцев мы точно положили, так что…
«Присоединяйтесь, место еще есть!»
Я оглянулся. Артиллеристы Бритикова копошились на батарее «семидесятипяток». Снарядов пока хватало, а САУ-2 приволокла на буксире парочку «ахт-ахт». Сначала одну, потом другую.
Вот только отцепляли мы орудие уже от подбитой самоходки — снаряд, выпущенный немецким танком, пробил лобовую броню в два пальца толщиной, и рванул в рубке. Боеукладка не сдетонировала, но живой плоти и этого хватило — ребят буквально размазало по металлу.
Тот самый танк мы подбили минутой позже, и он запылал, как обещание вечного огня, но кому от этого легче?..
— Славка-а! — заорал я. — Загоняй «однойку»!
— Е-есть! — откликнулся лейтенант.
САУ-1 взревела, качнулась и медленно, позвякивая да полязгивая, забралась в глинистый полукапонир, смахивавший на дувал в кишлаке.
От греха подальше я спрыгнул в траншею, перебегая к блиндажу, а Шубин и сам уже спешил навстречу, рукой придерживая каску, словно боясь потерять.
— Как связь?
Мой голос прозвучал резко, но старший адъютант заулыбался.
— Связался Трошкин со штабом! — выложил он благую весть. — Салов орет, чтоб держались! Немцы вклинились глубоко, охватили левый фланг и полка, и всей 139-й. 2-й батальон отступил, у них большие потери. 1-й еще держится, а толку? Если мы не выстоим и пропустим немцев, дивизия попадет в окружение!
— Не попадет, — буркнул я. — «Нам бы день простоять, да ночь продержаться…» Быков где?
Шубин сник.
— Убит…
— Давай тогда за него, — хладнокровно продолжил я. — Уводи бронебойщиков в лес, чтобы танкам в бочину.
— Есть!
— Да, и возьми радиста! Понял?
— Понял, товарищ командир! Буду на связи!
Начштаба убежал, а я заглянул в блиндаж. Артем горбился над рацией, и трещал морзянкой, весь ушедший в эфир.
«Впору табличку на дверь вешать, — мелькнуло в голове, — «Просьба не беспокоить!»
Кривоколенными ходами я вышел к артиллеристам. Позицию немцы выбрали с умом — на возвышенности, куда подступала опушка леса. Всё видать, вот только пушки мы развернули дулами к югу — там видимость не хуже.
Завидев комбата, Бритиков встрепенулся.
— Батарея, становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!
Подбежав ко мне, лейтенант приложил руку в косо сидевшей каске:
— Товарищ капитан, личный состав батареи построен!
— Вольно.
Я оглядел лица батарейцев. Не похоже, что они боялись — в глазах все еще горит злой азарт боя.
— Не все из вас пушкари, — вытолкнул я, — но танки большие, попадете как-нибудь…
«Боги войны» заулыбались.
— Если не удержим рубеж, немцы пройдут через нас, и окружат всю дивизию, — мой голос прибавил строгости. — А тогда или смерть, или плен, что хуже смерти, потому как в гибели нет позора. Я никого не пугаю, не думайте. Просто не хочу, чтобы всё для нас кончилось на этом пятачке. Мы пока даже к границам нашей родины не вышли, а нам еще Берлин брать! Так что давайте, мужики… сколотите из этих бандур, — я махнул головой в сторону поля, — стальные гробики!
— А чего ж, товарищ командир? — приосанился вездесущий Лапин. — Снарядов полно, немчура запаслась! Сколотим…
Я выглянул над бруствером. Сырая земля, в нитках корешков, пахла грибами.
— Комбатр! Начали!
Немцы в серо-зеленых шинелях наступали цепями, вразброд за танками. Грохнул взрыв перед окопами, вздымая торфяную жижу.
Зажужжали пули, барабаня по орудийным щитам.
— Батарея, к бою! — заголосил Бритиков. — Разведчикам — вперед, связистам — назад. Огневые взводы занимают оборону. Первый огневой взвод — вправо, второй — влево!
В бинокле танки сдвигались на фланги, чтобы наступать ударными клиньями. Ну-ну…
Глухо, теряясь в батальных шумах, докатился звонкий голос Порошина:
— Оружие к бою! Целиться в грудь! Стрелять по смотровым щелям! Гранаты бросать только под гусеницы!
«Ну-ну, — повторил я про себя, — надеюсь, мы их не подпустим так близко…»
— Прицел четыре! По танкам — огонь!
Квартетом гаркнули пушки. «Четверка», что с легким креном одолевала увал, поросший тальником, задымила, а два удара сердца спустя в ней стали глухо рваться снаряды. Капут…