Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4

У меня никогда не получалось стать частью большой компании. Не подумайте, что я был отшельником, или асоциальным элементом. Нет, я дружил много и довольно часто. Но любимым форматом всегда был один-на-один. Если собиралось больше народу, чем могло уместиться за одним колченогим столом на условной кухне, я умолкал. Сначала таинственно улыбался, что, должно быть, сходило мне с рук, даже придавало некоторую значительность, мол не разменивается на пустые разговоры. Но время шло, разговоры полнились смыслом, резкие повороты темы тянули меня к себе, поблескивая в полутьме звериными глазками давно не безразличных мне сентенций. Но раз умолкнув, мне было очень сложно снова вступить в разговор. Почему? Точно я не знаю, но догадываюсь, что мой внутренний монолог к тому времени уходил все дальше и дальше от легкой канвы застольной беседы, и шансы нагрубить, или, по минимуму, съязвить становились слишком высоки. И я предпочитал воспользоваться привычной отговоркой – «что-то я неважно себя чувствую».

Мои персональные друзья, те, с кем мы проводили не один час в прогулках, совместных занятиях, над тарелкой с моими очередными экспериментами по рецептам из интернета, наконец, не понимали, куда я пропадал на публике, и старались не звать меня на шумные сборища. Может быть, они даже лелеяли свой особенный статус – друзей, с которыми я открываюсь. И порочный круг вершил свой порочный цикл. Впрочем переживал я от этого только головой, словно пытаясь побороть некий недостаток, понять, в чем проблема. Ну и немного от уязвленного самолюбия. Но сердце давно нашло формулу согласия, оно шептало мне, что вызвать дух прозрения, сбросить пелену обыденности можно только в компании настоящих единомышленников. У гранильного станка было место только для горстки самых близких друзей. И я с удовольствием устраивал эти своеобразные оккультные вечера – мы называли их погружениями – где было положено обсасывать тему со всех сторон, постепенно погружаясь в некий транс, в котором открывались небанальные связи между банальными формулировками, темнели опушки дремучих лесов еще-не-думанных мыслей. И иногда мы туда заходили. И я был рад сыграть и в повара, и официанта, и вышибалу этих погружений, компенсируя свою асоциальность на веселых сборищах. Я готов был отложить все свои дела для погружения.

– Все в порядке? Что-нибудь принести?

Проводник показался отличным парнем. Его глаза смотрели на тебя и видели. Он не торопил меня с ответом. Весь вечер я был словно из бани, хотелось двигаться плавно, улыбаться и хлопать глазами. Я плыл на своей волне. Пауза немного затянулась.

– Нет, спасибо. Когда отправляемся?

Обычный идиотский вопрос. Я прекрасно знал, что поезд должен был тронуться через пять минут. На самом деле, я хотел спросить его, не один ли я поеду сегодня, но очень боялся спугнуть свою удачу. При всем своем жизненном скепсисе, я был удивительно суеверен на предмет удачи. Все должно было идти своим ходом, нельзя было заглядывать в конец книги за ответом.

– Через пять минут, – просто сказал он. – Во сколько вам застелить кровать?

– Спасибо не надо, я сам.

Что-то было в этом мужчине, располагающее к нему. Может быть, неспешность, или теплые, округлые паузы после каждой фразы, словно он ждал приглашения на чай. Все это совершенно не вязалось с его профессией, настоящим моментом. Мне казалось, что он вот-вот снимет форменную фуражку и скажет: «Ты что, правда меня не узнаешь?» Он и в самом деле казался знакомым. Все эти нестыковки и повторения, сбои в программе, всегда тянули меня как бабочку на верандный фонарь. Он наклонил голову и встал.

– Если хоть чем-то могу помочь, обращайтесь. Я в голове вагона.

Снова какая-то выпавшая из момента формулировка. Он вышел из купе, но за ним потянулась ниточка, за которую хотелось дернуть. Я представил себе, что мой попутчик так и не появится, а в часе от города раздастся стук, и мы будем пить чай с лимоном и коньяком, и говорить о дальних дорогах. Вот почему так? Я сидел и надеялся остаться в одиночестве, но стоило незнакомцу подмигнуть и слегка махнуть хвостом, ведь мы обменялись всего парой пустых фраз, как я уже готов был напроситься на разговор. Неужели пресловутая неизвестность действительно лишает нас решительности и обрекает на одиночество? Если разобрать эту ситуацию при помощи сухих цифр, как инвестиционное предложение, то мое поведение смехотворно. Вероятность нарваться на отвратительного попутчика мало чем отличается от вероятности, что проводник окажется интересным собеседником. Классический случай поведенческого влияния на твой выбор. Так же как мои клиенты, из года в год покупающие у меня одни и те же ценные бумаги, пока один из их знакомых не посоветует им вложиться в биткойн, так и мои предпочтения крутились флюгером. Бывает, что одной крохотной щербинки, завалящей трещинки достаточно, чтобы смыть возведенные вокруг меня стены. А в другой раз, ломятся в дверь, засыпали ров обещаниями, а я лишь тоскливо смотрю на кусочек синего неба в окне. Удивительно, как мало мы знаем о том, что, а главное – почему, происходит где-то внутри, где сидит измученный снегом и жарой старичок, что выставляет температуру нашего настроения.

Что-то лязгнуло, и перрон тихонечко покатился вспять. Поезд загудел, даже заиграла музыка за окном. Меня почему-то всегда тянуло в этот момент дернуть стоп-кран. Не на полном ходу, не дай бог, ребенок какой свалится с верхней полки, а именно в самом начале, на первой поездной, набранной, чтобы преодолеть притяжение города. Я бы, конечно, признал свою вину и не смог бы объяснить, зачем я это сделал. Запретный плод, мол, сладок, но только где в том сладость? Наверное, хотелось пожить пару секунд не по правилам, или тряхнуть мой мирок, чтобы увидеть, что из этого выйдет. Конечно, скорее всего, мне сошло бы это с рук, ну сунул бы кому-то денег, ну сочли бы идиотом, но на моем лице же не написано никакого умысла. Для настоящих неприятностей пришлось бы наорать еще на охрану, ударить кого-нибудь по лицу, а этого я не умею. Перескочив через реку, поезд набрал ход, и желание нашкодить отпустило.

Я прислонился лбом к стеклу и убрал фокус – фонари и деревья за окном слились в темную стену, протянутую праздничной гирляндой. Километровые столбики летели мимо, как фигурки в углу страниц блокнота с самодельной мультипликацией – если один был поставлен чуть ниже по откосу, то казалось, что они отпрыгивают при приближении поезда. Пронеслась пустынная станция с одинокой парой, что срослись в крепком объятии. Куда ни кинь глаз, всюду есть люди, всем им куда-то надо, все они, должно быть, чего-то желают, может быть, с особенной страстью, а получив удивляются, как мимолетна радость. Вот я ничего о них не знаю, как и они обо мне, но судьба свела нас в эту секунду, в этом месте, мы схватились взглядами – для чего? Все случайность, или я что-то упускаю из виду… В отражении окна я увидел, как открылась дверь купе, и зашел мой попутчик. Видно, как в фильмах, он вскочил на последнюю ступеньку уходящего поезда, не иначе.

3

Я повернулся и кивнул головой. Вспомнился какой-то комик из старого клипа, который вил шуточную веревку из идеи о том, как хорошо, что мы продвинулись по эволюционному пути от диких животных. Что-то про то, как на автобусной остановке пришлось бы бегать от агрессивных хищников, как антилопы на водопое. Было смешно местами. Впрочем я помню и время, и пару остановок, где я совершенно конкретно прятался в тени дома, за углом, от вполне реальных человеко-хищников. Но в целом, он был прав. Если бы мы были двумя зверьками, то в лучшем случае, мы бы сейчас жались по углам, или обнюхивали друг другу задницы. Ну а в худшем, один из нас уже хрипел бы с оторванным ухом, проиграв борьбу за территорию – почет достается только сильнейшему… А так – кивнули друг другу головами, и можно даже спиной повернуться.

Что я и сделал, отвернувшись обратно к окну. Типчик мне не приглянулся – колючий взгляд, очевидно при своем мнении, губы сжаты. Во всей его фигуре была словно спрятана какая-то пружина. Он ехал налегке, почти как я – сбросив сумку в угол, он сел на сидение напротив и тоже уставился в окно. Было странно, что он не был покрыт испариной, не выдыхал с облегчением, одним словом, не показывал никаких признаков того, что еле успел на поезд. Он был спокоен. С каждой минутой тишины, я все больше внутренне подбирался, темный пейзаж за окном уже совсем перестал регистрироваться в моем сознании. Я весь переключился на боковое зрение и изучал незнакомца. Заговаривать первым я, конечно, не собирался. Впрочем, ему, похоже, было абсолютно комфортно в тишине, что мне тоже совершенно не понравилось. Молчание – золото, только на фоне рассыпающегося серебра слов собеседника. И в этой конкретной ситуации, его золотник выглядел солиднее, а я уже не находил себе места.