Мир лишённый тайн

Дальше Филипп уже не слышал, впав в шоковое состояние, без возражений дал надеть наручники. Более-менее прийти в себя он смог только уже в полицейском управлении, когда его закрывали в зарешеченную камеру. И когда, через некоторое время его кто-то позвал по имени, повернувшись, он с удивлением обнаружил в соседней камере профессора Решара, который что-то ему говорил. Начало вопроса Мартен прослушал, поняв только окончание:

— … за что тебя?

— Участие в протестах и насилие в отношении полиции.

— Ну первое это ерунда. Статья 431-10 уголовного кодекса наказание лишением свободы до трёх лет и штраф, а вот второе, это уже серьёзно статья 222-9 до пятнадцати лет, а может уже и до тридцати.

— Пусть вначале докажут, — на автомате возмутился молодой человек.

— Ты Филипп всегда плохо соображал и, похоже, так и не понял против чего протестовал. Если тебя задержали, то все доказательства у них уже есть.

*****

Кейсат двигался стремительно. Именно в быстроте передвижения, как он полагал, заключается гарантия, что его не поймают. Получив в мессенджере адрес места встречи в Париже с представителем из передвижной лаборатории, он тут же улочками направился на рандеву. Необходимая сумма денег уже была у него с собой, осталось забрать «коктейли Молотова». Время и точки пересечений с боевиками были оговорены заранее, как говорится «не первый раз», и до этого момента придётся попетлять по городу. Имени того, кто принесёт бутылки, Кейсат не знал, но он знал его в лицо и это раньше тоже было важно.

Лучшего места чем один из студенческих городков придумать было нельзя. Забрать сумку в тихом месте и тут же затеряется среди бурлящего нынче студенческого месива. Свернув в неприметную арку, Кейсат встретил «химика», как он его для себя называл, с баулом.

— Салют!

— Салют! Количество стандартное, — доложил тот и поставив ношу на землю тут же пошёл дальше.

Координатор одел баул на себя, перекинул его за спину и направился к другому выходу из-под арки. Уже выходя он оказался оторванным от земли. Двое жандармов, появившихся из ниоткуда, подхватили его за руки прижав их к телу и подняв удерживали на весу, третий каким-то специальным устройством зафиксировал рот и челюсть, так что крикнуть и привлечь студентов уже не получалось. Ещё один уверенным движением перерезал лямку и забрал сумку с коктейлями себе. Почти сразу его повалили и надели наручники. Уже лёжа Кейсат периферийным зрением заметил, что примерно такая же участь постигла и «химика».

*****

В Париже Пьер действовал по той же схеме. Ему удалось немного поспать в машине, в дороге и по приезду с утра, пока собирались протестующие. Так что он чувствовал себя довольно бодро. Когда собралось достаточно народу на площади Республики, его кричалки подхватили, и даже удалось поймать и побить случайно забрёдших в их зону контроля активистов, поддерживающих новые законы. И опять что-то резануло его внимание. Оглянувшись по сторонам при очередной стычке, Фурнье понял, что стоящая не так далеко полиция не вмешивается в конфликты. Это было странно. Хотя до смертоубийства никто не доходил.

«Может быть поэтому ». Решил для себя он. Раньше же даже такие конфликты старались предотвратить.

Когда толпа двинулась в сторону площади Бастилии, Пьер попытался отыскать других боевиков и с удивлением сумел найти только одного, который сам был очень изумлён отсутствием товарищей. А ближе к вечеру выдвинувшись на встречу с координатором, обнаружил там засаду. Хорошо, что это получилось заблаговременно, хоть и совершенно случайно. По крайней мере, его внимательность позволила избежать, как он думал, даже мимолётного внимания к своей персоне. Вернувшись к колоне протестующих, среди которых молодёжь и маргинальные элементы уже начали активно воздействовать на отцепление, бросаясь в них камнями и пытаясь побить палками или отобрать щит. Фурнье также принял небольшое участие в этом представлении, правда, не особо усердствуя. Один из молодых арабов, пробегавший мимо показался ему знакомым. Он вспомнил, что видел его в Москве в университете дружбы народов, где тот, как и он сам был студентом. Догнав его Пьер поприветствовал его по-русски:

— О! Привет! Видел тебя в Москве. Учимся вместе. Я Пьер Фурнье.

— А! Узнал. Я Хоссейн. Ты с этими? — показав на протестующих против закона, спросил он.

— Частично. А ты?

— Я за любой кипишь, кроме голодовки, как говорят в России. До законов мне и дела нет. А вот пошуметь и продрайвить, это да. И француженок тут легче подцепить.

— Приблизительно так же.

— «Курицы» ведут себя странно, не как всегда. Почти никого не задерживают, — заметил знакомый.

Было необычно слышать от араба, которые полицию почти всегда называли фараонами, это прозвище. Хотя для Парижа это подходило больше, так как управление полиции находилось на месте, где раньше был рынок птицы. Но само упоминание странного поведения, заставила ещё раз задуматься о его причинах, а сопоставив этот факт с исчезновением координатора и других боевиков Фурнье решил, что с него хватит.

— Окей. Я сваливаю. Увидимся в универе.

— Увидимся.

Пьер побежал обратно в сторону площади Республики. Так как всё необходимое у него было с собой, он собирался сесть в самолёт и улететь в Москву. Решив так, выбрал маршрут, который пролегал рядом с точкой встречи с координатором.

Ещё издалека было заметно какое-то оживление в этом тихом месте и уже ближе стало понятно, что там трое жандармов заламывают того самого боевика, встреченного им ранее. Вмешиваться было неразумно и Фурнье уже собрался пробежать мимо, но дух противоречия и надуманной солидарности, а также тот факт, что двое силовиков утащили задержанного и третий почему-то остался на месте один, сыграли с ним злую шутку. Ещё одним соблазном оказалась стеклянная бутылка, немыслимым образом оказавшаяся целой.

Уже бросив её в оставшегося, Пьер пожалел о сделанном и попытался скрыться, но увидев, что его преследуют, выбрал безлюдный переулок и остановился. Будучи человеком спортивным, он с десяти лет занимался осовремененной версией сават и даже участвовал в соревнованиях, не говоря уже об уличных драках, поэтому имел все основания полагать, что справится. Главное — не дать воспользоваться оружием и спецсредствами и напасть внезапно, и без явных свидетелей.

Этот жандарм был очень странным бойцом. Несмотря на малый рост и вес, и достаточно худощавое телосложение, его удары, от которых получалось защититься, настолько болезненно отдавались для блокирующей конечности, что можно было подумать бьёт человек более тяжёлой весовой категории. А пропущенный удар ногой в грудь, вообще в прямом смысле отбросил Фурнье на метр назад, даже приподняв в воздух. Хорошо ещё что удар пришёлся в готовый для сопротивления организм, а не в момент расслабленности и на выдохе. Уже достаточно сильно кровоточил нос, хоть и влетело по касательной, и разбита губа. Противнику тоже досталось изрядно, форма была прилично запачкана кровью из рассечённой брови, но усталости и беспокойства он не проявлял, наоборот, неоднократно пытался перевести схватку в борьбу и дальнейшее задержание. Уворачиваться от бросков и болевых приёмов становилось всё тяжелее.

Затянувшейся бой не входил в планы Пьера и порождал страх, а затем злость на себя и желание быстрее уничтожить врага. Поняв, что недооценил противника, он, отскочив, засунул руки в карманы куртки одел кастеты и раз за разом стремился нанести удары жандарму в висок. Отвлёкшись в попытке достать пистолет, тот пропустил удар и рухнул как подкошенный. Оттащив тело в менее заметное место, Фурнье обнаружил, что весь поединок занял меньше минуты, но торопиться всё равно было надо. Теперь уже ещё больше. Сбросив по дороге грязную куртку, предварительно освободив карманы, избавился от кастетов и добежав до канала святого Мартина, победитель достал из рюкзака аптечку и сменную одежду, относительно привёл себя в порядок. После чего маленькими улочками добрался до восточного вокзала и на электричке доехал до аэропорта Шарля Де Голля.