Страница 7 из 16
Все на некоторое время замешкались, потом нашелся ведущий:
– Многополярный мир. Суверенитет, – провозгласил он. – Чтобы нас слушали!
– То есть, вас не слушают? Что ж вы восемь лет всем голову морочите?
– И слушают!!! И еще услышат! Услышите нас, если не одумаетесь!! – прокричал ведущий, сделав знак Кротикову, чтобы тот брал слово.
Кротиков три минуты грозил Америке страшными карами и предрекал гибель проекту Эстонии, которая и не Эстония вовсе, а Эстляндия – историческая часть исторической России.
– Вот нам не нравится, что войска в Эстонии, – рассуждал Желтков, – но Эстония член НАТО. Вопрос стоит в том, почему Эстония и другие страны Восточной Европы вступили в этот альянс. Это было не одномоментное решение. Процесс вступления занимает несколько лет. К странам-кандидатам предъявляются определенные требования. Обязательно, чтобы граждане были согласны с вступлением в военный блок, потом парламент голосует. Я это говорю к тому, что у России были все возможности не допустить вступления той же Эстонии в альянс. Там есть русское население, там есть общественное мнение, борьба партий. Во внешней политике действуют и уговорами, и угрозами, где-то и подкупом. Вполне возможно было затратить какое-то количество сил и средств и не допустить расширения военного блока. И не дорого бы обошлось.
– Не больше тринадцатой зарплаты главы «Газпрома», – вставил Скептик.
– Да. А на деле получается, что Кремль совершенно спокойно смотрел на то, как страны восточной Европы вступают в альянс, а когда все вступили, тогда уже Кремль начал выражать свое недовольство, кричать об угрозе. А почему бы раньше….
– Раньше либералы все продали! – прозвучала от кого-то стандартная фраза.
– Вы еще Ельцина вспомните, – сказал Желтков. – НАТО расширялось в двухтысячные. Факт остается фактом. И замечу, я не поклонник СССР, но вовремя холодной войны Финляндия не вошла, хотя по всей логике и должна была. И это успех советской внешней политики. Франция вышла из альянса. Надо отдать должное, но у советской власти были ясные цели, они к ним шли. А Кремль провозглашает одно, а делает другое. И возникает к нашему министерству иностранных дел один милюковский вопрос….
– Франция не вышла из НАТО, – перебил ведущий, ему что-то подсказали в наушник. – Франция приостановила участие в военных структурах блока, оставаясь в политических структурах, а на сегодняшний день уже вернулась и в военную часть. А к слову сказать, вы ведь были депутатом Госдумы?
– Был два созыва, – кивнул Желтков.
– А во время срока своих полномочий вы задавали вопросы министрам?
– Конечно….
– То есть вы были депутатом, тихо себе отсидели десять лет за неплохую зарплату, между прочим. И вы никакими внешнеполитическими вопросами не занимались.
– Нет, я задавал…
– Как и внутриполитическими! Таковы наши либералы!! – ведущий словно воспарил в своем величии. – И они смеют еще что-то нам говорить! Да рылом не вышли! Рылом своим! Что?! А почему вы сейчас не депутат? Ах, да, вас не выбрали. Вы баллотировались и сколько набрали в своем округе? Два с половиной процента! Есть вопросы? Вопросов нет. Народ не обманешь.
Ведущий победно улыбался. В этот момент он был прекрасен, будто сошел с картины «Масоны изобретают мельдоний».
– Хилари Клинтон заявляла, что несправедливо, когда богатства Сибири принадлежат одной стране, – вспомнил Боб. – Что это, если не прямая угроза России?
– Да-да, заявляла, – подтвердил Дровосек.
– И что? – крикнул американец.
– Вон куда вы метите, на что рот свой поганый подняли! – Сенатор уже сипел, голосовые связки не выдерживают такого графика работы.
– Опасность для Сибири заключается совсем с другого фланга, – попытался сказать Желтков.
– С какого это, позвольте спросить?! – издевательски закричал бесподобный ведущий. – Эти дешевые намеки на дружественный Китай не пройдут. Россия знает своих врагов, милосердно их терпит. Пока. Единственное в чем можно быть стопроцентно уверенным – Россия никогда не отдаст Сибирь.
– Отдать, не отдаст, но продать… – проакцентил американец. Студия ухнула с присвистом и улюлюканьем. – Если Россия не в состоянии будет управлять своей территорией, не лучше ли продать?
– Ничего Россия не отдаст. Ресурсы Сибири принадлежат России.
– Самое херовое, что может случиться, – прошептал Скептик в сторону Боба. – Если кому-то в голову придет, что ресурсы Сибири могут принадлежать Сибири.
– Наши национальные интересы, наши национальные интересы, – камлал Кротиков, – Наши танки и наши ракеты! Раздавим всех!
Свет в студии несколько померк, прозвучала команда режиссера «Стоп».
– Сбиваемся с темы! – гулко прозвучало над студией. – Возвращаемся назад. Эстляндия была частью империи и является частью исторической России. С этого места поехали. Агрессивнее!
И так несколько раз. Поэтому эфир кончился поздно, Боб вернулся домой и сразу уснул. Он даже до сих пор не включил телефон, что для него нехарактерно.
Сейчас зевает, включает телефон. Читает сообщение Сергея Эндерса: «Скажи, что эти эстонцы совершенно безобразным образом ввели в Таллинне бесплатный проезд в общественном транспорте. Это просто плевок в лицо соседней нефтяной державы».
Когда умытый, выбритый Боб спустился на кухню, то застал за столом сына. Артур мрачно резал бутерброды, кивнул отцу, пододвинул ему тарелку.
Обменялись формальными фразами.
Сидели за столом, Боб смотрел на сына с нежным превосходством, а Артур кидал в рот сухой паек так, как это делают только в молодости, когда желудок не дает о себе знать, а слово «гастрит» ассоциируется со слесарным инструментом или страной где-то в Африке.
Взъерошенный Артур в разговор вступать не стремился, отделывался рублеными репликами, и производил впечатление взрослого занятого человека. А Боб пытался наладить контакт, но это получалось неважно.
Закончился импровизированный завтрак совсем скверно.
– Я сегодня на эфир не иду.., – начал Боб, и здесь должно было прозвучать какое-то предложение о совместном времяпровождении. Это было бы логично для нестарого отца и юного сына, отношения которых несколько прохладны в последнее время, потому что если эти отношения перерастут из иерархических в товарищеские, то выигрывают оба, в противном случае отдаление будет расти, пока не приведет к окончательному разрыву, о котором, скорее всего, через много лет пожалеют оба. Но об этом Артур еще не мог догадываться.
– Аллилуйя, – воскликнул он. – На одного пропагандиста будет меньше.
– Так ты относишься к моей работе? Ну-ну. Вырастешь – поймешь, – сказал Боб.
Он не знает о том, что ни в коем случае нельзя говорить сыну-подростку «вырастешь – поймешь», ведь сын уже всё понимает, как ему кажется, он имеет свое мнение по поводу занятий родителей, и он презирает эти занятия – пустые и мелочные.
– Я знаю, что для молодежи модно быть в некой оппозиции. Радикализм, максимализм. Жизнь сложнее.
– Ага! Призываете бомбить ракетами. Вечно возбуждаете, блин, агрессию. У кого еще радикализм? – Артур резко поднялся, провел рукой по зубчатым волосам. – К чему вы толкаете? И чем все кончится? Цитирую. Отрывок из. «Гай глядел ему через руку. В этом альбоме не было никаких ужасов, просто пейзажи разных мест, удивительной красоты и четкости цветные фотографии – синие бухты, окаймленные пышной зеленью, ослепительной белизны города над морем, водопад в горном ущелье, какая-то великолепная автострада и поток разноцветных автомобилей на ней, и какие-то древние замки, и снежные вершины над облаками, и кто-то весело мчится по снежному склону горы на лыжах, и смеющиеся девушки играют в морском прибое. Где это все теперь, говорил Максим. Куда вы все это девали, проклятые дети проклятых отцов? Разгромили, изгадили, разменяли на железо». И так далее.