Айтишник для кнопки

Открыл не сразу, наверное спал, потому что одет был в одни спортивные штаны. Я невольно залюбовалась его грудью и какое-то время молча пялилась на неё, но потом заставила себя поднять взгляд и отшатнулась. Я никогда не видела такого холода в его глазах. Он смотрел на меня как на пустое место, а лицо, его красивое лицо ничего не выражало. Я смотрела на него и видела совершенно незнакомого мне человека. Не того, кто недавно так нежно и ласково ко мне прикасался, ни того, кто шептал, что любит меня.

— Долго стоять будешь? Чего тебе?

Я вздрогнула от безразличия и раздражения в его голосе, но сцепила руки в кулаки. Я хочу знать. Я должна знать.

— Это правда? Я нужна была тебе только для того, чтобы ближе подобраться к Кубрынину? Это так?

— Не истери. Да, так.

Каждое его слово резало похлеще ножа. Короткие фразы полные злости и насмешки.

— Ты говорил что любишь меня! Ты обещал…

— Я соврал. Это всё?

— Милый кто там? — послышался из глубины квартиры знакомый голос, и вскоре появилась Кристина. На ней была только простынь, волосы растрёпаны, а губы распухли, как… как у меня, когда я целовалась с Данилом. Значит он не спал. — Оу. Милка. Что… что ты тут делаешь?

Данил криво усмехнулся и взял её за талию, притянул к себе и целуя в шею потащил в глубь квартиры.

— Она уже уходит.

Пока дверь не закрылась с лёгким щелчком, я слышала веселый смех Кристины и шлепок ладони по коже. А моё сердце раскололось на части. Только в этот раз мне было в сотни раз больней. В тысячи раз. Это всё правда. И отец прав. Для всех я буду лишь способом подобраться к нему ближе. Климову повезло, что он оказался пригодным, а Андрею нет. И так будет всегда. У одних будет шанс, у других нет, но я никогда не буду кому-либо интересна.

Я смотрела на железную дверь его квартиры и понимала, что Кубрынин всегда был прав. Люди не меняются. Они лишь одевают маски, скрывая свой истинный облик, но всегда ими движет только корысть. Я поверила Климову. Поверила в «что-то новое» и обожглась, нет, я сгорела. До тла. Что-то сломалось во мне. Что-то хорошее и доброе. Осталась лишь пустота, от которой дышать было трудно и ноги подкашивались. Мне казалось, у меня не осталось больше слёз, но они пошли с удвоенной силой. Я прижалась лбом к его двери и слабо ударила по ней кулаком, сильно жмурясь и кусая губы, чтобы не разрыдаться в голос. Ненавижу! Ненавижу тебя, Климов! Я ведь люблю тебя! А ты… Ты такой же как и все! Такой же как и мой отец! Эгоистичный циник! Ты сволочь! Как же сильно я тебя ненавижу!

Домой возвращалась долго. Долго сидела в машине, глотая сопли и слёзы. Долго смотрела в одну точку, не думая ни о чём. Долго плелась по дорогам до особняка отца, оттягивая минуты встречи. Долго наблюдала за рассветом во дворе. Долго. Но время всё равно бежало слишком быстро.

Мне приходиться подниматься обратно в кабинет отца, но ложу руку на ручку и понимаю: я не хочу больше жить. Стало так безразлично что скажет Кубрынин, куда пошлёт, что заставит сделать. Жизнь потеряла вдруг смысл, краски, вкус. Я думала, что уже узнала что такое любовь, когда встретила Андрея. Мне нравился его точеный профиль. Мечта любого художника. И я ошибалась. Любить человека за что-то бессмысленно. Любовь не измеряется в деньгах, славе, связях. Любить можно за то, что этот человек просто есть. Именно так я любила Данила. Именно поэтому он убил меня сегодня. Жестоко растерзал, распял, надел на моё сердце терновый венец.

— Отлично, — одобрительно хмыкнул отец, повертев моё лицо в пальцах, — именно это мне и нужно. Наконец-то ты поняла суть этой жизни, Милана. Осталось только закалить тебя. Заставить усвоить урок. Завтра поедешь со мной на сделку. Будем вершить бизнес, дочь моя.

Сегодня я умерла. И мне было плевать, что ещё придумает отец. Сегодня моя душа погрязла в пучине тьмы, выпуская на волю нечто мерзкое и отвратительное. Я не знаю когда зародилась любовь к Даниле Климову, но сегодня она умерла.

Я привела себя в порядок. Попыталась поспать. Попыталась поесть. Попыталась дышать. Выходило с трудом, но я справилась. Да, Данил Климов убил меня, но я смогу с этим жить. Смогу, пока не найду способ избавить этот свет от моего отца. Только тогда я смогу быть свободна. Только так я смогу спокойно пустить себе пулю в голову. А пока буду лишь существовать.

Мне казалось, я не смогу больше стать собой. Не смогу смотреть на мир так же как раньше. И я была права. Я видела этот мир иначе. Видела всю его грязь и лицемерие. Продажных людей и прогнившую натуру каждого встречного. Розовые очки упали. Мой собственный мир рухнул, не оставляя даже развалин. Мне казалось, я не смогу больше дышать и снова оказалась права. Я не могла. Потому что он всегда был рядом. Тихо следовал за отцом. Молча выполнял все его указания. Климов отказался не меньшим чудовищем, чем Кубрынин. Он резал людям глотки, стрелял в них, избивал и тут же стирал улики. Он всегда был рядом. Был жестоким напоминанием, что никому нельзя верить. Скользил мимо безразличным взглядом. Тенью шуршал по коридорам особняка. Правая рука отца. Его новый сын. Его отражение в зеркале.

Со временем, с долгим и мучительным временем внимание отца переключилось с меня на негласное партнёрство с Климовым. Тогда я смогла хоть раз вдохнуть полной грудью. Клубы, алкоголь, наркотики. Они заменили мне реальность. С ними я могла обо всём забыть. Я погрязла в пучине иллюзий и кайфа. Наркоманы стали моими друзьями. Я спускала деньги отца на шмотки и кокс, уже не заботясь ни о чём. Ударит? Пожалуйста. Убьёт? Буду рада. Отдаст на растерзание своим псам? Мне всё равно. Каждый раз вдыхая наркоту я надеялась на летальный исход. Надеялась, что передозировка добьёт меня окнчательно. Я ошибалась. Три раза я оказывалась в больнице на грани смерти. Три раза он был рядом, когда приходила в себя. Смотрел долгим холодным взглядом. Охранял дверь. Охранял меня. И мы молчали. Потому что всё уже сказано. Всё уже ясно. А мне хочется кричать. Орать как его ненавижу. Ударить по его безразличному лицу. Сказать что люблю. Что до сих пор люблю. И что буду любить всегда! Как бы больно мне не было. Как бы сильно я не страдала, я всегда буду любить его одного.

— Ну что ж. Сейчас вы успели её привезти, но подумайте о лечении. В следующий раз вы можете не успеть.

Я надеялась на это. Надеялась, что всё же не успеют. Каждый раз. Надеялась. Напрасно. Успели и в следующий раз. И после. И потом. На восьмой мне надоело пытаться. Я уехала в клуб. Провела несколько часов на танцполе и в баре, чтобы усыпить их бдительность, в туалете обменялась нарядами с похожей на меня девушкой, заплатив немалую сумму при этом, и вышла через чёрный ход. У меня был план, который должен сработать. Поймала такси и попросила отвезти на центральный мост. В салоне было жарко и воняло кожей. Я поглощала алкоголь прямо из бутылки большими глотками, не заботясь о мнении водителя. С меня всё. С меня достаточно. Я не могу так жить. Видеть его рядом, слышать его голос, но не иметь возможности даже прикоснуться. Потому что не мой он. Не мой! Я не нужна ему. Никому не нужна. Никому.

Автомобиль остановился, я кинула таксисту крупную купюру и вышла из салона. На улице было холодно. Почти конец осени. Я взялась за мокрые поручни и осмотрелась вокруг. Никого. У меня получилось. Я вся дрожала от страха, пока не перелезла через ограду. Всё боялась, что вот-вот кто-нибудь появится и меня схватят. Расплата отца будет жестока. Но я больше не могу так. Не могу.

Я отпустила поручни и позволила телу упасть в ледяную воду. Во мне столько водки сейчас, что скоро вырублюсь и не смогу всплыть самостоятельно. Я утону. Облегчение настало только когда тёмная толща сомкнулась над головой. Наконец-то. Я свободна. Свободна…

Конец