Ибо мы слепы

Остаток дня Джордж провёл в пабе, пропуская один стакан дешёвого алкоголя за другим. Его не покидало чувство опустошения после того, как на том «собеседовании», если его можно было так назвать, были разбиты все его мечты и надежды стать полицейским. Ночью ему нужно было на своё рабочее место охранять всё те же бесполезные, полузаброшенные склады. На работу, которая, видимо, является единственной, что он заслуживает. И на которой проработает все свои никчёмные и жалкие оставшиеся дни, до самой смерти, о которой никто и не будет переживать. Нет, сегодня Джордж не мог заставить себя поехать домой, чтобы надеть свой единственный комплект потёртой формы охранника. Потому в районе шести часов вечера он едва послушными руками набрал своему начальнику сообщение о том, что плохо себя чувствует, подозревает, что заболевает, и попросил отгул. После чего расплатился, в том числе, взяв у тучного бармена – аккуратно подстриженная бородка которого всегда бесила Джорджа – очередной долг и, наконец, вывалился из паба на улицу. Почти у самой двери Джорджа вывернуло наизнанку. Хоть теперь во рту чувствовалась неприятная горечь, но ему стало намного легче. Довольно прохладный ветерок приятно обдувал его лицо, раскрасневшееся от духоты и жары в пабе, немалого количества алкоголя… и из-за неё. Из-за Сьюзи, работавшей в пабе «Андрисон» официанткой.

Наконец, найдя в себе какие-то остатки сил, несмелыми шагами Джордж доплёлся до своей машины. На подкорке сознания теплилась мысль, что садиться за руль в таком состоянии – идея не из лучших. Но только лишь он оказался внутри машины и провернул ключ зажигания, как эта здравая мысль потухла, затмившись размышлениями о Сьюзи. После сегодняшнего дня Джордж был уже почти наверняка уверен, что она без ума от него, ведь она явно вилась вокруг него, всё спрашивала, не желает ли он чего-нибудь ещё, улыбалась ему без остановки, в конце концов… Именно и только ему!

Перед глазами Джорджа пролетали будто в замедленной съёмке тёмные силуэты домов и очертания тротуаров, перемешиваясь со смазанными ореолами слабого света фонарей. Помимо уже привычных Джорджу звуков старой машины, в которой почти половине деталей требовалась срочная замена, добавился новый – теперь обшивка старого фордика поскрипывала, заглушаясь лишь выливавшимися бурным потоком нотами из похрипывавших динамиков. Стараясь сосредоточить свой взгляд на дороге, Джордж не замечал клубившиеся над его головой чёрных облаков, окутавших землю и освещаемых лишь парой точек зажёгшихся где-то далеко-далеко звёзд. Ночь была тёмная. Такие ночи, обыкновенно, не предвещают ничего хорошего.

Усталость всё сильнее застилала его глаза и разум. Когда Джордж окончательно удостоверился и уверовал, что находится в состоянии полной способности вести машину, то мысли целиком и полностью обратились к Сьюзи. И мечтам о нём и Сьюзи. Джордж то представлял себе, как притягивает её к себе в один их тех моментов, когда Сьюзи подходит к нему принять заказ и страстно целует в губы. Кадр сменяется, и теперь перед глазами Джорджа пролетает видение, как он ловит её, пробегающую мимо него с подносом, кладёт спиной на стол – её глаза полны желания и страсти, грудь тяжело вздымается от вожделения, она сама разрывает на себе блузку и тянется руками к ширинке его брюк… И, наконец, Джордж представляет себе, как поджидает Сьюзи у чёрного выхода паба. Вот она появляется на крыльце, мешкает, ища в сумочке ключи, как он стремительным шагом подходит к ней почти вплотную. 

– Джордж?

Её глаза полны удивления, но в них нет страха. Пока что. Джордж зажимает ей левой рукой рот, а правой распахивает дверь паба – он знает, что там никого, а значит, никто не помешает им – после чего толкает Сьюзи внутрь. Она рвётся, пытается кричать, машет руками, пытаясь сбить хватку насильника, но куда там. Ей не справиться с ним. Она его. Джордж чувствует, как кровь приливает к его низу, плохо тянущаяся ткань брюк теперь давит ему чуть ниже пояса… Скорее домой, он уже представляет, как будет онанировать, представляя эту сцену вновь и вновь, дополняя её деталями и продумывая продолжение…

– Ты же хочешь меня, так зачем строишь из себя недотрогу, шлюшка? – шепчет ей Джордж на ухо и уже сам разрывает её блузку.

После чего рвёт колготки – она пытается отползти, спрятаться – но он связывает ей руки её же одеждой, теперь порванной на лоскуты. Стаскивает с неё колготки. Наконец, она совершенно беззащитна перед ним. Целует её, после чего стягивает с неё стринги и запихивает ей их в рот наподобие кляпа. Рука ныряет к ней между ног, ещё чуть-чуть и его пальцы коснуться её лона… 

Из извращённых мечтаний его вырывает человеческий силуэт, в который он чуть не врезается, успев в последний момент дёрнуть руль вправо, вследствие чего его фордик, лязгнув тормозами, съезжает в кювет. Адреналин бьёт ему в голову, теперь уже на твёрдых ногах Джордж пулей вылетает из машины и осматривает свою машину на возможные повреждения. Вроде ничего особого, кроме подмявшегося пластикового, и так уже треснутого в двух местах переднего бампера. И лишь теперь он слышит чей-то визгливый голосок, пронзающий тишину вокруг:

– Ты совсем, а?! Совсем дурной что ли? Я не поняла!

Обернувшись, Джордж почти лицом к лицу сталкивается с женщиной, на первый взгляд, лет тридцати пяти. Она вульгарно одета: короткая юбочка едва прикрывает довольно округлые формы, стянутые толстыми с затяжками колготками; туфли на высоких каблуках; яркий броский макияж. Волосы завязаны резинкой в пучок. Судя по их белеющим кончикам, резко переходившими в чёрный цвет, некогда эта женщина красилась, но то ли решила сменить имидж, то ли ей перестало хватать времени или денег на то, чтобы внимательнее следить за своим внешним видом.

– Я с тобой разговариваю, козёл! Ты чуть не СБИЛ меня!

– Простите меня… я не хотел… – дурацкая улыбочка выплывает на его лице, но он не чувствует того раболепия, что испытывает обычно, когда общается с людьми. Это одновременно пугает и злит его.

– Не хотел? А за дорогой следить не думал? Фе, так от тебя ещё и пасёт, как от алкаша… а я ещё думала тебя останавливать, да у тебя денег-то и нет, наверное…

– Останавливать?.. И у меня есть деньги! – зачем-то врёт он, чувствуя, что её слова укололи его гордость: кто она такая, что бы оценивать его?

Разумеется, Джордж не знал, что перед ним стоит София Нестерн, известная также как Розанна в довольно широких кругах. Он не сильно ошибся при оценке её возраста, всего-то почти на десяток лет – на самом деле ей было двадцать семь, мешки под глазами и отёкшее лицо подарили ей образ жизни и наркотики. Она не была красавицей, но её всё ещё можно было назвать вполне симпатичной девушкой. Помимо этого что-то в её раскованности и явной доступности заводило Джорджа, возможно, вследствие совсем недавних мечтаний о Сьюзи.

– Есть деньги, говоришь? – сощурилась София и оценивающе оглядела его с ног до головы. – Тогда десятка. Нет, пятнашка – ты ведь чуть не сбил меня.

– Что? – Джордж искренне не мог понять, о чём идёт речь. Мысли в его голове были затуманены усталостью и алкоголем, хоть адреналин всё ещё бушевал в крови.

– Пятнадцать баксов, и я твоя. Только в киску! Хотя, за пятнашку… разрешу тебе кончить мне в ротик, так и быть. Решайся, не пожалеешь!

– Н-нет-т, прос-стите… – Джордж резко отвернулся и потянулся к ручке дверцы, намереваясь сесть в машину и уехать от этой женщины как можно дальше.

Он с самого детства считал проституток чем-то грязным и мерзким, не мог себе и представить, чтобы заниматься с ними таким интимным и важным делом, как секс. Особенно сильно он стал ненавидеть их, когда в школе, классе в седьмом, «проституткой» начали называть его мать. Он не понимал, что означает это слово, пока не решился спросить мать, находившуюся в тот момент в приходе после изрядной дозы героина. Отчим лежал с ней рядом, пуская слюну на подушку, а один из его дружков, полностью голый, пристроился у подножья кровати, упершись лбом в пол. Тогда-то его мать и разъяснила ему едва слышимым голосом, что означает это слово, а также взбеленилась, когда узнала, что её так называют за спиной. Правда, она давно об этом знала, но злилась каждый раз как будто в первый.