Обручённая со смертью. Том 2

Так что высказывания о личном выборе и вправду выглядят не совсем в тему.

– А откуда мне знать, вдруг ты решишь накормить меня улитками или лягушачьими лапками, а я даже не узнаю об этом.

– Вообще-то, данные блюда здесь считаются деликатесами.

– Ага, как и сырые устрицы. Только меня что-то не тянет на подобные эксперименты.

– И даже не рискнёшь попробовать сырого мяса или фуа-гра?

– Я суши никогда не пробовала! Хотя… на счёт сырого мяса, может быть и подумала бы. Но, определённо не сегодня.

А вообще, очень сложно идти на попятную и просить помощи с переводом названий блюд именно сейчас, когда гордыню уже поддели, а вид запрятавшегося в тень навеса Астона не вызывал ответного доверия. Вдруг и вправду закажет какой-нибудь суп из слизняков мне на зло. С него станется.

– Mère! Maman, c'est Sam!6

Правда, совершенно нежданное спасение пришло почему-то именно оттуда, откуда его уж точно никогда ждёшь. Я даже по началу не сообразила, что вообще произошло. Как-то уж всё слишком быстро и именно на ровном месте. Вначале, совсем рядом раздался, во истину пугающий дикий клич восторженного детского голоска, а потом передо мной, буквально из ниоткуда, вдруг выскочило прелестное дитя лет пяти (может и меньше) с каштановыми кудряшками и васильковыми глазищами на пол лица. И вот эти чудо-глазки смотрели на меня так пристально и с таким неподдельным обожанием, что даже я невольно оторопела, моментально поддавшись их чарующему магнетизму и лучащейся в их невероятной синеве неподдельной любви.

– Что?.. Прости… но я… – вот и всё что получилось у меня тогда пролепетать в ответ. А ещё улыбаться ну просто идиотской улыбкой во весь рот, совершенно не представляя, что нужно говорить или делать в таких случаях.

А ведь ребёнок что-то хотел от меня услышать, продолжая чуть ли не взахлёб о чём-то мне лепетать на смеси французского и, видимо, своего персонального детского диалекта. Даже пришлось развернуться к нему лицом на стуле, поскольку ему приспичило вцепиться в моё бедро обеими ручонками. Слава богу, его мамаша подоспела к нам сразу же. Как выяснилось, они сидели в этом же ресторанчике через столик от нас. Правда, легче мне всё равно не стало, ибо я ни черта не понимала, кроме, разве что, пары слов вроде «Excusez-moi» и «pardon». А так хотелось. Особенно, глядя в столь очаровательное и одухотворённое личико восхищённого ребёнка в джинсовом комбинезончике и премиленьком анораке с капюшончиком из зелёного флиса с жёлтым рисунком из барашков и облачков. В своих кукольных ручках он держал какого-то бесполого пупса, который ему нисколько не мешал цепляться за меня и уж тем более о чём-то мне быстро-быстро рассказывать. А может и спрашивать, поскольку хрен поймёшь.

– Боже, я же не понимаю ничего! О чём они говорят? – так что приняла я своё полное поражение чуть ли не сразу же, взглянув на Астона страдальческим взглядом проигравшей по всем пунктам неудачницы.

А ему-то что? Смотрит на всё это дело с ироничной ухмылкой на поджатых губах и явно забавляется моей беспомощностью. Наверное, специально тянет время и не вмешивается, ждёт, когда я буквально начну упрашивать о помощи. Да и с какой стати ему вообще переживать и подрываться? Это же не к нему подбежал ребёнок и не от него что-то хочет и чуть ли не требует-упрашивает.

– Она решила, что ты Сэм – персонаж из какого-то мультсериала и, видимо, самый её любимый, раз смотрит на тебя с таким фанатичным обожанием.

– О, Боже! – легче от помощи Адарта мне совершенно не стало. А когда он сам заговорил по-французски, обращаясь к мамаше кудрявой девчушки, так и подавно. Скорее ещё больше хотелось застонать. Чувствовать в такие моменты свою абсолютную никчёмность и беспомощность, та ещё мука. В особенности, когда смотришь в такое очаровательное личико чудо-ребёнка и невольно подпадаешь под силу детского магнетизма. Ещё чуть-чуть и точно пущу слезу.

– Похоже, она пытается тебя упросить взять её с собой на следующее с Алекс и Кловер шпионское задание. И ей безумно нравятся все ваши шпионские примочки, мечтает заполучить в коллекцию хотя бы парочку из них. Кажется, она говорит о какой-то помаде и особой пудренице. Спрашивает, носишь ли ты их с собой прямо сейчас. И вообще, ты её самая-самая любимая героиня.

– Вообще-то, это совсем не смешно!

Честно признаться, всё это время у меня сердце кровью обливалось. Практически держать в руках такого прекрасного ребёнка, такого искреннего, открытого и доверчивого, да ещё и с такими волшебными глазами. Я никогда до сего момента не общалась по долгу и настолько близко с маленькими детьми, как-то не выпадали случаи. Так что проверять на ком-то свой материнский инстинкт на полном серьёзе мне ещё ни разу не приходилось. А тут, как говорится, снег на голову. Настолько неожиданно, что я даже не успела как следует ошалеть, не то, чтобы осознать, что происходит и как всё это на меня влияет.

– А никто и не спорит. Мне вот пришлось объяснять Клаудии о том, что ты не носишь с собой на определённых заданиях никакой шпионской косметики, даже телефона. Поскольку работаешь сейчас под прикрытием и делаешь вид, что изображаешь русскую туристку, поэтому и не можешь отвечать ей по-французски, чтобы не спалить свою историю перед агентами врагов.

– Ты издеваешься? Да? – я чуть было не застонала в голос, но отвести взгляда от одухотворённого рассказом Астона личика Клаудии так и не смогла. Она действительно ему поверила и что-то мне теперь по этому поводу деловито на полном серьёзе советовала. А потом возьми и потяни ко мне свои маленькие ручонки и даже привставая на цыпочки.

– Такими вещами не шутят, тем более перед детьми. Обними её и дай ей обнять себя за шею, она хочет тебе пожелать большой удачи в задании и поцеловать на счастье. Не забудь ответить ей тем же. Ты же знаешь, как целуются во Франции?

– Найджел! – тут уж и вправду не знаешь, как реагировать, то ли плакать, то ли смеяться.

– Не лишай ребёнка такого незабываемого момента. Она же любит тебя больше всех твоих подружек.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «