Страница 9 из 14
… Антон Кулон замолчал. Надолго задумался. Наш костер угасал. Последние угольки один за другим меняли свой красно-земляничный цвет на сизо-пепельный, мышиный. Угли легко рассыпалась от почти неслышного дуновения ветерка и становились невидимыми. Казалось, что теплая неманская ночь сливается с той давней – вильнюсской, и уже невозможно отличить нас – трезвых любителей шашлыков и ночных посиделок за чашкой кофе, – от них – отчаянных романтиков-гуляк советского времени, сделавших так много ради победы детской идеи вывесить какой-то флаг на литовской башне.
А может, и не детская была идея? А может, и не «какой-то» флаг, а наш древний, белорусский флаг, за который отдать жизнь не жалко?
Очевидно, такие мысли сверлили наши головы и теперь, возможно, и не так важно было – будет этот флаг висеть на литовской святыне или нет…
Антон, однако, продолжил рассказ.
…Мы уже довольно длительное время безрезультатно обхаживали главного сторожа башни Гедимина, чтобы пройти внутрь, но он нас не слушал.
– Башня Гедиминаса закрыта, посещение завтра с 10 ноль-ноль. Башня Гедимина закрыта… – противно гундел сторож Казимир, не глядя на нас.
– Послушай, Казик, – почему-то по-белорусски и как-то доверительно, по-дружески, обратился Сергей к грозному сторожу, – а что если нам по винцу ударить? Мы с тобой уже полчаса разговоры разговариваем, а толку нет. А может, гори она огнем – эта башня! У меня уже и во рту пересохло, и в горле, и в других местах моего организма, отравленного алкоголем и твоей принципиальной позицией.
– Ты что из Буйвидов? – внезапно протрезвевшим голосом спросил сторож Казимир.
– Нет, я из Самохваловичей, – приняв за шутку слова сторожа, ответил Сергей. – Есть под Минском такая деревня. А в чем дело?
– Не можэ тэго быть! Минск – тэ ж в БССР! Там мешкают балторусы. А пан мувить совсем по-нашему, по-гудску. Мы, гуды – самые коренные мешканцы Виленского края. Эти лабусы – так мы называем литэвцев – понаехали отовсюду по во'йне, вывесили свои плакаты, вулице перейменовали…
Вот тебе и на! Казимир говорил с нами на самом настоящем белорусском языке, немного разбавленном полонизмами и другими особенностями местного диалекта. Но он считал свой язык «гудским» или «здешним». В местечке Буйвиды, которое было в 30 км от его родного Шальчининкая, местные жители говорили на диалекте, немного отличавшемся от их языка, и Казику показалось, что именно такую речь он слышит от нас.
Сергей, который, как уже говорилось, знал все на свете, мгновенно просек ситуацию. На его мудром лице отразилась неприкрытая радость. Он растроганно и как-то проникновенно сказал:
– Земляк! Казик – ты настоящий древний земляк. Древний! Я не раз слышал, что предки белорусов назывались готами, и еще – гудами. Ты просто ни разу не слышал нашего языка, так как белорусы в жизни обычно пользуются русским. Мы исключение… Редкое исключение. Тебе, можно сказать, очень повезло, что мы, сознательные белорусы-земляки, сами пришли к своему собрату. Ну, такую встречу не обмыть, это форменное преступление.
– Матка Боска! Так то и бендзе. Ребята, за мной!
С этими словами совсем недавно неприступный сторож Казимир одной рукой схватил Сергея за руку, другой – за мою талию и потащил нас к небольшим дверям, которые неожиданно обозначились перед неприступными воротами с тем самым, уже описанным, ужасным замком.
За дверью оказалась небольшая уютная комнатка, большую часть ее занимал специальный круглый стол. На нем, как мог бы догадаться читатель, если он человек образованный, среди различных хозяйственных вещей стоял «фауст». Он был наполовину заполнен мутной жидкостью, в которой легко угадывалось что-то до боли знакомое.
Ну конечно! Это была самодельная водка, очень похожая на наш родной полесский самогон!
После третьей рюмки Казик сходил куда-то, как он сказал, чтобы «открыть спасательный краник», и на столе появилась «новая доза» в виде еще одного «фауста», правда, уже полного.
Неудивительно, что очень скоро Казик вошел в «курс дела». На свой риск мы решили рассказать об истинной цели нашего появления. Показали наш бело-красно-белый флаг, который Казику очень понравился. Он долго его рассматривал и сказал, что вывесит у себя дома такой же. Такая активная реакция совсем растрогала нас. Почему-то этот простой, необразованный человек оказался очень близким нам. И по духу, и по взглядам на жизнь. Он был… просто своим человеком.
И мы не ошиблись! Такое бывает. Никогда не видел человека, а через час – он твой лучший друг. Так устроен этот мир. Казик не только выпил за наше здоровье. Он детально разработал план вывешивания флага на башне, который мы вскоре и выполнили.
Оказалось, из этой комнатки, где мы выпивали, вел черный ход на внутреннюю территорию еще недавно недосягаемой башни. Казик покинул нас в этой «тайной» комнатке и пошел сдавать смену в караульное помещение к милиционерам. Расписался в книге «приход-уход», сдал ключ, дубликат его предварительно дал нам, и ровно в 22.00 ушел домой. Мало того – напоследок он откуда-то притащил складную лестницу и, как позже выяснилось, не зря.
В 23 часа милиционеры пошли на пересменку. Где-то минут 20 у нас было, чтобы проникнуть на территорию, залезть на вершину башни и прикрепить флаг.
…Сначала все складывалось наилучшим образом. Мы выскользнули из Казиковой кладовки почти сразу после появления смены и осторожно двинулись в глубину сооружения буквально по пятам за караулом. В голове размеренно звучало: «Один, два, три…» Я считал шаги, как нам велел наш неожиданно найденный «земляк». Сергей шел на несколько шагов позади. В сумраке, который окутал древнюю башню, фигуры трех караульных казались призраками, и лишь редкие обрывки литовских слов, что долетали до нас, нарушали вековую тишину княжеской обители. И когда караул ушел, звуки совсем исчезли, мы оказались рядом с центральным подъемом на самый верх башни. Мы точно знали, что именно с этого места начинается винтовая лестница на самый верх, так как, согласно инструкциям Казика, до нее будет ровно 65 шагов. Я насчитал 66, Сергей – 64. Берем среднее… Где же лестница?
Было довольно страшновато, и вместе с тем чувствовались необычный душевный подъем, личная причастность к своим предкам, которые жили когда-то в этих местах. И, казалось, я участвую в великой исторической миссии, смысл которой еще не совсем был мне понятен, но было известно точно – миссии благородной и возвышенной.
Вдруг я содрогнулся от ужаса. Кто-то прикоснулся к моей ладони. Но это был Сергей. Он незаметно поравнялся со мной и, увидев что-то в этой темноте, которая все же немного просвечивалась в этом месте, решил позвать таким образом меня.
– Кажется, вот она, пресловутая винтовая лестница! – тихо, едва слышно проговорил мой друг.
Он взял меня за руку, протянул ее, и я нащупал какую-то невидимую металлическую скобу. Да, это была первая ступенька лестницы.
Мы полезли. Путешествие «в небо» было не слишком долгим, так как вскоре лестница закончилась, выведя нас на какую-то небольшую ступеньку перед крутой стеной.
– Все! Finita la camedia[7], – в отчаянии только выдавил я, – дальше хода нет. Поворачиваем оглобли!
– Все, говоришь? – спросил Сергей, как мне показалось, каким-то едким тоном. И торжественно продолжил: – А об этом ты помнишь?
С этими словами он поднял правой рукой складную лестницу – подарок Казика, которую постоянно тянул с собой, даже не сказав об этом мне ни слова.
– Вот тебе и на! Ничего себе! И молчит… Но разве долезем по ней?
– Долезем. Видишь – вон крючки к креплению лестницы? Это значит, что лестница не раз здесь использовалась.
Сказав так, он взялся за свою ношу и мгновенно прикрепил лестницу. Она, безусловно, была «отсюда», так как словно приросла к стене, щелкнув какими-то специальными приспособлениями.
Полезли. Сначала Сергей, а за ним решился и я. С детства я боялся высоты, и хотя мало что было видно в темноте, чуть подсвеченной далеким фонариком, этот шаг требовал от меня довольно значительных волевых усилий.
7
Finita la camedia (лат.) – комедия окончена.