Страница 2 из 14
…Проснулся я не от навязчивого щекотания солнечного луча, скользящего по моему опухшему, синюшному лицу. Проснулся от нестерпимой боли, которая шла изнутри и растекалась по поверхности беспомощного, отравленного тела. Попытался встать, но тотчас, как сбитый молнией, упал на пол моей квартиры. Упал от резкой боли, и эта подлая боль распространилась по всей голени, но более всего – ниже той круглой косточки.
– Вставай, скотина! – раздался приятный и родной голос.
Это была моя жена. Я не оговорился – после перенесенных неимоверных физических и моральных страданий последних дней голос моей половины звучал как музыка небесных сфер, и содержание сказанного не имело абсолютно никакого значения.
– Сейчас встану. Вот что-то прихватило меня, болит, так я присел… – пытался как-то оправдаться я и, стиснув зубы, взобрался на кровать.
– Во сколько твой самолет? Вещи я собрала.
– А что мне… сегодня… лететь? – еле слышно просипел я каким-то чужим, незнакомым голосом.
– Сегодня, сегодня, хоть отдохну немного от твоих пьянок. Кто же тебя так побил вчера? Вот хорошее дело сделал он, молодец…
Я молча подвинулся в ванную. Нога болела ужасно, но ведь надо было что-то делать, как-то двигаться. Подумал, что стоит немного расходиться и боль постепенно пройдет – так раньше бывало при различных «боевых» травмах во время пьяных приключений.
До аэропорта я как-то добрался, но прогноз мой не оправдался – боль не утихла. Миша Деревянкин, мой соратник и коллега, был уже там.
– Что с тобой? – вытаращил свои голубые глаза Миша.
– Пусть не лезут, – произнес я стандартный в таких случаях ответ пьянчуги.
– Как же ты там будешь работать с нашими коллегами в универе?
– Я же не ногами работаю, а головой! – гордо, но абсолютно не в тему вякнул я.
Мы начали подниматься по трапу в самолет. Миша меня поддерживал, но все равно я несколько раз терял равновесие и чуть не упал с трапа. Наверху к нам подбежала симпатичная стюардесса, и общими усилиями мне помогли добраться до кресла в переднем салоне лайнера ТУ-134.
2017 год. Возвращение Антона Кулона с DCCLXXXIV Конгресса Высшей масонской Ложи «Каменщики Вселенной». В наше время Антон Кулон уже не только не упадет с трапа, но и на земле не поскользнется
В Краснодаре мы оказались где-то около шести часов вечера. Меня почти в бессознательном состоянии Миша со стюардессой вытянули из салона на теплый асфальт аэропорта. Подкатил вагончик доставки пассажиров, и вскоре мы были в городе.
Южное солнце Кубани клонилось к вечернему моциону в близком отсюда Черном море. Однако моря не было видно, а вечер, как говорят, был на носу. Нужно было думать о ночлеге. Проблема не представлялась сложной, так как по приезде в город нас встречала толпа местных граждан, и каждый предлагал поселиться только у него, ибо все остальные «дурят приезжих», а он «единственно честный», и у него, разумеется, лучше.
…Утро принесло мне новое нерадостное, если не ужасное, открытие. Нога невероятно распухла, и я не мог на нее ступить даже слегка. Требовался врач. Ни о какой командировке пока не могло быть и речи. Но и Миша не мог меня оставить. Тупик более полный.
Хозяин дома, где мы нашли убежище, дал адрес ближайшей поликлиники, и мы с Мишей двинулись в путь. Точнее будет сказать, не мы двинулись, а Миша двинулся, потянув мое беспомощное тело за собой, приговаривая: «Говорила же тебе мать «не пей, сынок», и я тебе говорил не раз: «Допьешься, Антоша…». От этих справедливых и правильных речей моего правильного и примерного друга моя измученная душа еще больше загрустила. Запоздалое раскаяние незаметно подползло к моему разуму, но не воспринялось им – он был занят другим: каждую минуту и даже секунду надо было думать, как сделать следующий шаг. Боль в ноге становилась настолько нестерпимой, что не оставляла надежд на возможность положительного прогноза будущей прекрасной жизни.
Наконец добрались. Миша бросил меня на первую же скамейку, почти заполненную больными казаками, и пошел искать врача-травматолога.
Я огляделся и прочел: «Адыгелар болгурды кумакды[1]…» – и далее еще строк пять убористого текста, не менее интересного и захватывающего. Правда, к сожалению, непонятного. Но вскоре все выяснилось – рядом с текстом я увидел перевод: «Министерство здравоохранения. Адыгейская советская автономная республика. Центральная поликлиника».
…Травматолог оказался очень приятным человеком. Он нам объяснил, что мы попали в поликлинику этой самой Адыгеи, столицей которой, оказывается (!), и есть город Краснодар. О казаках я еще слышал, но чтобы об адыгейцах!..
Сам доктор оказался вовсе не адыгейцем, а русским, возможно, даже белорусом, потому что был родом со Смоленщины, а это, как известно, исторически белорусские земли.
Может быть, наше землячество и настроило последующий разговор если не на лирический лад, то на дружеский, полный ностальгических воспоминаний, так как мой спаситель, адыгейский доктор Александр Григорьевич, кончил в свое время Минский медицинский институт.
Однако с ногой дела были не так утешительны, как сведения о том, что минские медики работают в 110 странах и везде показывают самые высокие знания и мастерство. Высшая школа белорусских медиков в лице Александра Григорьевича и адыгейского рентгена позволили быстро поставить диагноз: травма, полученная пациентом А. Кулоном, представляет собой «разрыв связок лодыжки» и требует срочной госпитализации либо «приведения травмированной части тела в полную недвижимость сроком от одного до двух месяцев».
Одним словом, мне наложили гипс на левую ногу: от ступни до колена.
– Как же вы получили такой сильный удар? – спросил доктор. – Мне же надо в истории болезни подробно описать происшествие. А может, вас кто избил? Тогда надо в милицию сообщить.
– Нет, никто не бил, – испугался я. И начал лихорадочно насиловать остатки своих пропитых мозгов с целью отыскания правдоподобной гипотезы. «На работе, в здании института, был ремонт, и я поскользнулся, так как опаздывал…» – мелькнула мысль и сразу угасла. «Нет, тогда бы я в Минске начал лечиться… Нужно, чтобы по дороге…»
И тут меня как осенило:
– В Минске был дождь, и при посадке, когда я поднимался по трапу самолета, поскользнулся и упал. Упал на колесо самолета прямо этой ногой, – показывая пальцем на ногу, отрапортовал я, будто бы подать с трапа было моим обычным занятием.
– Хорошо что не головой, – сочувственно покачал головой Александр Григорьевич.
– Или еще чем, – захохотал Миша, который все время молча наблюдал за нашим диалогом.
Интересно, версия падения с трапа потом настолько вошла в мое сознание, что я в нее сам поверил. С течением времени я все более явно и отчетливо видел тот чертов трап, видел его неровные ступеньки и почти физически, реально ощущал страх, представляя, как левая нога соскользнула и поехала в сторону, а правая, в стремлении удержать равновесие, вдруг дрогнула и пошла вверх, а я сам в следующий момент отрываюсь и лечу вниз – и падаю прямо на колесо самолета, со всего размаху ударившись ногой о шину…
Где-то через час мою ногу до колена упаковали в гипс.
– Кра-са-ве'ц! – сказал Миша, осмотрев мою «обновку», и смачно плюнул. – Вот послал Бог коллегу-напарника… Калеку-напарника! Вот послал!..
Затем он фактически принес меня в нашу краснодарскую квартиру и, даже не присев, подался, в конце концов, по месту нашего назначения – в университет.
Миша исчез. А меня объяла глубокая печаль, которая постепенно переросла в сплошное отчаяние и беспричинную панику, которые потом трансформировались в совершенно новое качество – в страшную злость.
Злость на кого?
Конечно, на Мишу! Он, здоровый, полный сил и мощи парень, с двумя целюсенькими ногами и – самое обидное! – с чистой, не захламленной молекулами спирта головой, теперь шагает по красивым улицам южного города в направлении университета. Он уверенно шагает по залитым весенним солнцем улицам, улыбается расцветающим после зимней спячки встречным девушкам, и они отвечают ему стрелами черных кубанских очей…
1
Антон Кулон не гарантирует точности приведенного адыгейского текста. Возможно, он даже не адыгейский. Кто его теперь разберет…