Призраки долины папоротников

– Тогда как же?

И Мюттью Такер покачал головой.

– Есть ли толк забивать этим голову? – произнес он. – Прошло так много лет, что события те кажутся чем-то ненастоящим... Не существенным ныне.

– Но убийца до сих пор на свободе! Это несправедливо.

– Ах, эти юношеские горячность и чувство несправедливости! – поцокал языком старый кок и, поднявшись на ноги, поплелся в свой закуток для сна. Он на мгновение остановился в дверях и посмотрел на миловидного мальчика долгим, внимательным взглядом: – Не за чем ворошить прошлое, – произнес он. – Что прошло, то быльем поросло! – И вышел за дверь.

Кэтрин долго ворочалась, несмотря на усталость: рассказ старого кока взбудоражил ее не в меру яркое воображение, заставил мысли метаться под черепною коробкой и надумывать всякое.

С мыслью: «Вот бы наведаться в руины аббатства и отыскать то кольцо» она и уснула. А проснулась от криков и суете, и холодной воды, выплеснутой прямо в лицо...

6 глава

Фыркая и отплевываясь, с таким чувством, словно ей в рот плеснула волна прямо из океана, Кэтрин вскочила и поглядела на истязателей. Это были все те же Терри Бонс и Скотт Стивенс, кошмар всей ее нынешней жизни, и довольными по обыкновению они не были.

– Якорь мне в глотку, где чертов кок? – гаркнул Бонс, обдав девушку отвратительным запахом изо рта. – И какого, скажи на милость мне, черта, ты сам дрыхнешь здесь, зелень подкильная, вместо того, чтобы работать?!

– Мэттью должен был разбудить... – пискнула было она, но Бонс наградил ее оплеухой, от которой она в миг замолчала, потерявшись в россыпи звезд перед глазами.

Сам он ринулся в комнатку кока, закуток за камбузом, и грохнул дверью и крепким словцом.

– Эй, червь гальюнный, поднимай свою старую задницу и принимайся за дело!

Как ни странно, ему никто не ответил, а потом что-то и вовсе поволокли за ноги из коморки, и Кэтрин увидела старого кока, как будто все еще спящего, ничуть подобным с собой обращением не возмущенного.

– Что с ним? – спросила она дрогнувшим голосом, догадываясь внутри, что случилось со стариком, но страшась признать это вслух.

А вот Стивенс ничего не боялся, он лишь перекинул табачную жвачку из-за правой щеки в левую, и сказал:

– Чертов кок окочурился. Помер, да еще так не вовремя!

– Эй, позовите нашего «доктора»! – крикнул Бонс.

И вскоре на камбуз явился высокий, нескладный, словно разложенный перочинный нож, паренек в коротких не по размеру штанах. Бедняга близоруко щурил глаза, казалось, в прежней, докорабельной жизни, он носил когда-то очки, да так и было, как после узнала Кэтрин: он был студентом медицинского факультета, носил очки и был подающим надежды молодым человеком. Но потом он на спор записался на торговое судно и вот уже третий год ходит в море, не в силах вернуться назад к разочарованным и убитым горем родителям.

– Док, ты у нас умный, скажи: что сталось с чертовым коком? – не без насмешки спросил его Бонс.

А Стивенс поддакнул, как было и в Ламберхёрсте:

– Чертов кок, как по мне, отправился к праотцам. Яснее смерти ничего не бывает!

Матрос склонился над стариком и приложил пальцы к его сонной артерии.

– Умер, – констатировал он, чем вызвал насмешку Стивенса, и так поставившего тот же диагноз. – И по состоянию тела я бы сказал, что умер довольно давно: возможно, в ту же минуту, что лег на эту постель, – он поглядел вглубь закутка, из которого его вытянули вперед ногами. И продолжил осматривать тело почти так же дотошно, как коронер в морге. – У бедняги сердце пошаливало, от него он, верно, и умер: губы вон посинели.

В этот момент они услышали шаги капитана, и тот ворвался в камбуз, сверкая глазами.

– Что расквохтались здесь, словно куры? – осведомился он в своей привычной грубой манере. – Что с чертовым коком?

– Помер он, сэр, – просветил его Стивенс. – И, похоже, давненько.

Но Кэтрин не могла согласиться: она видела старика среди ночи. Он зашел на камбуз, разбудив ее на мгновение, и шептал себе под нос, словно лунатик: «Не стоило мне оставлять его там... надо было забрать... снести в ломбард или отдать кому следует. Пусть бы запрыгал тогда, богатый засранец!» Она еще обратилась к нему: «Кок, тебе чем помочь?» Но тот не ответил, даже не поглядел на нее, только вышел так же внезапно, как и вошел. Ей на миг показалось, просочился сквозь стену... Но это, видно, со сна. Привидится же такое!

– Я видела его ночью, – сказала она. – Как раз шестые склянки пробили.

Но «док» покачал головой.

– Он умер часа четыре назад, может, и больше.

Бонсу час смерти покойника был явно не интересен и он перевел на насущное:

– А кто станет готовить нам, сэр? – обратился он к капитану. – Кто займет его чертового место? – Он глянул на мертвого Такера.

Капитан окинул взглядом собравшихся моряков, те даже плечи втянули, стараясь казаться меньше и незаметнее. И в этой относительной тишине, на море никогда не бывает совершенно спокойно, разнесся грохот посуды, упавшей с подноса вместе с незадачливым юнгой, еще вчера бывшего фермером, а сегодня – «собачонкой» капитана.

– Разрази меня гром, – взревел капитан Флетчер несвоим голосом, – что за несносный маленький недомерок! Я удушу тебя своими руками. – Он бросился к парню с кровожадным блеском в глазах и вздернул его на ноги прямо за шею, хрустнувшую под его цепкими пальцами.

Паренек захрипел, став из пепельно-серого синим, и никто, ни одна живая душа, не бросилась за него заступиться, ни одна, кроме Кэтрин, кинувшейся вперед.

– Капитан, вы сейчас убьете его, а потом пожалеете, – закричала она. – Вспомните Рэнсома... Кто станет прислуживать вам, если не он?

Хватка капитана на шее парнишки несколько ослабела, и под его натужные всхлипы он поглядел на отчаянного мальчишку, посмевшего вмешаться в его, капитана Флетчера, дело.

– Вот ты и станешь, – процедил он сквозь зубы. – Посмотрим, так ли ты расторопен, как скор на язык! – И уронив бывшего юнгу на палубу: – А этого – в камбуз. – Пнул его сапогом. – Пусть готовит нам завтрак.

Все, довольные, закивали, и парнишка, выпучив глаза больше, чем во время недавнего удушения, хрипло проблеял:

– Но я не умею готовить.

– Не валандайся, парень, чертов кок и сам был не ас, но, однако, как-то справлялся. И ты справишься... коли жизнь дорога! – пригрозил ему Бонс кулаком размером с лебедку.

В этот день Кэтрин не единожды пожалела, что не сдержала своего языка. Конечно, она ни за что бы не стала спокойно смотреть, как убивают невинного человека, но, может быть... если только допустить это «может быть», дело можно было б решить по-другому. Не привлекая внимания капитана, который, словно в отместку за ее дерзость, гонял ее так, что к вечеру ее ноги буквально подламывались от усталости. Она бегала с чайником и подносом с едой из камбуза в кают-компанию и обратно так часто, что сбилась со счета... К тому же Флетчер высчитывал время по песочным часам на своем рабочем столе, заваленном картами и залитом чернильными пятнами: если она бы не возвратилась в положенный срок, он грозил высечь ее боцманской дудкой. И Кэтрин страшилась этого из-за Рэнсома, прибитого ею же, если верить ходившим по палубе слухам.

– Бутылку! – в очередной раз потребовал капитан, и Кэтрин бросилась наполнять им с помощником по бокалу.

Она взмокла под плотной повязкой, которой три дня назад стянула грудь, чтобы сойти за мальчишку, кожа зудела, волосы слиплись и висели жуткими паклями. Матушка бы ужаснулась, увидев во что она превратилась, а отца хватил бы удар, узнай он только, кто ее окружает: самые грубые из мужчин, которых только можно представить. Мало того, она им прислуживает, словно мальчик на побегушках, она, дочь благородных родителей, разливает коньяк не хуже портовой трактирщицы.

Во всем этом был один-единственный плюс: у капитана была своя личная ванная с крохотным туалетом. И Кэтрин надеялась, улучив, если выйдет, минутку, хотя бы наскоро обтереться чистой тряпицей, коли на большее не приходилось рассчитывать. Остальные, как она уже поняла, обходились купанием прямо в одежде, когда волной захлестывало вдруг палубу, и они хватались за ванты, чтобы просто не улететь за борт.