Страница 15 из 58
Судя по золотому шитью на накидке и головному убору — белого быка резал лично первосвященник Каиафа. Его тестя Анны я не заметил, но животное держали еще трое важных левитов.
— Дай ка мне это — я вырвал из рук ближайшего легионера пилум, и удерживая зум перед глазами, кинул копье в сторону жертвенника.
Римляне дружно ахнули. Пилум пролетев шагов сорок воткнулся прямо в шею Каиафе. Тот схватился за дротик, захрипел и повалился прямо в жертвенный костер. Левиты бросились его вытаскивать, над площадью повисло оглушительное молчание. Иудеи застыли восковыми фигурами, постепенно стих даже лязг в притворе внизу.
Левиты, наконец, вытащили Каиафу из костра, но тут же отбросили его прочь — на первосвященнике вспыхнула накидка и хитон, запылала шапка. Тишину тут же прорвал даже не крик, а стон. Вся площадь в едином порыве завопила, в нас полетели дротики, звонко щелкнул гастрофет.
— Это был потрясающий бросок, Примас! — Фламий дернул меня прочь от балюстрады балкона — Но теперь нам точно конец.
Евреи и правда, как взбесились. Закричав еще сильнее, зелоты всей толпой бросились в притвор. У входа началась давка.
— Ладно, пришло время применить оружие массового поражения — я тяжело вздохнул, приложился лбом к крышке Ковчега. Римляне обступили меня, прикрывая щитами. Под стук втыкающихся дротиков и копий, я начал молится. Мне не пришло в голову ничего другого как прочитать вслух Отче наш — больше-то я толком ничего и не знал. Но перевод на латынь не составил труда — слова сами всплывали в сознании, я только их озвучивал. Крышка Ковчега все больше разгоралась, я почувствовал как через меня течет привычная энергия Света. Крылья ангелов замерцали, рядом опять ахнули легионеры.
— Ставьте Ковчег сюда — я пальцем показал на балюстраду, вытер пот со лба. Воздух вокруг нас тоже начал искриться и переливаться разными цветами. На балконе появилась собственная радуга.
Евреи внизу начали затихать, легионеры осторожно переместили ларец на каменную балюстраду. Перекрестившись, я поднял крышку ковчега. И тут же в небо ударил такой концентрированный поток Света, что я чуть сам не упал. Римляне же опять попадали на колени. Все, кроме Фламия. Тот устоял и даже перекрестился вслед за мной.
“Прожектор” Ковчега ярко осветил низкие тучи, разогнал сгустившуюся темноту на площади. Я опять “купался” в энергии, что струилась из ларца. Потоки силы я гонял по телу, то вызывая в глазах “зум” и разглядывая жмущихся к жертвеннику левитов, то “зажигая” ладони. Евреи внизу начали собираться перед балконом, лица их выглядели все более и более ошарашенными. Они протягивали руки, послышались первые крики “Арон ха-кодеш!”
Поток энергии из Ковчега усиливался, я достал из него целую Скрижаль. Каменная плита тоже засветилась, запылали на ней буквы Заповедей Яхве. Евреи дружно завопили и повалились всей толпой на колени. Зилоты, левиты, простые горожане — все с жадным восторгом смотрели на Скрижаль в моих руках.
Я поднял ее еще выше, и площадь буквально застонала в экстазе. Но мне все трудней было удерживать бьющую из Скрижали энергию. И я тоже закричал, а потом в упоении провел перед собой плитой сверху вниз, щедро разбрасывая силу Ковчега по площади. Люди внизу стали падать на землю в судорогах. Мое второе движение справа налево повалило еще больше евреев.
Руки у меня уже дрожали, поток Света начал слабеть. Я осторожно положил скрижаль внутрь Ковчега, и выдохнув, закрыл крышку. “Прожектор” тут же “выключился”, на балкон вернулась темнота.
— Что это было?!!! — белки Фламия, казалось, заполнили всю оболочку глаз.
— Крещение евреев — я устало оперся на плечи двух ближайших коленопреклоненных легионеров, чтобы и самому не свалиться без сил.
К тому моменту, как я нашел в себе силы спуститься в притвор — на площадь уже начали заходить когорты Железного легиона.
— Примас, наши идут! — ко мне бросился окровавленный рыжий опцион чьего имени я даже не удосужился узнать.
— Тебя как зовут-то? — поинтересовался я у него, разглядывая побоище на входе в Храм. Озлобленные легионеры Фламия перекололи всех, кто оказался внутри и не попал под благословение Скрижали.
— Квинт Гораций — ответил опцион, вкладывая гладиус в ножны
— Как поэта?
— Как поэта, Примас — радостно кивнул рыжий — Какие будут приказания?
В глазах Горация светилась такая преданность, что прикажи я бросится на меч, опцион сделал бы это немедленно. Я опять вызывал перед глазами “зум”. У этого “наезда” был дополнительный бонус — я стал видеть и ауру людей. Вокруг головы легионера был разноцветный ореол, и в нем я четко различал след, оставленный Светом. Белая полоса подчеркивала всю ауру слева направо. Или справа налево?
— Приказания такие… — я обернулся, махнул рукой моим “раненым”. Они вдвоем легко несли тяжелый Ковчег
Но отдать приказ я не успел. В притвор “черепахой” вошли легионеры. По всему Храму зазвучали “Салют” и “Салве”. Внутри построения шел Тиллиус. Он был одет в лорику с золотыми вставками, плюмаж на шлеме был украшен белыми перьями каких-то экзотических птиц. Пижон, блин!
— Что…?! Что тут произошло?!! — увидев меня, толстяк снял шлем, быстро зашлепал губами — Понтий в ярости, легат 6-го Железного отказывался входить в город… А тут на площади настоящий Тартар — лежит куча трупов!
— Это не трупы — я пошел к выходу, махнув еще раз легионерам с Ковчегом, чтобы они следовали за мной. Фламий и Гораций пристроились рядом.
— Да что происходит-то?!! — Тиллиус забежал вперед, заглядывая в глаза. Лицо его было по-настоящему испуганным — Мятежники напали на вас?
— Нет, это мы на них — хмыкнул Фламий — А Примас успокоил их.
— Причем, всех разом! — поддакнул опцион
Мы дружной толпой вышли в портик, я окинул взглядом площадь. Несколько когорт легионеров встала по периметру храмовой территории, держа в руках многочисленные факелы. Мнда… Сейчас начнется процедура наказания невиновных и награждения непричастных.
— Кто такой примас? — Тиллиус замахал кому-то рукой, раздался рев трубы легиона — И в чем он первый?
— Ты ведь уже сам знаешь, Гай — тихо произнес я, разглядывая неподвижные тела евреев.
Да, ….здорово их оглушило. Кое-кто уже начал ворочаться, несколько человек блевали. Среди зелотов ходили легионеры, отбирая у них оружие и связывая самых буйных. Так надо понимать, что секта зелотов сегодня понесла невосполнимые потери.
Я посмотрел в глаза Тиллиуса, выплескивая на фрументария остатки Энергии. Подействовало. Тот слегка покачнулся, коротко поклонился мне, признавая первенство. И тут же бросился в сторону группы всадников, въехавших на территорию Храма. Схватил за повод лошадь Понтия, начал что-то быстро говорить ему.
А я подошел к жертвеннику. Огонь уже затухал, рядом с костром лежал мертвый бык и обгоревший Каиафа. Лица под ожогами было не разглядеть, парадное облачение тоже полностью сгорело. В голове всплыли строчки из Евангелия от Иоанна: “…Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб… С этого дня положили убить Его.”.
Нет, не за народ они “положили убить Его”. А за презренные сикли, а также аурисы да сестерции, которые так боялись потерять. Сокровищница Храма был просто набита золотом и серебром. Ко мне сзади тихонько подошел Фламий, прошептал:
— Что делать с сокровищами, Примас? Парни смогли вытащить двадцать ящиков к оврагу позади Храма. Там и прикопали их…
Как-будто мысли мои прочел…
— Пусть там и остаются пока — я сорвал накидку с одного из лежащих рядом левитов, прикрыл искаженное лицо Каиафы — а Гораций возьмет людей из центурии и охраняет.