Фаина Федоровна

–Рабочий день с восьми. Приходите завтра. Я скажу, чтобы подготовили вам кабинет. Там давно никто не работал. И дам приказ в регистратуру, чтобы уже сегодня начали выдавать талончики на приём. По нормативу (заведующая посмотрела в какую-то таблицу) – восемь минут на человека. Сестра у вас будет опытная. Фаина Фёдоровна. Она уже не молода. Бывшая фронтовичка.

Кабинет… Мне подготовят кабинет. Я – врач. Я буду принимать больных. Одна. Это уже не интернатура, где шаг не сделаешь без руководителя… Ну, ещё там будет медсестра. Как её? Фаина Фёдоровна. Но что, медсестра… Ответственность всё равно будет на мне.

Мне вдруг ужасно захотелось посмотреть кабинет.

–А можно я вечером зайду?

Заведующая равнодушно пожала плечами.

Несколько часов я проболталась по городу, но в поликлинику вошла чинно, ближе к закрытию. Хотела взять в регистратуре ключ.

–А там открыто. Там Фаина Фёдоровна. – На меня посмотрели с интересом, но почему-то не слишком одобрительно. И вдогонку:

–Ваш кабинет в самом конце коридора, налево.

Поликлиника в обычном жилом доме занимала весь первый этаж. Не слишком просторно. От входной двери холл с помещением регистратуры, в обе стороны расходятся коридоры. На полу блёклый линолеум. Узко и довольно темно – кабинеты располагаются с той и другой стороны, окон нет. Вот и табличка «ЛОР». И приоткрытая дверь, через которую в коридор из кабинета проникает свет. Проём двери – один из моих порталов из обычной жизни в другую, специфическую, в соответствии с дипломом.

–Здравствуйте. Меня зовут Ольга Леонардовна. Заведующая сказала, что вы со мной будете на приёме.

Медсестра небольшого росточка. По кабинету шмыг-шмыг. Тапочки на ней кожаные, коричневые, старомодные. Тряпка в руках. На полу ведро с водой, на столе тазик. Обтёрла тыльной стороной руки пот со лба, откинула седые кудряшки.

–А что ещё вам заведующая сказала?

–Сказала, что вы – фронтовичка. – Я помолчала, не зная, что ещё придумать. -Вы прямо на передовой были?

Она дёрнула носом сердито, как рассерженный зверёк, и тряпку в тазик – плюх.

–Я – сестра операционная. А на передовой девчонки после школы были. Им одно занятие провели, как правильно раненых ползком волочить и жгут накладывать, и они и поползли на передовую. Вам вот за этот стол, Ольга Леонардовна.

–Почему за этот? Мне больше нравится у окна.

–Вам надо ближе к двери. Чтобы больные по всему кабинету грязь на ногах не разносили.

–А что, в поликлинике бахил нет?

–Какие бахилы, откуда их возьмут, и кто их будет стирать?

–Я на практике была, там одноразовые давали…

–Нет у нас бахил.

–Куда мне плащ повесить можно?

–В шкаф. Правая половина для халатов, левая – для верхней одежды.

–А халаты самой стирать надо?

–Можно отдавать в прачечную. Но оттуда такие привозят…

–Но хоть халат-то дадут?

Мне страшно не хотелось надевать свои старые, студенческие. У одного воротник стоячий под горло, как у санитарки, в таком надо было ходить на занятия по хирургии. А второй стал за семь лет немного мал и застирался. Да и вообще… Я заходила тем летом в магазин «Спецодежда», но там были только серые и синие. Ещё кого-то поджидал байковый, совершенно чёрный. Но всё это не годилось для меня.

–Боюсь, врачебные халаты на вас все будут велики. У вас какой размер?

–Сорок четвёртый. Второй рост.

–Сейчас к сестре-хозяйке схожу.

Она ушла, а я уселась на кушетку и огляделась.

Кабинет мне понравился. Просторный, светлый. В нём был ещё дополнительный отсек, очевидно, выкроенный из части чулана, расположенного в торце коридора и отделённый от основного пространства кабинета ширмой. Я прошла туда.

–Это для хирургических манипуляций, – сказала Фаина Фёдоровна, появляясь с грудой халатов.

–Каких манипуляций?

–Разных. Пункций, вскрытий абсцессов, фурункулов, разрезов барабанной перепонки… Я тут и столик для хирургических инструментов поставила. Вы ведь будете всё это делать?

–Наверное.

Она с недоверием на меня посмотрела.

–Что ж…

Она взяла из кучи первый халат и раскинула его, подавая, что б я его надела. До этого мне на трезвую голову подавал пальто только мой собственный папа. Сначала он одевал маму, а потом меня, когда мы втроём ходили куда-нибудь по праздникам. А институтские наши парни мне подавали пальто только по большим пьянкам.

Я неумело влезла в рукава.

Ни один халат впору не подошёл. Я смотрелась в зеркало, повёртывалась… Фаина Фёдоровна вздыхала, одёргивала полы, поправляла на мне плечи, чтоб лучше сели… Наконец, мне надоело. Я сказала, остановившись на двух последних:

–Пускай будут эти. Великоваты, но ведь я буду сидеть, а сидя всё равно ничего не видно.

–Может, ещё поправитесь. – Фаина Фёдоровна убрала эти халаты из общей груды и свернула.

Я хотела их взять.

–Давайте, я дома поглажу.

Она посмотрела на меня почему-то сердито.

–Отдыхайте. Вон вы, какая худенькая. Регистратура на завтра уже раздала все талоны. – Сказано это было таким тоном, будто назавтра мне предстояла война и рытьё окопов. -Идите, идите! Я вам сама всё приготовлю.

Я сказала: «Спасибо!» и пошла домой. Волнение моё улеглось. И почему-то возникла уверенность, что я со всем справлюсь.

Назавтра халаты были постираны, накрахмалены и идеально отглажены.

А бойня началась прямо с утра.

Даша сегодня в тёмно-зелёной пижаме. Это правильно, я тоже на дежурства выбираю, что потемнее. Но в сегодняшнюю ночь Даше не должно было быть трудно. Вчера не было операций, а по «Скорой» к нам уже недели две, как не везли. Ходили слухи, что намечается опять какая-то реорганизация.

Дашины тонкие прямые волосы свисают по обе стороны лица, как у русалки. Даша симпатичная. Ей идёт эта русалочья причёска. Она делает её совсем молоденькой. Я бы, в своё время, конечно, убрала волосы в пучок, чтобы казаться солиднее, но Дашу не смущает её несолидность. И её молодость не смущает и Дашиных больных, что мне почему-то теперь удивительно. Даше тоже часто звонят пациенты и, что мне кажется уж совершенно невероятным, называют её на «ты». И она разговаривает с ними на «ты». Прямо как в сельской больничке во времена Булгакова. «Ты, баба, ребёнка загубить хочешь?»

Однажды я сказала об этом Даше. Она удивилась.

–А что такого, так проще общаться.

Я тоже удивилась. «Общаться» на тему отита или тонзиллита – я, кажется, действительно, отстала от жизни. Но может быть, «общаться» действительно лучше звучит, чем в мои времена:

–На что жалуетесь?

Я хмыкаю про себя. Что ж, надо будет попробовать «пообщаться».

Даша заканчивает цокать ноготком по экрану смартфона и сердито опускает его на свой стол:

–Вторую неделю колем антибиотики, а толку нет. Причём, хорошие антибиотики… Ну, что, посмотрите больную?

–Зови в смотровую.

Где-то по краешку сознания мелькает неясная мысль.

–Ты когда мне звонила, сказала: «Пока заведующая не пришла». А что это означает? Заведующая нам что, помешать может?

Даша уже переписывается с кем-то в вотсаппе.

–Заведующая мне с утра позвонила, сказала, чтобы никто никуда не уходил.

–Но сегодня и так нет операций.

–Ну, я не знаю. Она так сказала… Значит, я зову больную?

–Через две минуты. Я допью кофе.

–ОК.

Даша втыкает в уши наушники и, чуть подёргиваясь в такт музыке, идёт к двери. Она молодец. Не пропускает ни одного мгновения жизни. Я делаю последний глоток и иду к раковине вымыть чашку. Солнце заливает наш кабинет, блик от него достаёт до крана и зайчиком кидается мне в глаза. Весна. Я чувствую себя максимум на тридцать.

Вообще, я уже давно скептически отношусь к молодым докторам. Даже мои теперешние коллеги…

Если бы, не дай бог, коснулось меня, я ни за что не легла бы ни к одному из них на операцию. Ну, только в самом-самом крайнем случае. Я их боюсь. Они всё время чик-чик-чик по клавишам – диагноз. Чик-чик-чик ещё раз – план лечения. И ужасно уверены в себе. Хотя, наверное, это неплохо? Когда мне было лет, столько же, сколько им, мне, наверное, казалось бы, что я ужасная трусиха.