Страница 13 из 17
Умирая, дочь Дадукалова, Алла, завещала сыну Алексу: как только появится возможность, поехать в Россию и попытаться отыскать хоть какие-то следы ее отца, узнать, что с ним произошло после ареста, в чем его обвиняли, где и когда он закончил свой жизненный путь? А если удастся найти его могилу, то привезти с нее в Америку горсть русской земли.
Сейчас в России перестройка, «железный занавес» поднят и такая возможность появилась. И вот отец и сын, русские американцы, наконец-то на земле, где когда-то жил и трудился их дед и прадед.
Алекс закончил свое повествование, некоторое время в салоне самолета висела гнетущая тишина. Разрушил ее Валерий:
– А имеет ли все это смысл? Что было, то прошло… Искать следы человека, которого вы и в глаза не видели. Для чего? – и осекся, заметив, как перестал жевать и недоуменно воззрился на него синими глазами флегматичный Бретт, как отчужденно замкнулось подвижное лицо Алекса. Ответ Рассухина-старшего заставил второго пилота густо покраснеть:
– Для того, сэр, чтобы помнить его, любить его, гордиться им!
Неловкую ситуацию разрядил Сергей. Посмотрев в иллюминатор, он повернулся к своим:
– Давайте готовиться, ребята, туман, вроде, рассеивается.
Пассажиров привезли минут через пятнадцать. Сергей, раскрыв перед гостями из-за океана дверь в пилотскую кабину, глянул на них с улыбкой:
– Я бы хотел пригласить вас в кабину экипажа.
На что Бретт воскликнул обрадованно:
– Вы есть очень добры, кэптейн, спасибо за приглашение!
На высоте пять тысяч семьсот метров Сергей включил автопилот и повернулся к сидевшему на свободном месте штурмана Алексу:
– Как себя чувствуете?
– О, кей, о, кей! – жизнерадостно жестикулируя, воскликнул американец.
– О, кей! – подтвердил и Бретт, устроившийся в кресле бортрадиста, которого, как штурмана, не было в составе экипажа Сергея. Пилот первого класса, он имел допуск к полетам без этих специалистов.
– Байкал! – Сергей показал пальцем вниз. Отец и сын тотчас приникли к иллюминаторам.
Перламутровая гладь огромного озера-моря, окантованная уже начинающими одеваться в осенний багрянец таежным горами, застыла под самолетом. Воздух сентября был настолько прозрачен, что перед белопенным бурунным треугольником-следом была отчетливо видна черная точка катера.
– Кэптейн, снимать можно? – Бретт просительно смотрел на Сергея.
– Да, – разрешающе кивнул тот, и молодой американец проворно извлек из сумки небольшую кинокамеру «Со'ни». Торопясь, пока лайнер находился над Байкалом, поднес ее к иллюминатору. Отсняв наземный пейзаж, он, с молчаливого согласия командира, повел глазком объектива по кабине, при этом что-то наговаривал во встроенный микрофон, видимо, комментировал полет. Через несколько минут он поманил пальцем Сергея, повернул к нему откидной экран кинокамеры. Тот глянул, увидел самого себя, сидящим за штурвалом, искренне подивился – с таким он еще не сталкивался, съемочная аппаратура подобного типа только-только начинала появляться в России. Внезапная мысль вдруг озарила Сергея. Отстегнув привязанные ремни, он выбрался из кресла, жестом пригласил старшего Рассухина занять командирское место. Тот изумился, но, подавив секундное замешательство, удобно устроился на сидении, положил руки на подлокотники и крепко ухватился за штурвал. Самолет тотчас же стал плавно крениться. Сам того не замечая, американец нажал левой ладонью на клавишу, встроенную в рукоятку штурвала и выключил автопилот. Валерий, внимательно следивший за действиями Алекса, молниеносно выровнял корабль. Бретт навел кинокамеру на отца, сидящего за штурвалом русского самолета.
Думали о подобном гости из далёкой страны, отправляясь на родину своего деда и прадеда? Вряд ли…
– Посматривай! – Сергей глянул на Валерия. – Пусть немного покрутит.
– Понял, командир, – кивнул тот. А Алекс, каким-то непостижимым чутьем, каким-то волевым импульсом, удерживал тяжелый воздушный корабль в горизонтальном полёте, пилотировал упоенно, сосредоточенно, словно только тем и занимался всю свою жизнь, что летал. Какое-то время курс не изменялся ни на градус, и высота почти не «гуляла». Потом самолёт попал в струйное течение воздуха, его затрясло, накренило и новоиспеченный пилот-американец «растерял» всё: и курс, и высоту. Тогда Валерий взял управление на себя, отстабилизировал машину крошечными элекрическими рулями-три'ммерами и вновь привёл в действие автопилот. Долго ещё сидел пожилой американец в командирском кресле, озирая с высоты полёта необъятные просторы желтеющей русской тайги.
Сергей занял свое место перед снижением с эшелона. Пролетая над Беклемишевским озером, повернулся к Алексу:
– Моё хобби – рыбалка. Люблю проводить отдых у озера, – он сделал руками характерный жест, словно размахнулся спиннингом.
– И мы проводим отпуск у озера Пирамид в Неваде. Я тоже рыбак, – улыбчиво пояснил американец.
Прощаясь после посадки, обнялись, как старые приятели. Бретт несколько раз щелкнул затвором «Полароида», раздал снимки Сергею и его ребятам. Алекс, тем временем, копался в одном из своих огромных чемоданов. Достал яркие летние кепи с длинными, по-американски, козырьками, с символикой штата Невада, подарил каждому. Рассухин-старший и Сергей обменялись адресами – об этом по каким-то своим резонам попросил Алекс.
– Пишите, буду ждать, – сказал Сергей и пожал сильную ладонь русского американца. – Желаю удачи в ваших поисках.
– Спасибо, кэптейн, – тепло улыбнулся тот.
Сергей и подумать не мог, во что перерастет это неожиданное знакомство. Всё было еще впереди, всё еще только начиналось…
Глава 7
В конце октября над Становым нагорьем завис и распростёр крылья свирепых ледяных ветров могучий циклон с севера. Низкие мутные облака зацепились за таёжные горы и разрешились обильными снегопадами. Роскошным белым ковром щедро покрыло землю Забайкалья. На третий день поутру, сквозь редеющие космы туч проалела солнечная пряжа, засинело умытое пургой небо. Ударил мороз, запари'ли по лесным ключам и рекам голубые наледи, радужно засверкал иней на зелёных соснах и чёрных лиственницах. Пришла зима-матушка, встречайте, люди!
У Сергея начало зимы всегда ассоциировалась с тусклым блеском вороненого винтовочного ствола, с заливистым лаем собаки, летящей в азартном потя'ге по следу, с бешеным стуком сердца, заходящегося от погони, с ледяным хвойным воздухом, обжигающим горло, с молниеносным импульсом пушистого собольего тела, с победным раскатистым грохотом меткого выстрела, срывающего с деревьев морозный куржак, с мирным дымком над занесённом снегом зимовейком, притулившимся к скалистому утёсу, с простым, древним и мужественным трудом таежников-предков.
На городских улицах праздник. Ликует детвора, кидается снежками, лепит снежных баб, оседлав санки, лихо скатывается с крутых горок. Взрослые тоже не отстают: первый снег на выходные дни пришелся и поэтому множество людей на свежем воздухе. Любят забайкальцы блестящее и звонкое начало зимы.
Сергей с раннего утра тоже возился в гараже, багажник на машину устанавливал, а на него две пары лыж: свои, новенькие финские пластиковые бегунки, «Ка'рху», и попроще, деревянные, для Ларисы. Рюкзак со снедью в кабину поставил, торопливо сел за руль, включил зажигание.
Он проехал полгорода и всё сдерживал себя от скорости, хотя уже порядком опаздывал: на дорогах снежный накат, и кое-где по перекрёсткам легковушки па'рами расставлены. У кого лобовой удар, у кого боковой, а кто-то впереди едущему соседу по движению – носом в корму въехал. На шофёрском жаргоне это зовётся «поцелуй Чани'ты».
Лариса у подъезда своего дома стояла и уже основательно иззябла в это морозное весёлое искристое утро, хотя тепло оснащена с головы до пят: шерстяная белая спортивная шапочка с мохнатым шариком-бомбоном на макушке, коричневая теплая куртка, синие просторные лыжные брюки, простеганные квадратами, складчато заправленные в белые фасонистые сапожки с роскошным, богато вывернутым мехом по обводам коротких голенищ. И стройнит, и красит и без того пригожую Ларису её первозимний наряд. Что тут скажешь, умеет под любой сезон нарядиться, знает в этом вкус и толк летающая дева.