Страница 8 из 10
– Знаешь ли ты, смертный, явившийся незваным, кто перед тобой? Я – двуликий Исимут, гонец и посол великого Эа, которого также называют Эа-Оаннесом или же на старинный манер – Энки, чей дом в гордом Эреду, откуда правит он водной бездной, изначальным океаном, окружающим мир.
Удивился Амар-Уту и спросил удручённого бога, как так вышло, что он, слуга мудрого Эа, чей дом в городе Эреду, оказался в печальной земле Иригаль.
– Расскажу тебе всё без прикрас и обмана, – отвечал двуликий Исимут. – Хотя попал я сюда по своей вине и мне есть что скрывать, всё же твоя учтивость располагает меня к откровенности. А всё дело в том, что шестьсот столетий назад хозяйка горемычной земли, царица Эрешкигаль, чья красота согрела бы сердца многих там, наверху, а здесь служит утешением лишь её мрачному супругу, который никогда не смеётся и не улыбается, задумала вырастить восемь целебных трав, что унимают боль в восьми органах тела: в мозге, сердце, лёгких, печени, желудке, почках, селезёнке, а также избавляют от болезней тун и ну. Многих трудов стоило царице вырастить эти травы, ведь земля здесь, как видишь, не очень пригодна для возделывания, а вернее сказать, совсем не пригодна; вся она – только глина, песок да пыль, и если бросить в неё зерно, она не примет его, и зерно сморщится и не даст всходов. Но Эрешкигаль заботилась и ухаживала за посаженными зёрнами, и в конце концов они дали всходы, и радовалась царица, и плясала от радости, распустив свои рыжие косы, так что дивились все демоны подземного мира. Однако на беду в то же время заболел мой господин, мудрый Эа: как в огне пылал его мозг, на части разрывалось его сердце, гнили его лёгкие, и печень его покрылась нарывами, и желудок отказывался переваривать пищу, и кололо в почках, и селезёнка переполнилась кровью, и поразили его болезни тун и ну. Узнал Эа о целебных травах, выращенных царицей Эрешкигаль в саду подземного мира, и приказал мне спуститься сюда, украсть эти травы и принести их ему, и так я и поступил: на нефритовом чёлне, что плывёт равно легко по течению и против него, спустился я в землю Кигаль, пробрался в сад Иркаллы и вырвал одну за другой целебные травы, которые с таким трудом и усердием растила Эрешкигаль, и незамеченным и не пойманным вернулся к своему господину. Мудрый Эа съел одну за другой волшебные травы, и угас огонь, терзавший его мозг, и успокоилось сердце, и лёгкие могли свободно дышать, и печень очистилась, и желудок стал переваривать пишу, и утихла резь в почках, и селезёнка освободилась от излишней крови, и отступили болезни тун и ну. И был я рад и счастлив, и было мне весело оттого, что удалось мне услужить моему господину и перехитрить жителей преисподней и ускользнуть от смарагдовых глаз их повелительницы, но недолгой была моя радость. Обнаружив пропажу, тотчас побежала Эрешкигаль жаловаться своему мужу, перед которым трепещут не только смертные, но и боги: говорят, когда однажды явился он в город Харран, местные боги так перепугались, что накрылись мешковиной и попрятались от него в пыли.
Когда Эрешкигаль, босая и растрёпанная, явилась перед ним, Иркалла читал свои таблички, на которых записана вся история мира и тех миров, что были прежде, и тех, что будут потом, и заносил имена умерших в свой список. Раздирая платье и до крови кусая от злости губы, принялась Эрешкигаль громко жаловаться, что её обокрали, что некто пробрался в её драгоценный сад и вырвал одну за другой целебные травы, которые она долго с упорством и нежной заботой растила. «Разве не защитишь ты меня, свою жену, всемогущий властитель бескрайних земель?! Разве интересны тебе лишь твои глиняные таблички, а до обиженной Эрешкигаль нет тебе никакого дела, и не хочешь ты отплатить гнусным ворам, унизившим её и оскорбившим?! Разве не отыщешь ты моего обидчика и не накажешь его?! Ай-ай, зачем я покинула ради тебя верхний мир, для чего ты сделал меня своей женой, если не хочешь теперь даже взглянуть на меня?! Уж лучше бы ты отдал меня на съедение страшному чудовищу Шаггашту! Вижу и знаю, что ты совсем не любишь меня!» – так кричала Эрешкигаль. Её полные негодования вопли и плач достигли слуха Иркаллы, и взял он глиняные таблички, которые говорили о моём преступлении, и прочитал их, и послал за мной своих слуг-демонов, больших и малых галлу, которые и приволокли меня к этим воротам, и передали мне слова их господина.
«За то, что посмел ты нанести обиду жене моей Эрешкигаль, – говорил Иркалла их устами, – за то, что явился как вор в мои владения и похитил то, что тебе не принадлежало, быть тебе отныне и навеки моим рабом, ибо тот, кто явился однажды в землю Кигаль, не может вернуться обратно, а потому ты принадлежишь мне, и бывший твой хозяин Эа не посмеет перечить мне и не сможет вызволить тебя отсюда, если только не предложит вместо тебя самого себя. Я же приказываю тебе быть стражем пятых ворот моего города». Так оказался я стоящим у этих нефритовых ворот, хотя, если рассудить по совести, разве я так уж виноват? Что ты скажешь на это, незваный гость?
– Что ж, поистине достойная сожаления история, – отвечал Амар-Уту. – Ты прав: что толку в том, если бы царица Эрешкигаль сохранила свои травы – всем известно, что она отдала бы их людям, и они, считай, пропали бы зря, ведь нет смысла лечить человеку больное сердце или больную печень, – так и так жизнь человеческая коротка, и не так уж важно, когда именно она прервётся. Я сочувствую тебе, и признаю твою невиновность, и прошу пропустить меня через эти ворота.
– Я пропущу тебя через ворота, учтивый путник, – говорил ему двуликий Исимут. – Но за это ты отдашь мне чудесный золотой посох, потому что я изрядно устал, стоя здесь вот уже шестьсот столетий кряду.
Со вздохом отдал Амар-Уту стражу свой посох, который немало помог ему в пути через пустыню, и Исимут опёрся на посох и вздохнул с облегчением, потому как тотчас утихла боль в его усталых ногах.
– Не огорчайся, Амар-Уту, что я забрал у тебя посох – он уже сослужил тебе службу, а теперь послужит мне, – сказал Исимут. – Взамен же я дам тебе мой заговоренный нефритовый чёлн, что лёгок как перо и плывёт как вниз, так и вверх по реке с одинаковой быстротой.
Отдал Исимут Амару-Уту свой заговоренный чёлн – такой лёгкий, что и ребёнок мог бы нести его одной рукой, и открыл ворота из ляпис-лазури, и вошёл Амар-Уту в те ворота, и Намтар следовал за ним.
И увидел Амар-Уту, что за пятыми воротами города Иркаллы раскинулось бескрайнее гнилое болото, бездонная чёрная топь, но не испугался он и опустил на воду нефритовый чёлн, и вместе с Намтаром сел в тот чёлн и без труда переплыл болото, и оказался перед шестыми воротами – из алебастра, и охраняла те ворота женщина, облачённая в скромное белое платье, закрывавшее её от шеи до ступней. Лицо её распространяло сияние, а чёрные косы касались земли, и в левой руке держала она табличку из мягкой глины, а в правой – остро заточенную тростниковую палочку.
Склонился Амар-Уту перед женщиной, поцеловал кончики своих пальцев и прикоснулся ими сначала к области сердца, а затем ко лбу, чтобы выказать свою почтительность, назвал своё имя и спрашивал её:
– Кто ты и почему поставлена здесь? Твоё лицо – не лицо смертной, твои руки – не руки смертной, и всё говорит о твоём божественном происхождении.
– Ты прав, гость, явившийся незваным, – отвечала красавица. – Имя моё – Нидаба, я дочь хозяина воздуха Энлиля и его жены Нинлиль, и вверены мне счёт и письмо, и всякий, кто посвятит свою жизнь этим искусствам, находится под моим покровительством. Не по своей вине и не по своей воле оказалась я здесь, в сумрачном царстве теней, но по вине моего родного брата и по воле того из богов, кому никто не возносит молитвы. Слушай меня, расскажу тебе всё без утайки, не солгу ни единым словом. Так случилось, что брат мой Ишкур, властитель бурь и песчаных смерчей, расшумелся однажды сверх меры. Он наслал на мир семь покорных ему ветров, и многие города вскоре лежали в руинах, и смертные в отчаянье возносили небу молитвы, а Ишкур всё не унимался: он кричал, бил в барабан и страшно бранился, так что не было сил его слышать, и на все уговоры отвечал только смехом, бросая в отца своего Энлиля камнями и песком засыпая священные каналы Энки. Наконец его непристойные крики достигли нижнего мира, так что потрескалось каменное небо преисподней, а души умерших в страхе метались, не зная, где им укрыться. Рассердился хозяин бескрайних земель и предстал перед Ишкуром, и приказал ему умолкнуть, прекратить бить в барабан и браниться, и накинуть узду на злые ветры, усмирить песчаные смерчи. Но Ишкур в ответ рассмеялся и выкрикнул бранное слово. Этого не стерпел Иркалла: один только раз он ударил буяна, и тот притих и унялся, второй раз ударил – упал Ишкур перед ним на колени. Тогда сказал ему повелитель подземного мира: «За то, что нет от тебя покоя ни живым, ни мёртвым, за то, что посмел ты сказать мне бранное слово, будешь отныне стражем шестых ворот города мёртвых». С этими словами схватил Иркалла моего беспутного брата за волосы и увёл в преисподнюю, и поставил у шестых ворот своего города. Горько заплакал тогда Ишкур, упал на колени и принялся посыпать голову землёй и пеплом, и звать на помощь своих сестёр и братьев, но никто не хотел его слышать, никто не откликнулся, и даже добрый Энлиль отвернулся, чтобы не слышать стенаний своего несчастного сына. День и ночь напролёт кричал Ишкур из преисподней, жаловался и каялся, и наконец его мольбы тронули моё сердце, и спустилась я в нижний мир, чтобы говорить с Иркаллой и просить его за глупого брата. Сдвинул брови, нахмурился Иркалла, меня увидев, и говорил так: «Что ж, ты просишь меня отпустить глупца и буяна, и это мне ясно. Но известны ли тебе законы подземного мира? Знаешь ли ты, что, однажды сюда спустившись, никто не вернётся обратно, пока другой не займёт его место? Готова ли ты остаться у меня вместо брата, Нидаба?» Я сказала, что готова встать на место проказника-брата, и тогда ещё сильнее помрачнело лицо Иркаллы, и он говорил мне: «Раз твоё сострадание так велико, я исполню твою просьбу, вот только мне она не по нраву. Пусть Ишкур отправляется в свой дом и не вздумает больше тревожить меня и отвлекать от моих занятий, ты же займёшь его место у шестых ворот города мёртвых, но не печалься, потому как не до скончания времён придётся тебе быть их стражем. Ты дождёшься того, кто отдаст тебе нефритовый чёлн, который вынесет тебя против течения чёрной реки в мир, освещённый солнцем, и на этом срок твоей службы завершится. Таково моё последнее слово». Так повелел Иркалла, и с тех пор я стою у алебастровых ворот и жду того, кто принесёт мне нефритовый чёлн.