Страница 5 из 6
Спустя годы все-таки выяснилось, что в школе я что-то усвоил – пишу грамотно, умножаю хорошо, знаю число пи, короче, не дебил. В общем, у меня был свой путь, который я для себя выбрал.
Тем не менее полная погруженность в фигурное катание не мешала мне обожать футбол. В моем классе и классе на год старше учились ребята, позднее вошедшие в основной состав команды ЦСКА – Нестеров, Куракин, Баранов. Я позволял себе иногда довольно долго пребывать на их тренировках. Смотрел все матчи с их участием, конечно, не забывая кататься на коньках.
Та пора моей жизни была очень насыщенной и несколько хаотичной, впечатлений – море, но по части фигурного катания в голове был хаос: нет партнерши, работа вроде идет, а толку ноль. И вот тут я сильно увлекся посиделками с футболистами, а ребята умели отдохнуть…
Был у нас во дворе мужик, отличительной чертой которого был абсолютно пропитой вид. В этом состоянии он пребывал денно и нощно, то есть всегда. Звали его Толик. Лет ему было где-то от пятидесяти до семидесяти пяти, в зависимости от того, сколько Толик спал и сколько принял на грудь. Одет он был всегда в черное твидовое пальто в пол, вокруг шеи был намотан длинный светло-серый вязаный шарф а-ля Остап Бендер. Его абсолютно седая шевелюра и такие же борода и усы создавали образ артиста драматического театра, уволенного оттуда из-за кляуз бездарных коллег-завистников. У Толика был удивительный дар рассказчика. Он врал практически в каждом слове, но мы же любим хороших рассказчиков, а тут Толик, причем очень артистичный.
Все его байки рассказывались в манере нашей старой артистической школы. Вот, например, представьте Николая Симонова в роли отца в великом фильме «Овод». В этой подзабытой манере с серьезным переигрыванием и работал наш Толик. Рассказывать он начинал всегда внезапно. Появлялся он как-то из ниоткуда, откуда-то из-за стоящих у железной дороги таких же железных коричневых гаражей. Шатающейся походкой он подходил к нам, компании пацанов, подсаживался на фанерные ящики с интеллигентным «Не помешаю?» Мы всегда отвечали: «Конечно, нет!» – уже ожидая очередной шедевр от мастера слова и перевоплощений.
Обычно он долго молчал и слушал наши пацанские разговоры и споры, потом оттолкнувшись от темы, как от морского пирса, погружал нас в свою «правдивую» историю. Забыл упомянуть одну важную деталь: у Толика на правой руке отсутствовал большой палец. О потере этого пальца мы прослушали много различных историй, одной из моих любимых была версия о том, как, будучи серьезным вором, он должен был отвечать за воровской общак. Деньги были очень большие, и вот они как-то пропали. Спросили, естественно, с Толика, а он ни ухом ни рылом. Лежали, говорит, в чемодане под диваном, и теперь нету. Он им клялся, и «Гадом буду», и «Век воли не видать», но только после отрезанного пальца ему воры поверили. Деньги потом нашлись под кроватью в другой комнате. А палец-то не вернешь.
Эта история могла бы сойти за правду, но были и другие. В тот вечер мы обсуждали фильм «В бой идут одни "старики"». Кто-то говорил, что не могло быть музыки на войне, кто-то утверждал, что это фишка фильма. Я, кстати, со вторыми. Толик молчал, и только закурив сигарету, как бы невзначай произнес: «Музыка, говорите. Нам только "Элки" дали. Хорошая машина, послушная, есть с чем сравнить. Мы с напарником поднялись новые машины опробовать, летим спокойно. Я слушаю, как движок себя ведет, как на первой, как на холостых… Вдруг из облаков два "мессера", я педаль в пол – они за мной. Напарник сразу отвалился, эти не отстают, серьезные ребята. Я в "мертвую петлю", они за мной, я в "штопор" – они за мной, я в боковые зеркала смотрю – они на хвосте. Что делать, пока не знаю. Ну что, ребятки, нашего аса просто так не возьмешь! Вижу вдалеке туннель, по габаритам смотрю, вхожу я в туннель, а "мессеры" – опа, и зависли, ждут, что будет дальше. Я спокойно на холостых иду, и тут… Паровоз несется навстречу. Ну что делать? Разворачиваюсь… Вы же помните "элкины" крены, и лечу уже от паровоза… Из туннеля вылетаю, а эти гады меня караулят. Мне уже убегать надоело, хочу им бой навязать, а пулемет, как назло, заклинило. Ну у меня с собой «калашников» был на всякий… Я лампу открываю и очередью по ним… а они в ответ из пулемета и прямо по пальцу! А вы – музыка! Так-то вот».
По-моему, история достойна Пулитцеровской премии за идею и «Оскара» за актерское мастерство. Вскоре Толик куда-то пропал. Думаю, его послали разведчиком в Румынию, чтобы не дай бог чего…
Итак, я играл на гитаре, пел про дембелей, стал в доску своим парнем, но кто я в этой среде, было не совсем понятно. Это был переходный возраст – возраст, когда ты считаешь всех взрослых недалекими и непродвинутыми людьми. Все советы родителей раздражают и бесят.
На тот момент я сумел убедить родителей в бессмысленности моих визитов в родную квартиру в Королеве, так как дорога отнимает колоссальное количество времени, которого мне, конечно же, не хватает на выполнение домашних заданий в школе. Еще я рассказал родителям, что мне, как перспективному спортсмену, выделили место в гостинице-пансионате ЦСКА на Песчаной улице, в 100 метрах от футбольного стадиона ЦСКА, благодаря чему отныне ничто меня не сможет оторвать от любимой учебы. В общем, врал по-черному в плане перспективности, поскольку со стулом к соревнованиям не допускали, а с партнершами было туго. Я действительно оставался ночевать в «пансике», но меня туда пускали мои друзья-футболисты. В основном там жили ребята приезжие, таланты из разных городов. Частенько в шестиместных комнатах оставалось место, и консьержки на вахте давно принимали меня за футболиста. Тот период времени я помню очень хорошо – тусовки с моими футбольными приятелями в популярном тогда кафе «Метелица» на Новом Арбате с шампанским и танцами под модных итальянских певцов. Катался же я больше по инерции.
Я играл на гитаре, пел про дембелей, стал в доску своим парнем, но кто я в этой среде, было не совсем понятно. Это был переходный возраст – возраст, когда ты считаешь всех взрослых недалекими и непродвинутыми людьми. Все советы родителей раздражают и бесят.
Да вот еще. Я был нормального телосложения, а в нашей группе все мальчики были очень худыми: Андрей Антонов, Игорь Шпильбанд, позже Леша Соловьев. После случая на чемпионате мира среди юниоров, где Андрей Антонов, партнер Лены Батановой (дочери знаменитого торпедовского защитника Бориса Батанова), попался на воровстве джинсов, Федерацией фигурного катания было принято решение о его дисквалификации. Пожизненно! Тренеры были шокированы. Людмила Алексеевна очень переживала. Пара была перспективной, со своим лицом, легкие, артистичные, абсолютно пахомовский стиль – и тут такой удар! Тренеры через какое-то время решили попробовать меня в паре с Леной. Мне показалось, что проба была неплоха, но Людмила Алексеевна посчитала, что я для Лены крупноват. Сейчас понимаю, что был абсолютно нормальным, но тогда был бум худющих партнеров. Видимо, для Пахомовой пример ее партнера и мужа Александра Горшкова был в приоритете. Горшкова же назвать Гераклом язык не поворачивался. Аккерман всегда говорил мне: «Саша, посмотри, какие у нас все партнеры стройные, а ты какой-то мышечный!» Как будто я прокаженный. Я очень уважал Аккермана. И вот летний сбор в Красной Поляне. Сбор по ОФП. Тогда это была база Министерства обороны. Питание было на высшем уровне. Каждый день на обед нам ставили на столы по полукилограммовой банке с черной икрой. Я обожал черную икру. А кто ее не любил?! Проходя мимо нашего с «дистрофиками» стола, Аккерман сказал мне тихо на ухо: «Сашенька, икра очень калорийна, а ты у нас и так…» Многозначительно посмотрел на меня и ушел. А я же был исполнительный. Ни разу за весь сбор я не притронулся к любимой черной икре. Игорь Шпильбанд сидел напротив меня и съедал сначала свою порцию, а потом и мою. Антонов туда же. Я их не очень любил в тот момент. А может, та моя несъеденная икра дала толчок успехам Игоря Шпильбанда на тренерском поприще, где он до сих пор является моим конкурентом? Но если серьезно, для мальчишки из Королева отказаться от черной икры в 14 лет – это маленькая, а может и большая, победа над собой. Может, эта икра и сформировала мой характер, научила преодолевать себя?