Медовый заговор

Анна Яковлева

Медовый заговор

… Пятница в редакции информации началась с будничного светопреставления.

В коридоре стояла беготня, хлопали двери, перекрикиваясь, разъезжались на запись корреспонденты.

– Катя! Катерина! С тобой Аношин поедет! – донесся крик из кабинета главного редактора. – У него две записи сегодня. Забросишь его по пути, и договоритесь, назад тоже вместе приедете!

– Как на пожаре, – поморщилась Катя. С недовольным видом она вернулась к двери с табличкой «Главный редактор редакции информации Е. А. Соловьева» и остановилась в проеме. – Ленсанн, а где он?

– Начитывается в студии. Подожди его внизу.

Кивнув, Серикова понеслась к лифтам.

– Машину сразу отпустите, – снова заорала ей вдогонку Соловьева. – Степура ее ждет!

– Поняла! – отозвалась Катя уже от лифтов.

В шахте скрипнуло, кабина замерла, двери разъехались, и навстречу Катерине шагнула Ивона Петкова. Петкова была высокой и худой, Катерина – низенькой и упитанной. Вместе они смотрелись, как дуэт комиков Пат и Паташон.

– Привет! – Катя сделала стойку. – Ты мне на понедельник кадр сделаешь?

– Что-нибудь придумаю, – пообещала Петкова. Взгляд ее невольно задержался на Катином лице.

Катерина не обладала природной красотой, но была ухожена от макушки до пят. Брови идеальной формы, макияж продуман, волосы выкрашены в нужный тон. И все – брови, волосы, макияж, маленькие, обманчивой простоты сережки с кристаллами Swarovski – все в полном согласии и цветовой гармонии, холеное, как английский парк, все радовало взор.

– Давай, дорогая, – пропела Катя и лифт закрылся.

Сделав несколько звонков, Петкова направилась с визитом к главному редактору, «главвреду», как между собой журналисты называли руководство.

В кабинете главного стоял запах разогретого ксерокса, туалетной воды и кофе. За столом для совещаний, спиной к двери сидела выпускающий редактор Кузина.

Седая как лунь Соловьева трясла коротко остриженными кудрями:

– Тухляк. У нас новостная программа… О, Петкова! – Елена Александровна продемонстрировала в улыбке желтоватые крупные зубы.

Ивона не обольщалась: радовала главного редактора не сама по себе Ивона Петкова, а то, что от нее можно получить – кадр в понедельничный выпуск.

Как правило, понедельник страдал отсутствием полновесных новостей, темы для эфира высасывали из пальца. Каждый боевой штык был на счету.

– Я с понедельника в отпуске, – напомнила Ивона.

– Едешь куда-нибудь?

Ивона сморщила нос:

– Да здесь рядом, в дом отдыха «Белое озеро».

– Ну отдыхай, – разрешила Соловьева.

– Хорошего отпуска, – пожелала Кузина, и они обе потеряли к Ивоне интерес.

Сама она давно потеряла к себе интерес.

…Идея с домом отдыха принадлежала маме Капитолины, Евдокии Степановне. Евдокия Степановна работала сестрой-хозяйкой в «Белом озере».

И без подсказок Ивона понимала, что находится в состоянии скрытой истерики, в шаге от какого-нибудь маниакального психоза.

Год пролетел после расставания с Ильей, а болело так, будто все случилось вчера. Разрыв живой ткани не срастался, края не сходились, рана не заживала.

Расстаться-то с мужем Ивона рассталась, но продолжала видеться.

Виделась она с Ильей часто и не по своей воле: Илья работал журналистом в той же телерадиокомпании – вел на телевидении авторскую программу «Взгляд провинциала». Телевидение и радио находились в одном здании, только на разных этажах.

При полном попустительстве злодейки-судьбы Ивона сталкивалась с бывшим мужем в лифте, в коридорах компании, на общих собраниях и на «событиях». Особая подлость и унизительность состояла в том, что сталкивалась Ивона с Дружининым обязательно в те дни, когда выглядела хуже обычного – так ей казалось. И, конечно, после каждой мимолетной встречи и такого же мимолетного кивка Ивону начинало трясти, будто она взялась за оголенные провода. Становилось так худо, что впору лечь и умереть. Или вызвать бригаду психиатров.

Слухи о том, что у Дружинина появилась новая пассия, пронеслись над Ивоной с обжигающей силой самума. Вылезла неприглядная правда: она все еще на что-то надеялась…

Все сильнее хотелось сбежать от всех. Затеряться где-нибудь между Новой Зеландией и Гавайями, на одном из бесчисленных островов Французской Полинезии, вроде Нукуфоту или Нукутити (не путать с Нукутским районом Иркутской области).

Или завернуться в рубище и уйти в пустыню по следам раскаявшихся блудниц. Куда угодно, где нет тягучих глаз Ильи и его запаха – вербы и талого снега вперемешку с терпким мужским и таким родным. Этот запах Ивона вылавливала из всех запахов, как розыскная собака, и по-собачьи тосковала о нем.

Только по этой причине она поддалась на уговоры Евдокии Степановны отдохнуть в «Белом озере».

… Владельцу частной клиники диетологии «Древо жизни» Валерию Петровскому любой мог позавидовать. У Валерия все складывалось как нельзя лучше (тьфу, тьфу, тьфу!) Бизнес его процветал на зависть окружающим, деньги его любили, женщины тоже.

Как у всякого нормального человека, у Валерия Петровского была мечта. Мечтал Петровский о собственном благополучии, но никакого эгоизма в этом не видел: собственное благополучие Валерий напрямую связывал с клиникой «Древо жизни».

Получалось, что мечтал Валерий… о здоровье нации. Иными словами, Валерий Петровский ко всем своим достоинствам был еще и филантропом.

Прямо сейчас перед филантропом Петровским разворачивалась захватывающая перспектива, и в этой перспективе отчетливо проступал абрис флагманского корабля – его оздоровительной клиники «Древо жизни». Запахло иностранными инвестициями, элитной клиентурой и высокими доходами.

Именно он, Валерий Петровский, подготовил эту встречу, засеял поле, поливал, окучивал и удобрял его.

Совершенно не к месту совесть напомнила Валерию, что встреча на пленэре – плод коллективного труда.

Главным персонажем в деле была Фортуна. Отношения с Фортуной у Валерия Петровского были не такими доверительными, как у Сервия Туллия, по ночам она не проникала к нему в спальню, но с бизнесом помогала.

Андрей Маслаков, ныне чиновник в департаменте здравоохранения, Шурка Брусенская и сам Валерий были на подхвате у Фортуны.

Андрей представлял «административный ресурс», а Шурка… Собственно, Шурка была мозгом предприятия, идея и бизнес-план были ее заслугой.

После института Шурка раздобрела, подурнела, что никак не отразилось на ее мозгах. Скорее, наоборот. Это Шурка предложила Валерию долю в уставном капитале дома отдыха. Это в Шуркину светлую голову пришло название будущей клиники – «Lignum vitae». То же «Древо жизни», только на латыни, и звучит как песня.

Это Брусенская под «Белый аист» поделилась с Валерием мечтой о косметическом салоне.

Валерий сложил исходные данные, подкинул мысль о клиниках Маслакову. Маслаков заглотил наживку, жил с ней некоторое время, ходил на работу, делал с дочерью уроки, а потом родил дозревшую и оформившуюся идею:

– Валер, прости, но клиника диетологии – это вчерашний день. – Смягчая резкие слова, Андрей растянул губы в добродушной улыбке. – Сейчас клиенту подавай полный, так сказать, апгрейд. Косметология с диетологией – это хорошо, конечно, но маловато будет. Надо привлекать инвестиции. Выращивать экологически чистые продукты и травы, биодобавки выпускать. Может быть, взять землю в аренду, не знаю. База своя нужна, понимаешь? А это уже совсем другой уровень, согласись.

– Согласен, – промямлил Валерий, испытывая жгучую смесь зависти и ревности: у него мышление было линейным и плоским. И на подобные прозрения он способен не был. Так, обладал коммерческой жилкой, не более…

С этого времени Маслаков начал невидимую глазу работу – вербовку своего шефа Романа Заридзе.

Завербованный Заридзе привлек к проекту гражданина Израиля Михаила Борисовича Спасского. Все как-то стремительно завертелось, и вот они уже утюжат местность. Понятно, что без благосклонности Фортуны ничего бы у них не вышло.