Обязательно выжить

Кто-то пришел и погладил Лили по голове, ее глаза резко раскрылись в неверии, и взгляд уткнулся в человека, мужчину. Прежде чем девочка успела завизжать, память напомнила ей — это папа и он ее очень любит. Но он мужчина… А мужчина смотрел во вспыхнувшие ужасом глаза девочки, понимая, что психиатр нужен достаточно срочно.

— Лили, как ты, маленькая моя? — мягко спросил мистер Эванс, наблюдая за сменой выражения на лице девочки.

— Х-х-хорошо… папочка, — ответила Лили, беря себя в реки, только лишь чуть запнувшись на обращении.

— Завтра мы с мамой и сестрой заберем тебя домой, — так же мягко и как-то очень тепло сказал этот человек, к рукам которого хотелось тянуться и от присутствия которого становилось страшно. — Тебе никто не причинит зла.

Девочка несмело улыбнулась, вбирая в себя образ человека, который относился к ней с такой добротой. Какое-то абсолютное незнакомое маленькой Гарри чувство, но хорошо знакомое Лили — ощущение защищенности. Невозможное, нереальное, но, тем не менее… Когда папа ушел, девочка заплакала. Она не могла разобраться в себе и ей было неимоверно страшно. Но пришла медсестра…

Медсестра без слов перевернула девочку на живот, отчего та заплакала. Пожилая женщина очень хорошо поняла этот плач, для которого не было причины — девочку очень тщательно обследовали во сне. Поэтому малышка была перевернута обратно и женщина показала ей шприц.

— Лили, мне нужно сделать тебе укол, — сказала женщина. — Это не будет больно, просто, как комарик укусит, не бойся.

— Хорошо, — прошептала девочка сквозь слезы, и сама повернулась, спуская пижамные штаны, ее руки дрожали.

Девочке было очень сложно, но она с детства помнила, что спорить со взрослыми — это шанс навлечь на себя еще большую боль, поэтому просто подчинилась, обреченно закрыв глаза. Однако, после укола ей стало легче — куда-то медленно ушла душевная боль, глаза закрылись и Лили уснула.

========== Часть 2 ==========

Комментарий к Часть 2

не бечено.

После случившегося Лили Эванс полностью в себя не пришла, но уже сумела контролировать хоть что-то. Она не завизжала от страха, когда увидела Петунью, которая была чем-то похожа на себя взрослую. Лили нормально перенесла дорогу в незнакомый пока дом, забралась в свою комнату и… тихо-тихо расплакалась. Ее накрывало осознанием того, что девочки Гарри точно больше нет. К счастью, все случилось до того, как Дадли успел, но сам шок никуда не делся.

Лили понимала, что не должна показывать своего страха, ведь Петунья здесь не такая еще и ничего не случилось, но сможет ли она? Хватит ли у нее моральных и физических сил? Этого девочка не знала. В комнату вошла Петунья и Лили поспешно вскочила с кровати. Этот рефлекс у нее воспитывался долгие годы, поэтому девочка даже не сообразила, что делает.

— Пойдем обедать, — сказала Петунья, наблюдая за тем, как на лице сестры исчезает выражение страха.

— Конечно, Туни, — ответила Лили, замирая от своей смелости.

Сестра пропустила Лили вперед и та, сжав кулаки, использовала всю силу своего духа, чтобы рефлекторно не закрыться в ожидании неминуемого удара. Но удара не последовало, напротив, Петунья спокойно прошла вслед за Лили в столовую.

За обедом на Лили, казалось, не обращали никакого внимания, однако, это было не так. Мистер Эванс краем глаза наблюдал за тем, как дочь ест: сколько сил она прилагает, чтобы не обнять тарелку, как настороженно косится на Петунью, как быстро кушает, абсолютно без капризов, только замирает при перемене блюд, словно не веря, что это тоже ей. Такое поведение стрессом уже не объяснялось.

Мистер Эванс не раз видел подобное поведение — у сирот, у детей войны, потому очень быстро провел параллели. Вот только объяснения подобному не существовало, поэтому он решил попытаться поговорить с дочерью. Мистер Эванс был далеко не обычным детским доктором, а потому не любил необъяснимых явлений.

Как только обед закончился, Лили кинулась собирать посуду, что уже было не столь обычным, но вот когда на кухне включилась вода, миссис Эванс даже подпрыгнула. Дело даже не в том, что Лили привычно, видно же, что привычно, мыла посуду, чего не делала раньше никогда, дело в том, что она сделала это до десерта, просто проигнорировав оный. Мистер и миссис Лили, наблюдающие за девочкой, переглянулись.

— Доченька, а ты разве не будешь десерт? — поинтересовалась миссис Эванс.

— Десерт? — неуверенно переспросила моющая посуду девочка. — А разве… Ой…

— Пойдем, принцесса, поговорим, — спокойно сказал мистер Эванс, а Лили показалось, что на нее обрушилось небо.

Девочке стало так страшно, что у нее похолодели руки и ноги. Сейчас ее в лучшем случае выгонят, а, может, и чего похуже сделают. Голова резко закружилась и Лили объяла тьма. Она упала прямо так, как шла — плашмя, услышав напоследок вскрик матери.

Сознание возвращалось медленно. Девочка осознала себя лежащей на диване, рядом сидела женщина, которая гладила ее и плакала. Это была мама Лили. Женщина гладила девочку, просила открыть глазки и убеждала, что ей нечего бояться, но девочка, конечно же, не верила. Сейчас она откроет глаза и…

— Очнулась, моя хорошая, — с облегчением произнесла миссис Эванс. — Ты зачем нас так пугаешь?

— Я больше не буду, — прошептала Лили, понимая, что совсем скоро ее жизнь закончится.

— Что же такого случилось, малышка, что ты так пугаешься? — тихо спросила мама. — Не расскажешь?

— Вы меня прогоните, — неожиданно даже для себя самой ответила девочка.

— Я клянусь тебе, что не прогоним, — стала очень серьезной мама.

— Я боюсь, — шепнула девочка, чувствуя подступающие слезы.

— Тогда не надо рассказывать, — сказала мама, гладя дочь по волосам.

От ее фразы внутри Лили что-то потеплело, и девочка разрыдалась, вмиг оказавшись в объятиях мамы. Ощущение, которое дарили эти объятия, было настолько необычным, что Лили никак не могла остановиться, переходя уже в стадию истерики, через которую выскальзывали лишь отдельные слова, не делая ее речь понятной матери, а вот отец нахмурился, но девочка этого, к своему счастью, не увидела.

***

— Роберт, — сказала миссис Эванс. — С ребенком случилось что-то страшное, но я не понимаю, что. Как будто она себе навоображала ужасы и поверила в них.

— Нет, Сьюзан, такое не навоображаешь, — ответил мистер Эванс. — Чтобы ребенок так реагировал, его нужно бить, унижать и издеваться над ним годами. Домашний ребенок даже вообразить такое не сможет.

— Ты хочешь сказать, что это не наша дочь? — спросила женщина. — Ее подменили?

— Ага, фейри, — едко сообщил мистер Эванс. — Сама-то веришь? Это по-прежнему наша дочь, но просто какая-то другая, было что-то такое в пятидесятом, кажется.

— Значит, нужно ее разговорить, — вздохнула миссис Эванс.

Лили лежала на диване, пытаясь разобраться в себе и не могла. Ее окружали родные люди и было абсолютно безопасно, но… Тут был мужчина и Петунья. А еще, когда они все узнают, то ее выгонят. Сильно побьют и выгонят… Наверное, Петунья будет рада… Девочка не могла найти покой, ей было почти физически плохо. Лили была уверена, что как только она окажется наедине с мужчиной…

Но что-то изменилось, пришел папа, к которому тянулось все ее существо, но который был очень опасен, поднял девочку на руки и перенес в кабинет, уложив на кресло. То, что тут оказалась и миссис… мама, чуть успокоило девочку. Мама подошла к Лили и вновь погладила ее, а девочка нашла в себе силы встать.

— Лили, — начал папа. — Нам очень нужно поговорить… Что ты делаешь?

Когда девочка услышала про «поговорить», она подняла юбку и коснулась отчаянно дрожащими пальцами белья в готовности… Но была остановлена буквально прыгнувшей к ней мамой, которая обняла Лили и принялась целовать, прижимая девочку к себе.

— Никогда тебя никто не тронет даже пальцем! — выкрикнула женщина. — Никогда!

— Доченька, — подошел папа. — Нам просто нужно поговорить, словами. Ведь не зная, что с тобой случилось, мы не сможем тебе помочь.