Страница 10 из 13
– А что за травы такие вы растираете? На будущее пригодится, – кривлюсь я в тот момент, когда пытаюсь надеть рубашку.
– Донник, тысячелистник, можно было бы ещё зверобоя добавить, но ты от него бежать будешь, как наскипидаренный, – отвечает охотница, придерживая за воротник рубашку.
– Буду знать, чем сыну локти да коленки мазать, – я ойкаю от проблеска боли, когда завожу руку, чтобы попасть в рукав.
– Какой быстрый, ты сначала доживи до сына-то.
– Доживем, будет и на нашей улице праздник, – я пытаюсь приободрить охотницу.
– Ну да, твоими бы устами да мед бы пить! Не отставай, а то один пойдешь, – грозит тетя Маша и подхватывает сверток.
Папоротник хлещет по ногам, намекает на то, чтобы остаться в темной глуши и дождаться цветения своего прекрасного цветка. Орешник пряно пахнет. По ноге скользит чей-то холодный хвост. Мышь! Я хотел было метнуться за ней, но боль в плечах режет острыми бритвами. Коротко свист, и следом раздается предсмертный писк.
– Я отвернусь. Понимаю, тебе для восстановления нужны силы, – охотница поднимает с земли мохнатое тельце, проткнутое иглой. – Постарайся сильно не испачкаться.
– Спасибо. Я… я запнулся.
– Ну-ну.
Я тоже отворачиваюсь от охотницы и стараюсь не очень громко чавкать. Теплая кровь струйкой течет в горло, шерсть застревает на зубах, косточки хрустят как пупырышки на пластиковой оберточной пленке.
Жизнь другого существа помогает мне.
Я чувствую, как волокна и перемолотые кости тают в желудочном соке, перерабатываются в новый материал и устремляются к плечам. Отверстия от клыков заполняются новым мясом, мышцы сращиваются, сухожилия крепнут. Возникает ощущение, что кто-то изнутри нагревает пластиковую бутылку и разглаживает вогнутые края, спаивает разрывы.
– Пожрал? – бурчит охотница. – Тогда поторопимся, скоро выйдем на дорогу.
Кусты раздвигаются. Я чуть не падаю в придорожную канаву, поскользнувшись на прелой листве. Трещины асфальта змеятся на дороге, словно морщины по лицу тети Маши. Мы выбираемся на двухполоску и охотница машет рукой в сторону севера.
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется охотница.
– Хм. Ещё пара мышек и можно будет пригласить меня на танец.
– Тогда давай-ка свернем с дороги и разведем костерок. От полянки далеко ушли, так что можно будет немного поспать, а то вместо мышек на меня ещё попробуешь кинуться. А это чревато. Что девчонки скажут, если ты полезешь целоваться без зубов? – охотница кивает на стену деревьев. – Вон там и заночуем, а ты пока набери сухостоя.
Утром я подскакиваю с места и встревожено оглядываюсь по сторонам – что снилось не помню, но что-то тревожное. Полупрозрачный туман струится по земле, словно земля превратилась в стыдливую девушку, лежащую на пляже, и пытается натянуть шифон, чтобы скрыть тело от похотливых мужских взглядов. Как и у девушки, у земли это плохо получается.
Второй мыслью явилось ощущение того, что плечи не болят. Я взираю на сидевшую у угольков охотницу и с улыбкой делаю пародию на «Цыганочку».
– Я же говорила, что заживет как на собаке, – усмехается тетя Маша
Я ощущаю себя на уровне хорошо выспавшегося человека. Бодрость во всем теле хлещет через край, и не скажешь, что только вчера пытался проститься с жизнью и стонал от боли в укусах. Кстати, как там они?
Я с трудом отдираю присохшие «эполеты», треснувшая зеленая корка ссыпается засохшим пластилином. Обнажаются круглые бордовые пятнышки, словно я заснул на пуговицах, и следы отпечатались на коже. Ни запекшейся крови, под которой вечно чешется, ни сочащегося гноя – только точки на коже. И впрямь зажило как на собаке. Я присвистываю от удивления.
– Вот и ладушки, можешь умыться, вон в том овражке есть лужа, но не вздумай пить! Мало ли там чего с дороги нанесло, – охотница показывает на зеленеющую осокой вымоину.
– Не пей – козленочком станешь, – вспоминаю я приговорку из детства.
– Ага, как ещё можно было детей удержать от плохой воды? А в сказке четко сказано: «Терпи до воды хорошей!» – усмехается охотница.
Вода оказывается холодной, пахнущей гнилой травой и сырым деревом. Я бы и не подумал её пить, а после слов охотницы подавно. Нет, конечно, козленочком бы не стал, но почву изрядно удобрил. Отфыркиваясь и расплескивая воду, я смываю с себя вчерашний день, запекшуюся кровь на подбородке, остатки крови с тела, засохшую сукровицу вперемешку с зелеными потеками. Если бы так можно смыть воспоминания… Взять и окунуться в воду, а вынырнув – забыть всё случившееся. Кто-то так ныряет в водку, но это не помогает, лишь добавляет мучений на утро.
– Вот и молодец! – приветствует моё возвращение охотница. – Грязную рубаху я сожгла, так что закидай костер и одевай новую. На этот раз обращайся аккуратнее, а то всего одна осталась.
Опять обноски, полный карман денег, а я вынужден надевать потные вещи какого-то перевертня! Так я бурчу про себя, а на лице стараюсь изобразить счастливую улыбку. Но кого я пытаюсь обмануть?
– До города потерпи, а там заменим, брезгливый ты мой! – улыбается охотница. – Пойдем, Зов ещё в силе, нам не очень много осталось.
Костер недовольно зашипел, когда я забросал его влажным мхом, потоптался, и затушил по-пионерски. Тетя Маша успевает отойти к дороге, а белок я не стеснялся.
По дороге едут машины, такие редкие ночью, сейчас они попадаются раз в полминуты. С разрешения охотницы я начинаю голосовать и, спустя два километра поднятых рук, возле нас останавливается «Камаз». Небритое лицо крупного мужчины смотрит на нас из правого окна.
– Туристы?
– Натуралисты! – весело отвечает охотница. – До Кургана подкинете, а то что-то мы силенок не рассчитали.
– Ага, ты мать может и не рассчитала, судя по одежке давно идешь, а вот этот хлыщ словно только из кабинета министров вышел, – хмыкает мужчина и открыл дверь. – Залезайте, по дороге расскажете.
За рулем сидит ещё один мужчина, не уступающий по габаритам первому. Он сверкает в нашу сторону металлическим зубом.
– Только уговор такой: в туалет часто не проситься, водку с клофелином не предлагать. Если новые анекдоты есть, то выкладывайте, а то уже седьмые сутки в пути и по радио успели все выучить.
– Ох, этого добра как грязи, только подвезите, люди добрые, – охотница с кряхтеньем забирается на сиденье.
Я-то знаю, что она с земли может на крышу «Камаза» запрыгнуть, так что слегка удивляюсь неуверенности и замешательству тети Маши. Она начинает играть роль пожилого и уставшего человека, но зачем? Я залезаю следом. Может она снова что-то почуяла? В любом случае дверца захлопывается. Заговоривший первым мужчина залезает на лежанку позади нас, машина с легким подергиванием трогается с места.
Три человека, от которых пахнет потом и сальными волосами.
Теперь они пища…
Если бы мужчины знали, что за пассажиров они подхватили по доброте душевной и чем это для них закончится, то уволились бы в тот же день, когда пришли устраиваться водителями дальнего следования…
Дальнобойщики
– Так говорите, проблем нажили? – спрашивает Андрей. – И теперь торопитесь?
Тетя Маша мягко улыбается ему, водитель оказывается мужчиной словоохотливым. Синеватые прожилки на дряблом носу выдают любителя расслабиться после рейса, а то и во время, когда не за рулем. Прожаренное весенним солнцем лицо бороздят мимические морщины, желтоватые от табака неровные зубы охотно показываются при очередной прибаутке тети Маши.
Понимаю, как ему тяжело в пути с таким напарником как Максим. Крупный мужчина с пивным брюшком сначала послушал на ходу придуманный рассказ тети Маши, и покачал коротко стриженой головой, на которую словно просыпали муку – так седина покрыла русые волосы.
Он пробурчал что-то вроде: «Эх, и как же такое могло произойти. Да что удивляться, если правительство только на свой карман и смотрит». После этих слов он отвернулся к стенке, подложил правую руку под тонкую подушку, а левой накрыл ухо, чтобы полностью отдалиться от окружающей реальности. После пяти минут мы услышали легкое похрапывание со стороны тельняшки.