Страница 41 из 45
Сжигатели себя, жизни и нет для них никаких авторитетов и значит, и их всех в топку своей ненасытности жить и быть таким каким есть, и есть и есть пока ты есть, всегда выступят подпоркой для реализации своего я в реале того типажа реальности, кто будет отвечать их возлагаемым на него надеждам, диверсификацией понятия стоящего человека, хотя бы в краткой перспективе – как Икар сжёг себя в лучах славы. А выбор для сожжения или лучше и доступней для своего восприятия для сжигателей жизни, сжигания себя, крайне широк и информативен, как могут судить всё они же, сжигатели жизни, через окно во внешнюю жизнь – монитор компьютера, экран смартфона или как самые отъявленные жизнелюбы смотрят на мир во вне всё также через экран телевизора. И здесь на их выбор любые виды, типы и темперации по сжиганию собственного и чужого я, в последнее время вышедшего в тренды новостей и становящихся приметой времени нынче и только сегодня.
Со своим я спорить всегда сложно и как правило, здесь всё ровно и это равенство со своей природой есть основной триггер этой группы открытий себя миру через своё стремление не почивать на том, что есть, которое регресится на объективности своего восприятия, где ты находишься в казематах собственного ограничения, которое несёт эта внешняя не стабильность себя, с эгоцентризмом и чуть ли не расизмом в себе, когда ты должен поддерживать в себе только одно знание – свою природу. И здесь всё однотипно, без большого в этом деле разнообразия – диета и движение, вот и всё. А вот сжигание жизни, а точнее авторитетов иной в себе самостоятельности существования, то это всегда что-то новое и с интригой представление.
И тут первым на ум, под горячую руку сжигателям жизни, и прежде всего калориям в себе, приходит Омар Хайям со своим жизненным кредо: «Ты лучше голодай, чем что попало есть, И лучше будь один, чем вместе с кем попало», как идеалист вычеркнутых из повестки дня совершенств и непреложных истин, плюс он оказался слабаком, раз он не способен жить с тем, что он есть, принимая свою данность как должное, кто отныне списан в расход. Что, конечно, здравое и отвечающее духу сегодняшнего времени решение, о поспешности которого язык не поворачивается сказать, особенно когда он занят, но всё-таки у сжигателей подробностей в себе и жизни при этом, есть на этот и какой другой счёт свои электоральные пожелания.
– А по мере роста самосознания нашего современника и моего в том числе, которое проявляется и в такого рода переоценке, навязанных нам деструктивным и без альтернативным прошлым ценностей по надуманной стоимости, определённой проповедниками и проводниками прежней значимости идей, растёт также…хотя не также, а в геометрической прогрессии, как снежный ком, число открытий того, как нас обманывали, издевались над нашим здравым смыслом, скармливая нам подавляющие нашу волю идеи и силлогизмы, разрушали нашу самостоятельность своего определения и индивидуализма абстракциями принятых за классицизм культур обмена, где каждое направление нашего оболванивания под свою определённую конструкцию окультуривания собой определяла та или иная деструктивная личность. Лидер общественного мнения, ЛОМ, в терминологии сейчас времени и порядке сегодняшнего понимания архаики распределения личностного нарратива.
И наши требования сводятся не только к эффектной и полной крови сюжетной картинке извлечения из своего небытия той или иной личности деструктива и, через его стирание, обратного помещения в небытие этой отныне отменённой для всех личности, а основной подкласс общности автономии социума своего права требует показательного процесса над отменёнными идеями прошлого, чьим выразителями являются эти ЛОМы прошлого. И только после такого показательного процесса, с соблюдением процессуальных рамок и регламента реализации в своём праве судебного процесса в формате того, что считалось прежде незыблемым и верным, с вынесением приговора нового времени тому что было и уже не будет как прежде, будет не просто реализовано право свобод нового времени, а для всех индивидов, в том числе и сомневающихся, будет установлен прецедентный жизненный ориентир, который станет точкой отсчёта для нового времени.
И первого кого стоит привлечь к ответу, так это Исаака Ньютона, посмевшего всех и каждого из живучих на этом свете людей, где среди них нет ни одного одинакового и каждый из них мыслит по разному или хотя имеет право на такой промысел, мерить одной мерой, утверждая, что на каждого человека, не важно какого он вероисповедания, шатен, брюнет или альбинос, как он думает по этому или по другому поводу, кто голоден сейчас был, а кто наоборот, наелся от пуза, кто лыс, а кто не просто не стрижен, а ещё и кудряв на всю голову, ковыряет ли в носу или чешет зад, холост или разлучён со своим одиночеством уже столько счастливых лет, при деньгах или гол как сокол, действует всё едино одна и та же определяющая их такое разное сознание и сознательность сила тяжести.
И вот спрашивается, как всё это эгоцентрическое утверждение и самовосхваление Ньютона понимать, разве что как только его желание подчеркнуть своё сэрство. Мне, мол, всё ни по чём, и я что хочу, то и ворочу, такую несусветную чушь утверждая. Но только тогда, когда силу законов определяло право сильного, а сейчас время другое и возникла необходимость всё это дело пересмотреть с позиции новой реальности, приближенной к желанию социума быть с ней на ты.
– И как будем лечить личность Исаака Ньютона от его ереси и суеверия нашего времени, самим им придуманным законом пренебрежения человеческих потребностей и вольностей жизни, а в частности, им называемым законом всемирного тяготения? – обратится к судьям нового времени, избранных по разнарядке судебной допустимости к процессу судопроизводства через жребий, один из тех, кто собой олицетворяет значимость этого департамент права, с правом подвергать ответственности тех представителей социума, кто безответственно пользуется своим правом, в данном случае гротеск Иллианор.
А что могут сказать другие гротески социума судьбоносности, когда им даже смотреть противно в сторону выявленного как преступную личность и в виде голографического изображения вынутого из своего небытия и поставленного перед кафедрой суда для показательного процесса над суевериям прошлого, Ньютона, кто первым пришёл на ум сжигателям жизни, кому всё не даёт спокойного и комфортного мироустройства эти сделанные Ньютоном выводы насчёт того, кто во всём этом мироустройстве виноват и с кого весь спрос. Да ничего они из доступного в рамках этого процесса сказать не могут и не хотят хвалить Ньютона, используя в его сторону демонстративно нейтральные выражения. Такие как:
– Мне он сугубо не принципиален.
– Придаю вес твоим, Ньютон, замыслам, всех обдурить при оценке мер веса выпускаемых под твоим началом в казначействе монет, но твои постулирования не ставлю в счёт.
– Нет такой тяжести на свете преступления, которое бы перевесило собой то, что позволил себе сделать Ньютон.
– Тяжела ложка к обеду, как я слышал говорят. И как тогда понимать такое отступление от твоих правил, Ньютон? Никак кризис осуществимости твоих самопровозглашённых идей.
– Предлагаю на практике проверить работы этого закона. – Делает дельное предложение всё тот же гротеск Иллианор, всегда идущий на встречу общим пожеланиям, а для того чтобы их понять, у него для этого имеется отличный нюх и интуиция. При этом судебные оформители права человека на свою талантливую или бесталанную выразительность, гротески, вопросительно так посмотрели на Иллианора и не сразу его поняли без дополнительных слов-разъяснений с его стороны.
А гротеск Иллиарион всегда готов дать себя познать своего собрату по праву быть, в том числе самим собой. – Эта самонадеянная личность утверждает, что такой закон есть и он для всех одинаково посилен, вот мы и проверим его сейчас же, заказав в зал суда обед. И там посмотрим, в какой он степени действует на сытого человека и на голодного. – Кивнув на последних словах в сторону Ньютона (он даже будучи в голографическом осуществлении, имел в себе принципиальность взглядов на обед, от которого он бы тоже не отказался), Иллиарион дал всем тут находящимся гротескам понять, как он рассудителен и алогичен – очень большой спецификации квалифик.