Страница 72 из 80
– Мне предлагают должность храмового распорядителя, – сообщил он Нефрет. – И поскольку в Гелиополе ничего не происходит, служить там будет необременительно. Обычно визирь назначает туда людей пожилых или слабых здоровьем.
– Баги сделал по отношению к тебе добрый жест, – заметила Нефрет. – По крайней мере, ты сохранишь судейское звание.
– Отстранить меня от гражданских дел… Остроумно.
– Не отказывайся от этого назначения.
– Если мне будут навязывать безоговорочное послушание, если мне предложат безоговорочно принимать амнистии, моя служба будет краткой.
В Гелиополе трудились составители священных текстов, хранители ритуалов и мифов – предназначенной для передачи мудрости древних из поколения в поколение. В святилищах, обнесенных высокими и толстыми стенами, избранные жрецы обслуживали культ великого бога Солнца.
Пазаир шел по тихому, пустынному городу, где не было ни торговцев, ни лавок. В маленьких белых домиках жили жрецы и ремесленники, занятые изготовлением и поддержанием в надлежащем состоянии предметов ритуала. Шум большого мира сюда не доносился.
Распорядитель явился в служебное помещение главного судьи, где, что-то бормоча, его встретил согбенный писец, явно недовольный вторжением. Изучив предъявленное ему приглашение, он удалился.
Место было тихое, можно сказать, сонное, так далеко отстоявшее от оживленного Мемфиса, что Пазаиру было трудно представить себе, что здесь работали люди.
Появились двое стражников, вооруженных дубинками.
– Судья Пазаир?
– Это я.
– Следуйте за нами.
– Куда?
– Приказ не обсуждается.
– Я отказываюсь.
– Сопротивление бесполезно. Не заставляйте нас применять силу.
Пазаир снова попал в ловушку. Тот, кто позволял себе оспаривать решения Рамсеса, должен за это заплатить; ему приготовили здесь не место судьи, а место на всеми забытом кладбище.
38
Стражники привели Пазаира ко входу в вытянутое здание, примыкающее к стене одной из башен храма Ра. Дверь отворилась, и появился пожилой черноглазый жрец, обритый наголо и закутанный в шкуру пантеры.
– Судья Пазаир?
– Мое задержание незаконно.
– Вместо того чтобы говорить глупости, войдите, вымойте руки и ноги и постарайтесь сосредоточиться.
Заинтригованный Пазаир повиновался. Дверь закрылась, стражники остались снаружи.
– Где я?
– В Доме Жизни в Гелиополе.
Судья потрясенно замолк. Так вот оно, это потаенное и недоступное для простых смертных место, где древние мудрецы писали Тексты пирамид, рассказывающие о путях души в загробном мире. В народе было известно, что самые знаменитые маги обучались в этой полной тайн школе, куда время от времени призывались избранные из мира людей, не знавшие ни дня, ни часа своего представления.
– Ты должен очиститься.
Судья исполнил требование, его охватила дрожь.
– Меня зовут Лысый, – сообщил жрец. – Я слежу за этой дверью, чтобы через нее не проникли никакие злые силы.
– Меня пригласили…
– Не путай меня своими бесполезными речами.
Лысый излучал такой мощный магнетизм, что слова застревали в глотке.
– Сними свою одежду и надень этот белый покров.
Пазаиру казалось, что он перенесся в другой мир, без привычных точек отсчета. Дневной свет проникал в Дом Жизни только через узкие окошки, пробитые высоко под крышей в каменных стенах, на которых не было никаких надписей.
– Меня также называют Карателем, – произнес жрец, – потому что это я отрубаю головы врагам Осириса. Здесь хранятся анналы богов, книги премудрости и сборники тайных ритуалов. Пусть на твои уста ляжет печать: ты должен хранить в тайне все, что увидишь и услышишь здесь. Болтливых судьба наказывает.
Лысый шел впереди Пазаира по длинному коридору, который вывел их на покрытый песком двор. В середине него располагался Первозданный холм, хранилище жизни в ее самой тайной ипостаси. Называемый «божественным камнем», он был умащен мазями и покрыт бараньей шкурой.
– Он таит в себе силу, вновь и вновь создающую Египет, – рассказывал жрец.
По периметру двора располагались хранилища книг и мастерские, где работали только посвященные.
– Что ты видишь, Пазаир?
– Песчаный холм.
– В нем кроется жизнь. Божественная творческая сила выплескивается из океана, где миры существуют в неразделенном состоянии, и воплощается на земле в виде этой возвышенности. Стремись всегда к самому главному, к самому высокому, и ты приблизишься к истокам. Войди в этот зал и предстань перед своим судьей.
На троне из золоченого дерева сидел человек в завитом парике и длинном платье. У него на груди висела широкая розетка; в правой руке он держал жезл власти, в левой – длинный посох. За его спиной виднелись золотые весы.
Хранитель тайн Дома Жизни, занимавшийся раздачей даров, хранитель священного первозданного камня, внушавший робость, обратился к вошедшему.
– Ты претендуешь на то, чтобы быть честным судьей?
– Я стараюсь.
– Почему ты отказываешься исполнять амнистию, объявленную фараоном?
– Потому что она несправедлива.
– В этом тайном месте, перед этими весами, не смущаемый взглядами непосвященных, ты продолжаешь настаивать на своем мнении?
– Да.
– Я ничего не могу для тебя сделать.
Лысый схватил Пазаира за плечо и вытащил его из зала. Выходит, эти красивые слова тоже были частью комедии, ловушкой, куда он попался. Единственной целью жрецов было сломить его сопротивление. Метод убеждения не сработал, теперь они будут действовать жестко.
– Войди сюда.
Лысый хлопнул бронзовой дверью.
Маленькая комната освещалась единственной лампадой. Двери не было, воздух поступал через две узкие щели, пробитые в стенах.
Какой-то человек смотрел на Пазаира. У него были рыжие волосы, широкий лоб, нос с горбинкой. На его запястьях судья увидел браслеты из золота и лазурита, с внешней стороны которых виднелись выгравированные головы диких уток. Это были любимые украшения Рамсеса Великого.
– Вы…
Пазаир не смог произнести слово «фараон», оно застыло у него на губах.
– Ты Пазаир, распорядитель, покинувший должность старшего судьи царского портика и подвергнувший критике мой указ об амнистии?
Тон был резкий, в нем слышался упрек. Сердце судьи гулко стучало; он находился здесь, лицом к лицу с самым могущественным властителем на земле. Мысли путались.
– Ну, отвечай! Или мне солгали?
– Нет, Ваше Величество.
Судья вспомнил, что забыл поклониться. Нагнув голову, он опустился на колени.
– Поднимись. Раз ты осмеливаешься перечить царю, веди себя как воин.
Оскорбленный, Пазаир поднялся с колен.
– Я не отступлю.
– Чем тебе не нравится мое решение?
– Обелить преступников и отпустить их на волю означает оскорбить богов и выказать презрение к человеческим страданиям. Если вы встанете на этот опасный путь, то завтра виновными окажутся жертвы.
– А сам ты не совершаешь ошибок?
– Я много ошибался, но никогда не наносил урона невинным.
– И ты абсолютно неподкупен?
– Моя душа не продается.
– Ты отдаешь себе отчет, что оскорбляешь единовластного владыку Египта?
– Я действую в соответствии с Законом богини Маат.
– Ты знаешь его лучше, чем я, ее сын?
– Амнистия – это большая несправедливость, она ставит под удар спокойствие в стране.
– И после таких слов ты надеешься выжить?
– Мне бы очень хотелось сказать вам, что я действительно думаю.
Тон Рамсеса изменился, его речь стала медленной и серьезной.
– Я слежу за тобой с момента твоего приезда в Мемфис. Беранир был мудрецом, его действия всегда были взвешенными. Он выбрал тебя за честность и порядочность. Другая его ученица, Нефрет, сегодня занимает пост старшего лекаря царства.
– Она добилась успеха, а я потерпел поражение.
– Ты тоже добился успеха, потому что стал единственным в Египте справедливым судьей.