ЛВ 3

И тут вдруг вздохнула Силушка Лесная, и голосом мужским, усталым, сказала прямо:

— Весяна, ведунья моя, ты в лес свой пустила болотников без меры, вампиров, волкодлаков, и что-то подсказывает мне, что и моровики с бадзулами здесь осядут. А лес, Веся, это экосистема, в коей баланс надобно завсегда поддерживать. И ты этому научилась, да сполна, но то был лес Заповедный, а теперь-то магический, вот и баланс придется магический тебе поддерживать.

И тут Дуб взял, да и выдал мне еще книг. И главное до того мне приходилось их из дерева вынимать да на траву класть, а ныне древо Знаний преспокойственно делало это само. И вот не мог он раньше? У меня уже вся спина болит-надрывается! Да и душа тоже – это сколько всего теперь учить придется! Сколько делать! Откуда силы брать, время, да и желание?! Мне бы отдохнуть сейчас, заслужила ведь, так нет – «учись, Веся».

— Несправедливо это! – обиделась я.

— Несправедливо будет, если от переизбытка магии деревья по лесу разгуливать на корнях своих начнут! — припечатала меня Силушка Лесная.

Вот такая вот она – победа над чародеями! Вкус у той победы — пыль книжная. Торжество победное – на телегу едва уместится. А сколько я на все это вот времени потрачу, это даже ни словами ни сказать, ни жестами не передать.

— Не печалься, ведунья, век живи, век учись, как говорится.

— Дураком помрешь, — пробурчала в ответ.

Да и делать нечего, пришлось звать друга верного:

«Лешенька, мне телега Савранова надобна очень».

«Победу праздновать будем?» — усмехнулся леший.

«А то, торжества года на полтора хватит», — сообщила ему.

«М-да уж», — сходу понял меня соратник.

***

Ярмарка в Нермине была в самом разгаре — голосили торговцы, товар свой расхваливая, пересказывали новости последние кумушки городские, дети бегали с петушками карамельными на палочках, девушки в пору на выданье вступившие покупали ленты для волос. А я, с корзинкою болотницами сплетенной, ходила себе среди людей, да пыталась радость бытия вернуть.

Не возвращалась она, радость то.

Вот не возвращалась и все тут. В корзинке моей баночка варенья малинового обреталась, да из малины волшебственной, она теперь по окраинам моего Волшебного леса круглый год плоды давала, да такая сладкая была, что всем на зависть. От того особо завистливые кусты выкапывали, да у себя близ домов сажали. Я не противилась, мне-то что — коли у них расти будет, так ко мне меньше ходить станут, а в лес свой теперь людей пускать я опасалась. И не потому что за лес боялась, а потому что за людей.

Права оказалась Силушка Лесная — все у меня остались. И бадзулы, и моровики, и анчутки, и ауки. Последние так вообще с грибовиками целые войны устраивали. Причем дрались молча, на кулаках, чтобы значит леший не заприметил, да не понадовал тумаков всем разом без разбору, ибо лешенька, как и я, супротив войн был. Зато все остальные жили в мире и согласии — вампиры себе замки строили на горах, волкодлаки поселения под горами, по праздникам пьянками совместными развлекались, но ни споров, ни ссор между них не было, и это меня радовало очень.

А вот ведьмы не очень. Пусть и справились мы с угрозой чародейской, только вот ведьмы покидать гору во временное пользование им выданную отказались. Окопались там, пещер понаделали, на верхушке шабаши с чертями устраивали, и даже парочку дьяволов порой к себе пускали. Странное дело, но теперь, когда под защитой моей оказались, вели себя ведьмы как дети малые — вообще всего бояться перестали. Дуб как-то очередной ларец с книгами мне передавая, пожаловался, что все остальные древа Знаний вообще сидят неприкаянные, огромные магические библиотеки вдруг оказались никому не нужны, ведьмы решили что могут себе позволить отдохнуть годик-другой. Я вот лично им позавидовала черной завистью, потому как мне вообще не до отдыха было!

— Сиротинушка, — окликнул вдруг меня кто-то.

В Нермин я под личиной сироты, оставшейся одной одинешенькой, ходила, за то меня тут жалели, и всячески помочь пытались. Вот и сейчас одна из торговок подозвала, да сходу принялась творогу для меня в тряпицу накладывать.

— Как поживаешь-то? Ты ж возле леса Заповедного живешь совсем рядом?

— Живу, баба Сафа, — поклонилась я, уважение выказывая.

— Ох, и страшно же там теперича стало, — вздохнула сердобольная женщина, творог мне протягивая. — Возьми, от чистого сердца, деточка.

Поблагодарила, взяла.

Баба Сафа, дородная женщина со внуками уж совсем взрослыми, на внучку свою поглядела — та раскраснелась вся, с парубком каким-то беседуя, смущенно рукавом прикрылась.

— Ох, чую скоро сватов будем ждать, — улыбнулась по-доброму.- Хороший вроде парень, видный, жаль не волкодлак.

Я обернулась, пригляделась… вообще-то это был волкодлак. Да не простой, а сын вождя Далака.

— Вот если бы, — продолжила баба Сафа, — если бы волкодлак, я бы благословила.

— Правда? – заинтересовалась я. — От чего же?

Тут соседка по торговому месту в разговор вступила, косу толстую поправила, и сообщила:

— Волкодлак в доме — счастье в семье, — улыбнулась моему взгляду удивленному и добавила: — Не пьют, не бьют, все в дом, мастеровые. У вдовы Кречета дом недавно рушиться начал, от старости, так сосед ейный, волкодлак, в тот же день со своими из лесу Волшебственного пришел, к вечеру дом сызнова отстроили!

Интересно мне стало, откуда ж деревья на постройку взяли.

— И не простой дом, — продолжила торговка, — а каменный, крепкий да надежный.

А, ну теперь все понятно — ведьмы себе пещеры роют, камней опосля строительных дел предостаточно, вот их-то волкодлаки и приспособили.

— А указ-то новый королевский слышали? — еще одна торговка, к разговору присоединилась. — Нынче дев лесных трогать совсем запретили. А особливо одну – нашу.

Тут уж я чуть корзинку не обронила, да переспросила ошарашено:

— «Вашу»?

— Нашу! – гордо подтвердила баба Сафа. — Весяночкой звать. Ох и красивая ведунья-то, а уж славная. Сама одна-одинешенька Гиблый яр у умертвий отбила, чародеев победила, а уж то что о народе заботится, об том мы и раньше знали-то.

Тут-то у меня корзинка то и выпала из рук.

— Ты чего, сиротинушка? – испужалась баба Сафа. — Да и побледнела-то вся! Милая, солнцем головку напекло? Водички хочешь?

— Нннет, благодарствую, — я наклонилась, корзинку подхватила, выпрямилась.

Постояла, не понимая ничего, да и спросила:

— Кто ж слухи то такие распространяет? Откуда весть пошла?

— Как откуда? — удивилась баба Сафа.- И не слухи это, а грамота императорская, магически защищенная, в каждом селении размещенная. Ты к столбу сходи, к тому на коем объявления висят, там она и висит-то.

Поклонилась благодарственно, на ногах негнущихся побрела к городской площади, худшее предчувствуя, да издали ту грамоту и увидала.

В каждом городе, городке, городище или деревеньке имелся такой свой столб объявленческий. На нем кузнецы оставляли подковы, и приписывали на тех, где искать мастера. Тут же висели нити, это прядильщицы свои услуги предлагали, мыловары свои, и так далее. Каждый пришлый к такому столбу в первую очередь шел – объявления о тавернах, да домах где комнату на ночь снять можно, так же тут были. Но вот сейчас, еще издали, поверх всего этого висела большая императорская грамота. А на ней мой портрет, да от портретиста сильно мне польстившего. Горели светом таинственным глаза зеленые, чуть растрепанные волосы в косу заплетенную на плечо были перекинуты, губы алые, щеки лишь чуть румянцем прихвачены, кожа белая, тело статное, клюка… клюка была моя, как с натуры отрисована. Но большими буквами под изображением тем значилось «Может менять облик свой, скрывая истинную суть, от того любая девица Полесья отныне ПОД ЛИЧНОЙ ЗАЩИТОЙ ИМПЕРАТОРСКОГО МАГА АГНЕХРАНА». Так вот и значилось, большими буквами. И не королевского мага, а императорского. И мне бы подумать о том, что такое вот вмешательство в дела королевства со стороны императора это слишком, но я не об том размышляла, не на то смотрела — взгляд мой к одному имени прикован был… только к нему.