ЛВ 3

Когда грянул гром не только над лесом Заповедным небо разверзлось, но и в яру Гиблом гиблые дела твориться начали. От первого же раската изменилось что-то в аспидах. Да так изменилось… словно другими людьми стали, будто одержимыми. И упал ведьмак с горлом перерезанным, да сердцем из груди вырванным. Кинувшаяся было на подмогу Ярина, алхимической пентаграммой была отброшена да скована так, что и не выбраться.

А затем огнем и мечом, мечом и огнем ринулись аспиды в самый центр леса, туда где собой самим леший яра круг Смерти закрывал. И не усиль я его, ту магию чародейскую на дело доброе использовав, тогда пал бы каменный леший… как есть пал бы. А так выдержал.

— Веся? — лешенька из земли по пояс высунулся, на меня глядя с тревогою.

А я… я только и смогла что сказать:

— Чародеи всегда в паре действуют, да два удара наносят…

Вот и вчера собирались поступить так же. И не ведьмака Агнехран убить должен был, а меня. А с чащей без поддержки ведуньи лесной справиться не сложно, впрочем занята я вчера была спасением собственного леса, от того зов Ярины, если и был он, не услышала. Ничего не услышала…

— Ульгерда там, — сообщил леший.

А я сидела, и только слезы по щекам потекли.

— Маг этот твой всю вину аспидову на себя взял, — продолжил лешенька, — барону труп сына его в гробу доставил, да в таком виде, словно и не вырывали аспиды из него сердце, но Ульгерда ведьма же, вот и… она говорит, что маги его убили. Мести жаждет.

Посмотрела я на друга верного, слезы все так же по щекам текут ручьями, но хоть взгляд не затуманивают, и ответила:

— Она сама внука своего убила смертью самой мучительной. Когда ведьмаком сделала, да в руки врага отдала, сохранив это в тайне. И прежде чем жизнь мага требовать, да об отмщении говорить, пусть трупы вампиров сосчитает, их немало погибло в эту страшную ночь! И это нам еще повезло. Нам повезло, лешенька, что чародеям требовалась моя жизнь да гибель каменного лешего хозяина яра Заповедного. А если бы в правду заклинание Кровавой луны завершили бы, знаешь, сколько бы тогда народу полегло?

Промолчал леший, из-под бровей кустистых хмуро на меня глядя, да и сообщил:

— Из вампиров не полег никто — успел аспид до первого луча солнца тела соединить, всех спас. Две дружины Далака только урон понесли, отлеживаются теперь у водяного в Заводи, отмокают, яд навкар из крови вымывают.

— А волкодлаки там что делали? — ахнула я.

— Так это, — леший плечами могучими пожал со скрежетом, — Далак сказал, что ни один уважающий себя волкодлак друга в беде не бросит, так что воском уши позатыкали и ждали, на второй оборонительной. Как дело худо стало, в бой вмешались тут же. Но аспиды пришли вовремя.

И вот он все говорит, а я смотрю на него и понять не могу — почему опять в ипостаси деревянной, да при этом на нем все равно рубаха-вышиванка надета. Ничего не спрашивая, потянулась к другу верному, оттянула край рубахи, да и увидела черный след от когтей на груди лешего.

— Говорю же, вовремя аспиды появились, — вернув рубаху на место, сказал лешенька.

Я же прошептала хриплым шепотом:

— А где ипостась твоя человеческая?

Встретил взгляд мой леший прямо, прямо и ответил:

— Зверем ходить могу, и на том спасибо. А мы выстояли, Веся. Никто бы не выстоял — мы смогли. И лес свой удержали невредимым, и яр уберегли. Об этом подумай.

Подумала.

Слезы вытерла, встала, с платья хвою отряхнула, за плащом охранябушкиным потянулась… да поднять не смогла.

— Из лесу вышвырнуть? — вопросил лешенька.

— Коли не сложно, в избушку отнеси, да в самом дальнем углу шкафа сокрой, чтобы не видела. Но не выбрасывай. И пошли, дел много.

Тут из-за деревьев раздалось:

— Держать скорость! Я все понял, это петля, удерживая скорость — мы разорвем ее!

И мимо соснового бора не сбавляя скорости пронеслась удалая пятерка чародеев.

— Пусть пока бегают? — с пониманием спросил лешенька.

— Пусть бегают, — согласилась я, недобро вслед этим выродкам поглядев. — Пусть бегают, потому как разговора у нас с ними сейчас не выйдет… я же придушу каждого, придушу просто, не сдержусь я!

***

До позднего вечера делами занимались, последствия от вторжения чародейского устраняя. Где ветки лечить пришлось, где деревья, где целые поляны. И это я защитное заклинание сверх меры усилила, свою силу в него влила, лес и куполом и сиянием защитила, и все равно урон был. Не пострадали только птицы да звери. Что бы Агнехранушка не говорил, а Леся о потомстве заботиться лучше всех умела — никто даже из птенцов едва вылупившихся не пострадал, всех уберегли.

А вот от избы моей одна только изба и осталась — и ту мыли сейчас русалки, воду из Заводи используя. Был тут и Водя — стоял, в транс погруженный, удерживая воду на ладонь над землей, смывая всю гниль поганую, всю кровь навкарову, всю скверну водой из своей чародейственной Заводи. А так ничего больше не было — ни заборчика покосившегося, ни баньки сердцу столь дорогой, нужник и тот уничтожен был, и травы на двести шагов вокруг никакой не осталось.

— Жива? — глаз не открывая и ко мне не оборачиваясь, спросил Водя.

— Жива, — тихо ответила я, — что ж мне сделается-то?

— И то верно, — усмехнулся водяной.

А я вдруг поняла — не оборачивается то он намеренно. Хуже того — только я ближе подошла, так и вовсе отвернулся, чтобы лицо его не увидела.

— Вооодь, — позвала напряженно.

— Не отвлекай, — мрачно потребовал водяной.

И я уж было встревожилась, да только вождь Далак, что тут со всеми убирался ходил, ошметки от одеяний навкар подбирая, да оружие всяческое, крикнул:

— Я ему сразу сказал — шрамы настоящего мужчину только украшают, но он заартачился, во время боя на глаза вам, госпожа ведунья, вообще не показывался.

Во время боя?!

Я водяного обошла, в лицо ему взглянула, да и содрогнулась невольно — а кто бы не содрогнулся, обнаружив отсутствие половины лица уже почти родственного.

«Наговорил тебе вчера. Виноват был. За тобой и пошел, как успокоился, а тут бой. Помнил твои слова, про то что силой навкары питаются, на расстоянии держаться старался, но когда леший твой упал… Прости, я вмешался».

Вздохнул, вновь глаза закрыл и, скверну вымывая, так же мысленно сказал:

«Лицо восстановится, ты же знаешь».

«Знаю», — так же мысленно сказала я.

— А ты молодец, — произнес неожиданно вслух. — Они все козыри на стол не то что выложили — вывалили, а ты лес удержала в целости да полной сохранности. Никто бы не смог. Не уверен, что я бы с таким ударом справился, а ты выдержала. Вот тебе и ведунья-недоучка.

— Друзей у меня много, да друзья хорошие, вот и выдержала, — сказала как есть.

— Решимости у тебя много, да готовности защищать свое до последнего, а еще смекалки хватает и ума, вот ты и выдержала. Не принижай своей победы, Веся, они силы лет сто копили, не меньше, да и ума не приложу, где можно было столько навкар держать, чтобы такое-то количество накопить, а ты справилась. Просчитала все, вампиров собрала и справилась.

Прав Водя был, мы справились, только почему-то у победы этой вкус горьким был, таким что хоть вой. И вот стою я по щиколотку в воде студеной, повсюду гомон, разговоры, смех, кто-то ругается, что в подвале продуктохранилищном мука подмочена теперь, а меня другое тревожило.

— Говоришь, все карты-козыри выложили? Думаешь, больше нет?

Поглядел на меня Водя глазом единственным, задумался. Потом спросил:

— Искупаться не против?

— Нет, — стиснув клюку покрепче, солгала я.

И хлынула вода волной, да вода ключевая, ледяная. Кого с ног сбила, всех до нитки вымочила, русалок с крыши избенки моей смыла, но дело свое сделала — от скверны, останков не сгоревших, от хламья гнилью отравленного, от всего почти в общем избавила. И как схлынула, остались только мы с Водей стоявшими — остальные в болоте барахтались, изрыгая ругательства одно другого краше. Русалки матерились икрой, гнилой чешуей, да болотным течением. Болотники напротив — ключевой водой, свежей струей, да рыбой-чистильщиком. Вампиры поминали теплокровных. Волкодлаки ругались вампирами. Кикиморы грозились проклятиями. В общем, тут вообще никому скучно не было, поэтому мы с Водей ушли с чистой совестью, прямо по сухой заповедной тропе, грязи избегая.