Изменники Рима (ЛП)

Рамалан вел их ровным галопом километр за километром. Палящее солнце пересекало небо и сияло позади них, пока продолжался полдень. Затем, когда тени их верховых животных удлинились вперед на дороге, они достигли поста с большим комплексом, окруженным конюшнями. Напротив арочных ворот было длинное здание, построенное из сырцовых кирпичей, над которым была терраса, затененная крышей из рыхлых пальмовых листьев, которые Катон видел на берегу Нила несколько лет назад.

Как только они спешились, римляне вошли в большую комнату с грудой циновок для сна в углу; напротив, уборной служила простая скамейка над открытым стоком. Когда вошел последний римлянин, дверь была закрыта и заперта. Три окна высоко в стене обеспечивали свет. В окнах не было решеток, и хотя стены было достаточно легко пробить, Катон отверг любую мысль о побеге, поскольку они будут безоружными и одинокими в самом сердце Парфянской империи. Вместо этого он приказал спутникам вытащить циновки и отдохнуть.

Аполлоний отошел в дальний угол комнаты, сел, обняв колени, и с тревогой уставился в пространство. За все время, пока он был знаком с агентом, Катон никогда не видел его в таком подавленном настроении.

После того, как им принесли еду и воду, Катон обошел мужчин, обмениваясь комментариями и шутками, прежде чем направиться к Аполлонию.

- Ты выглядишь обеспокоенным.

- Я волнуюсь. Многое зависит от того, пойдет ли Вологез с тобой на переговоры.

- Да, на этом мы сошлись, тогда на корабле. Есть ли что-нибудь еще, что тебя беспокоит и о чем мне следует рассказать?

- Если да, то ты скоро узнаешь.

Катон присел на корточки. - Что это должно означать, во имя Плутона? Выкладывай это, агент, пока мне не пришлось выжать это из тебя.

Агент внимательно посмотрел на него, затем пожал плечами. – Да, ничего. Я просто не люблю, когда меня держат в плену. Плохие воспоминания. Но это уже другая история.

- Правдивая или ложная?

Аполлоний отодвинул недоеденную тарелку тушеного мяса в сторону и лег на бок. - Отдохни, трибун. Когда мы доберемся до Ктесифона, тебе понадобится свежий ум.

- Клянусь всеми богами, если бы ты не был на нашей стороне, я бы давно воткнул лезвие между твоими ребрами, - прорычал Катон, затем встал и вернулся к своей постели.

После ночей, проведенных на палубе торгового судна, в камере было душно, и большинству мужчин сон пришел не так легко. Катон притворился, что быстро засыпает, чтобы дать им понять, что их положение нисколько не беспокоит его. Некоторые из других посидели и немного поговорили; они не могли играть в кости, так как даже те были отобраны у них. Наконец, когда все преторианцы наконец заснули, Катон поднял голову, чтобы взглянуть на Аполлония, и увидел в слабом отблеске лунного света, пробивающемся через окно, что агент снова сидит, обнимая свои колени и медленно покачиваясь.

Их разбудили с первыми лучами солнца и проводили во двор, где каждому давали в руки лепешки и кусок холодной баранины, чтобы они поели, пока оседлывали лошадей. Затем Рамалан приказал римлянам и своим людям взобраться в седла и повел отряд из ворот и обратно на дорогу, поскакав на большой скорости.

Даже в удобном седле боль и нытье в паху Катона, оставшиеся от вчерашнего дня, становились все более неприятными с каждой милей. После остановки на другом посту в полдень их снова накормили и напоили, пока готовили свежих лошадей, а затем снова отправили в путь. В сумерках они впервые заметили издалека Селевкию. По оценке Катона, огромный город, раскинувшийся на берегу Тигра, был больше половины Рима. За городскими стенами он мог различить очертания крыш эллинистических храмов и общественных зданий, а в центре города – раскинувшийся акрополь, который затмевает афинский.

Когда они добрались до города, уже наступила ночь. Сторожа пропустили их через ворота, как только они разглядели доспехи стражников царского дворца. На улицах по-прежнему было много людей и повозок, и, хотя главная улица была шириной тридцать футов, Рамалан был вынужден замедлить свой отряд, пока они шли через город мимо надвигающейся массы акрополя и не вышли на огромное открытое пространство агоры, освещенное факелами и жаровнями. Толпы собирались вокруг уличных артистов – акробатов, мимистов, травников медведей и музыкантов – в то время как философы обращались к своим последователям, а потенциальные пророки изливали уговоры на более доверчивых и отчаявшихся жителей города. Как и всегда, заметил Катон, толпы, привлеченные лжепророками, были намного больше, чем те, кто придерживался мудрости философов. Когда всадники приблизились к дальней стороне агоры, один из пророков, человек с выпученными глазами и слабым подбородком, увидел их и, протянув руку, завыл на них по-гречески.

- Смотрите! Римляне! Пленненные храбрыми воинами нашего царя Вологеза. Это предзнаменование. Я, Мендасем Фарадж, предвижу великую победу нашего царя и светлое будущее Парфии!

Толпа повернулась и насмехалась над римлянами, а некоторые наклонились, чтобы найти комья грязи и фекалий, швырнув ими в них. Несколько дворцовых стражников также были поражены, и Рамалан обрушился на толпу и обнажил свой меч.

- Хватит, собаки! - крикнул он. - А ну стоять, или у меня окажется голова следующего дурака, который еще кинет хоть что-нибудь! - Он повернулся к пророку. - А ты, Фарадж, на один день извергнул достаточно дерьма. Прочь, пока я не бросил тебя в Тигр!

Фараджу не потребовалось еще одно предупреждение. Он спрыгнул со стула, собрал брошенные к его ногам монеты и поспешил прочь через агору. Рамалан вложил свой меч в ножны и направил свою лошадь назад к лошади Катона. - Мои извинения, трибун. В настоящий момент в городе идет засилье таких вот подстрекателей.

- К сожалению, у нас они тоже есть в Риме.

Они покинули агору и пошли по широкому проспекту к пристани, которая тянулась вдоль берега Тигра почти на километр. Сотни кораблей и малых судов были пришвартованы рядом, а за ним широкое пространство Тигра плавно текло мимо города. Полумесяц низко висел в небе, и рябь на поверхности великой реки мерцала, как косяк прыгающих сардин. Очертания дальнего берега были отчетливо видны в тусклом свете, и здесь и там по всей длине мерцали блики факелов.

Рамалан свернул вверх по реке, проехав еще двести метров, они прошли через стену, протянувшуюся через причал, и спешились. Каменная лестница вела к выходящему к реке пирсу, где была пришвартована большая баржа. Факел горел от кронштейна, закрепленного над носовой частью. При виде всадников экипаж зашевелился с того места, где они сидели вдоль причала, и занял свои места в широкоугольном судне.

- Там, внизу, - проинструктировал парфянский капитан. - В лодку.

Они сели на баржу, и команда оттолкнулась от причала и уселась на весла, пока течение не начало уносить судно вниз по реке. Затем, по команде, они опустили весла и начали грести в унисон, и баржа поплыла от западного берега в сторону более темной воды. Катон сидел рядом с Хаграром на скамейке лицом к корме, чтобы он мог видеть все больше и больше бескрайних просторов Селевкии, пока они отплывали.

- Прекрасный город, не правда ли? - сказал Хаграр. - Даже Рим не может сравниться с таким зрелищем и его богатством.

Катон ничего не сказал, но теперь он понял, почему его вели через город к пристани, а не вокруг стены. Маршрут был выбран, чтобы убедить его в могуществе и богатстве Парфии.

Шум Селевкии утих позади них, и вскоре послышался только скрип весел в уключинах и плеск лопастей, врезавшихся в поверхность Тигра. Катон вскоре заметил, что они не направляются к далекому отблеску Ктесифона, а вместо этого направляются к тому, что, казалось, было маленьким городком, немного дальше вниз по реке. Он наклонился ближе к Хаграру.

- Куда мы держим путь? Я думал, царь в Ктесифоне.

- У него там дворец, но большую часть времени он проводит в другом дворце на берегу реки. Вот куда нас везут.

Катон подсчитал, что переход через реку занял больше часа, и когда они подошли ближе к дальнему берегу, он начал различать некоторые детали дворца. Там был причал с еще несколькими баржами, а за ним – открытый павильон, в котором мерцали костры. Музыка и смех разносились по воде к тем, кто находился в лодке. На некотором расстоянии от берега возвышался силуэт огромной резиденции с множеством башен и куполов, темный на фоне звезд.