Страница 2 из 3
Я вновь огляделась по сторонам. От изобилия розового начинала кружиться голова, и мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я смогу почувствовать во рту вкус безе. Почему-то безе всегда у меня ассоциировалось именно с розовым цветом.
– Всё такое розовое-е-е-е, – протянула я. – Этот Санта любит розовый цвет?
Мама посмотрела на меня и в следующую секунду разразилась звонким смехом.
– Да нет же, крошка. Твою комнату украсили в розовых тонах, потому что ты девочка. Для комнаты твоего брата я выбрала синие цвета, потому что он мальчик. Можешь сходить к нему немного попозже и посмотреть.
Говоря это, мама успела куда-то убрать мою мокрую уличную одежду и уже доставала из шкафа мягкий трикотажный комбинезончик.
– Остальные комнаты, – продолжила она, – мы украсим в классических цветах: красный, серебристый, золотой и изумрудный.
И вновь мне были непонятны слова мамы. Я любила рисовать и в свои пять лет уже знала все цвета в палитре красок, и знала, какие нужно смешать, чтоб получить тот или иной цвет или оттенок. И из всех тех цветов, что перечислила мама, классическим был только красный.
– Но почему моя комната стала розовой? – не унималась я с вопросами. – Почему не зеленой или желтой? Я очень люблю зелёные и желтые цвета.
– Нет, моя дорогая. Ты девочка. А все девочки любят розовый цвет.
Наверное, мама знала всех девочек на планете, раз так уверенно говорила. Или все же не всех? Не могла же она спросить каждую девочку на земле?
– Все- все девочки? – продолжала допытываться я.
– Ну конечно, солнышко.
– Ты спросила всех девочек на планете, какой цвет они любят? – удивленно, но все же недоверчиво протянула я.
Мама в недоумении посмотрела на меня.
– Не говори глупостей. Конечно же, нет. Но так принято считать.
– Кем принято?
– Людьми.
– Какими людьми? – вопросы сыпались из меня нескончаемым потоком. Мне было безумно интересно, какие люди опросили всех девочек на земле? И точно ли все-все девочки так уж любят розовый? Неужели не нашлось одной или двух девочек, которые любят красный, или синий, или оранжевый? Любой другой цвет, кроме розового.
– Изабель! – строго произнесла мама. – Есть вещи, которые приняты обществом, и есть традиции, которые должны соблюдать.
– Какие вещи? Каким обществом? Почему они были приняты и как? Зачем и куда их принимали?
Мама закончила помогать мне переодеваться, расчесала волосы и заплела мне косичку.
– Вот подрастешь и все узнаешь сама!
– Но, ма-а-а-ам! – протянула я. – Почему я должна любить цвет, который любят все другие девочки? Он мне даже не нравится! Давай украсим мою комнату в зелёные и желтые цвета, тогда она станет похожа на сказочный лес, а не на взорвавшийся торт.
– Не говорит глупостей, Изабель! Все девочки любят розовый! Будь как все нормальные девочки!
Я до сих пор помню, как и каким тоном она это произнесла. Жестко. Строго. Голос, который не терпит возражений и несогласия с чем-либо. Это было сказано так, словно ударяли пальцами по буквам старой печатной машинки. Твердо. С силой. Упорством. И каждый удар отпечатывался на белых, девственно-чистых листах сознания.
«ВСЕ ДЕВОЧКИ ЛЮБЯТ РОЗОВЫЙ»
Тогда я осознала две истины.
Я первый раз подумала о том, что я не все. Я другая. Девочка, которая не любит розовый цвет. Не лучше. Не хуже. На оценку себя и сравнения с другими у меня не хватало жизненного опыта и знаний. Но я точно осознала: «Я – Другая! Не все».
И я не смогла полюбить свой первый осознанный новый год. Праздник, из-за которого мою комнату «нарядили» на неопределенное время в нелюбимый мной цвет.
Еще раз оглядев меня с головы до ног и удостоверившись в том, что я выгляжу в соответствии с её представлением правильной девочки, мама вышла из комнаты. Оставшись одна, я еще раз оглядела свою комнату. Посмотрела на потолок, у основания которого продолжали кружиться в своем танце феи. Показала им язык. И, прихватив с собой набор с кубиками, подаренный мне на день рождения папой, спустилась на первый этаж и прошла в зал.
Мама стояла у огромной елки, которую установили в углу у окна, и о чем-то говорила с двумя женщинами. Папа сидел в кресле и что-то смотрел в телефоне. Я прошла в зал, положила аккуратно набор с кубиками на ковер и подбежала к папе. Он оторвался от телефона, и, когда я дотронулась своей маленькой ладошкой до его руки, подхватил меня обеими руками и усадил к себе на колени.
– Ну что, моя маленькая принцесса, ты хорошо погуляла на улице?
Я заулыбалась во весь рот.
– Да, папочка. Мы с Алексом играли в снежки. И он катал меня на санках, – принялась воодушевленно рассказывать я. – А еще мы катались с горки. Такой огромной, – развела ручки в разные стороны, стараясь показать, насколько большой была та самая горка.
Папа рассмеялся.
– Па-а-ап, – шепотом позвала я его.
Он придвинул меня ближе к себе. Приобнял покрепче и, опустив ко мне голову, так же шепотом произнес:
– Что, моя дорогая?
– Пап, а когда закончится новый год? – тихо спросила я.
– Через десять дней.
– Та-а-ак долго, – протянула я.
– Долго? – изумленно спросил он.
– Да, – грустно ответила я.
– Ты хочешь поскорее получить свои подарки? – спросил он и улыбнулся, явно не понимая причину моей грусти.
– Нет, папочка. Я не хочу десять дней жить в розовой комнате.
– Розовой комнате? – переспросил удивленно он.
Я прильнула еще ближе к нему и зашептала на ушко, чтоб никто не услышал.
– Мама, украсила мою комнату в розовый цвет. Там все-е-е-е розовое-е-е-е, – произнесла я, растягивая слова. – Всё-всё розовое. Ангелы. Феи. Шарики. Гирлянды. Только ветки на окнах зеленые, но на них сидят розовые ангелы.
Папа тихонечко засмеялся и украдкой посмотрел в сторону, где стояла мама.
– Тебе не нравится?
Я отрицательно замотала головой.
– А ты сказала об этом маме?
– Да, – произнесла я тихо, – но она сказала, что все девочки любят розовый цвет. А я люблю зеленый и желтый.
– Понятно. Я поговорю с мамой.
– Спасибо, папочка, – прошептала я. И, поцеловав его в щеку, сползла с его колен на пол. Подбежала к ковру, на котором оставила свой набор с кубиками, и, удобно расположившись на нем, принялась строить домик.
– Изабель, какой подарок ты хочешь на новый год? – услышала я мамин голос.
Я перевела взгляд с кубиков, продолжая сжимать в руках оконную рамку из тончайшего пластика, на маму, и, не раздумывая, ответила:
– Новый набор кубиков или лего, или большой набор с красками и карандашами, – воодушевленно перечислила я, глядя на маму.
Она же смотрела на меня так, будто изучала и что-то анализировала. Ее лицо выглядело сосредоточенным. И на мгновение мне показалось, что ещё чуть-чуть, и в это равномерной тишине дома кроме тиканья огромных часов, что стояли в углу, я смогу услышать, о чем она думает. Услышать ход её мыслей. Настолько серьезно и внимательно она на меня смотрела.
– Лучше пожелай куклу, – наконец-то проговорила она, – ты совсем в них не играешь. А должна играть. Ты же девочка!
«Должна» – слово, которое практически врезалось в меня со всего маху. Словно, набирая обороты, летело на огромной скорости с другого конца земли. И достигнув цели, со всей силы готовилось вонзиться в меня. А я, почувствовав приближение чего-то нехорошего, неизбежного, того, что может меня задеть, зацепить, травмировать, непроизвольно выставила перед собой невидимый щит. Стараясь тем самым сберечь себя.
Слово «должна» достигло места назначения и со всей силы ударилось о мой щит. Я сидела и смотрела, как оно разлетается вдребезги на мелкие осколки и по крупинкам сыплется вниз, на ковер.
Уже тогда у маленькой меня моментально возникло отторжение к этому слову. По всей видимости, поэтому и образовался тот непробиваемый щит вокруг меня.
– Я не хочу-у-у куклу-у-у-у, – протянула я и с мольбой в глазах посмотрела на отца. В комнате вновь повисла тишина. – Па-а-ап, я не хочу куклу-у-у.