Ведьмак

Ирина Малаховская-Пен

Ведьмак

Вера нетерпеливо постукивала ножкой об пол. Она не любила маленькие города и провинциальные аэропорты. В Москве они давным-давно бы уже получили багаж и поехали по домам. А тут одна багажная лента на несколько рейсов. Все рейсы из Москвы. Или ей так казалось. Ей вообще казалось, что в столице жизнь есть, а за ее пределами – нет. Но компания, в которой она работала директором по персоналу, почему-то упорно открывала в регионах филиалы и отправляла ее контролировать процесс подбора персонала. Господи, да где же этот багаж?! И зачем она набрала столько нарядов в эту дыру?

– Может хватит уже топать? Каблук сломаешь.

– А?

Из невеселых раздумий ее выдернул коллега, прилетевший в командировку вместе с ней. Павел. Павлик. Молодой, перспективный, горячий… Точно! Вот зачем она потащила с собой гору платьев! Помимо скучных рабочих проверок, она рассчитывала на приятный совместный досуг с Пашей. У них уже полгода был легкий, необременительный роман. Интересно, в этом городке есть хотя бы куда пойти поужинать? Или они снова запрутся в номере и… а почему бы и нет? Но зачем тогда она перла чемодан? Если даже наряды выгулять не получится! Ну, и чушь лезет ей в голову. Это все чтобы отвлечься от томительного ожидания.

      Багаж был получен, Вера и Павел перешли в другой зал, такой же маленький, как первый. Мужчина в интернете на смартфоне пытался найти номер вызова такси.

– А ты уверен, что эта функция вообще тут работает??

– Веруня, ну что ты такое говоришь. Мы же не в лесу. – Павлик ласково посмотрел на неё.

Вера небрежно тряхнула уложенными волосами, чтобы скрыть, как ей приятно внимание молодого человека, и принялась осматривать зал. Люди были типично провинциальными: скучными, серыми. Вон разве что высокий мужчина отличался. С ровной спортивной осанкой. Он стоял у единственной стойки, спиной к залу – лица Вера не видела. Хорошо, дорого одет. И эта его прямая спина… Вере вдруг стало не по себе. Как будто секунду назад рухнули стены аэропорта, и она начала проваливаться куда-то в черное страшное небытие. Мужчина закончил свои дела у стойки и как в замедленной съёмке повернулся лицом к залу. Или это просто Вере показалось, что повернулся он медленно. «Я что, собираюсь упасть в обморок?» подумала она. Последнее, что Вера увидела перед тем, как провалиться в черную дыру своих воспоминаний, был падающий на плитку пола чемодан. Дорогущий чемодан от Луи Виттона, который она берегла и очень боялась поцарапать.

Мама умерла рано. Так рано, что Вера толком не помнила ее. Веру воспитывал отец. Мама была для девочки портретом на серванте в деревянной рамке. А папа был живым, веселым, в меру строгим, в меру щедрым и заботливым. Он никогда не приводил женщин домой, никогда не пил алкоголь. Вера чувствовала себя при таком отце вполне счастливой. Жизнь казалась устойчивой и размеренной. Никаких ураганов в их небольшой квартирке-крепости. Одна комната, светлая, украшенная девичьими безделушками – Верина. Другая, с аскетичной обстановкой – отца. В третьей стоял телевизор, диван и небольшая библиотека. Была еще четвертая комната, за закрытой дверью. Вера не знала размеров этой комнаты, не знала, что там внутри. Комната всегда, сколько она себя помнила, была заперта на ключ.

– Папа, что там у нас? Открой, я хочу посмотреть.

– Любопытной Варваре что сделали? – привычно отшучивался отец.

– Я не Варвара, я Вера. Ну, паааап. Что за секреты?

– Все. Разговор окончен.

Что же, окончен, значит окончен. Подолгу она не спорила. Вера любила отца, и не любила конфликты. Ей всё казалось таким прекрасным и надежным, просто идеальным. Поэтому, когда холодным зимним вечером в дверь позвонил участковый, Вера долго не могла понять, что происходит. Может быть, сотруднику милиции нужна соль? Или позвонить? Или он просто перепутал квартиры? Ну, конечно, он ошибся адресом. В их идеальной жизни не было места никакой милиции…

– Вера Николаевна, я понимаю, что это все трудно и неприятно. Но, вам придется взять себя в руки. Вы единственная родственница. Нужно поехать, в бумагах расписаться.

– В бумагах? – тупо переспросила Вера. – Разве в таких случаях не положено опознание… тела?

– Девушка, милая, ну что вы меня-то мучаете? Не собираетесь, вопросы задаете. Я же просто исполняю приказ. Давайте я вас просто отвезу, куда велено, а там вам уж всё объяснят, а?

Тоскливо было участковому. Тошно. Ему не так часто выпадали такие тоскливые вечера. Обычно вышестоящие ведомства и без них справлялись, а тут какой-то завал: снегопад, метель, аварии одна за другой. Одна страшнее другой. Вот и его дернули с теплого стула. Нарядили в гонца с дурными вестями. Иди, мол, Петрович, сообщи родственникам. Да привези кого-нибудь подписать бумаги. Погибший с твоего участка. Мало того, что тридцатилетнего Игорька ужасно напрягало, что он Петрович в столь юном возрасте. Так еще и в квартире оказалась девица с наивно распахнутыми глазами. Молодая, лет двадцати. Беззаботная. Смотрит на него непонимающим взглядом. Как вот ей такой сообщать, что отец её – отец, наверняка, – а может и старый муж, врезался на машине в бетонное ограждение. Всё сгорело, и опознавать там нечего. Только по номерам с покрытого гарью движка и определили владельца. Собиралась бы уже, ей Богу, не хочет он ей ничего такого говорить. Его дело маленькое, он отвезет, а там уж они сами. Сами… но девица с места трогаться не собиралась. Всё стояла и механическим голосом твердила про опознание. Игорь сначала не понял, а потом до него дошло: ей нужно было это опознание, чтобы убедиться в ошибке. Её отец, – как выяснилось, отец, конечно, – не мог врезаться в ограждение. Не мог погибнуть. Эдак никакой каши не сваришь. Игорь вздохнул. От тоски вздохнул. От того, что всё никак не мог научиться не принимать чужие беды, как собственные. Не мог перестать сочувствовать им. И находиться в квартире глазастой красотки, требующей опознания, он больше не мог.

– Вера, у вас есть какие-то родственники, кроме отца?

Она смотрела на него, как на идиота.

– Есть, или нет? Или что? Я что-то не то спрашиваю?

– У мамы есть сестра. Моя тётя. Но мы не общаемся… почти.

– Зря. – брякнул Игорь. – Надо общаться. А то вот сегодня новый год, а завтра стена бетонная.

– Новый год был месяц назад…

Игорь в ботинках протопал в квартиру, – ну а сколько можно-то, – снял трубку с телефонного аппарата, и сунул в руки Вере.

– Звоните. Тёте своей. Быстро.

– Зачем вы так? – у девицы задрожал голос. Но телефон она взяла, и стала послушно набирать номер. Пошли гудки.

– Затем, что я не в гости пришел. Сколько я тут с вами могу? У меня свои дела есть. – в трубке зазвучал женский голос. Вера стояла как истукан, и молчала. Игорь трубку отобрал, и отчеканил. – Участковый Лобанов. Представьтесь.

Тётка оказалась адекватной. И отзывчивой. Несмотря на то, что с племянницей и зятем от покойной сестры она не общалась… почти, – информацию восприняла четко. Сказала, что через полчаса будет. И очень деликатно попросила перед тем, как отключиться: «Я всё понимаю, Вы человек занятой, но побудьте с Верочкой. Очень Вас прошу!». Ну, что на такое можно ответить. Игорь, конечно, согласился «побыть».

– Но почему бумаги… почему не опознание? – опять она за своё.

– Да нечего там опознавать, девушка! Там всё сгорело. Дотла. Только на двигателе и смогли номер прочитать. А так… ничего. Ни вещей, ни документов. Но машина ваша, правильно?

– Да. – выдавила Вера.

– Ездил на ней папа ваш?

– Да. А что?

– Просто я не хочу слушать ничего, вроде: «это какая-то ошибка», «этого не может быть», «он сейчас должен быть там-то». Сейчас приедет ваша родственница, и я вас отвезу. А дальше сами.

– Но это какая-то ошибка. – послушно повторила Вера то, что он не хотел слышать. – Этого не может быть. Он прекрасно водит машину.

Она наконец-то заплакала. Сползла по стене на пол, и зарыдала. Горько и отчаянно. Уткнувшись лицом в худые коленки. Как трудно видеть чужое горе. Едва ли не труднее, чем проживать своё. И каждый раз одинаково трудно.