Тутытита

Впрочем, когда тот же самый руководитель мне отказал при увольнении в оплате перерасхода – а без него никак, на семьсот рублей выдаваемых в сутки командировочных с бизнесменами мостов не наведёшь, не в чебуречную же их вести, – меня рвануло. Я пошёл и написал заявление в районную прокуратуру. Ровно через три дня после этого за мной прислали машину из фирмы, привезли, выдали все долги, я им расписался всюду, а после меня привезли в прокуратуру, где я забрал своё заявление. Следователь, как мне сказали, успел сделать лишь один звонок в фирму, и у них всё сразу треснуло от напруги.

Глеб на меня даже обиделся – на него в фирме наехали за то, что рекомендовал когда-то меня. Помирились с ним через год.

Я в тот момент подумал, что менеджер, конечно, всегда на острие, всегда ходит по краю, сторонясь середины, её болотной трясины обыкновенности. Но чтобы не соприкасаться с серединой, нужно как минимум точно знать, где она находится. Знать и иногда прибегать к её серому уюту, накрываться её холщовым обычным одеялом, уметь растворяться. Ходящего по краю проще столкнуть с обрыва.

На флоте у нас говорили проще: инициатива наказуема.

Довелось мне однажды работать в одном издательстве. Ну нет, не работать, а скорее помогать моему знакомому редактору. В мои задачи входило разгребать откровенный писательский шлак, выуживая оттуда возможные бриллианты, которые по ошибке пропустил редактор. Остальное молча отбраковывать. Или не молча, на моё усмотрение.

Я взял себе шикарный, как мне казалось, псевдоним – Дима Гогов и в свободное время шуровал эти словесные канделябры, которые некоторые авторы полагали творчеством.

В основном дело обстояло так. Взял, вчитался, поперхнулся и – в корзину. Взял следующее. И так далее. Иногда особенно ретивым и настойчивым приходилось отвечать. Порой даже случались весьма поучительные диалоги. А может, и совсем не поучительные, но меня это забавляло, ведь цель для меня была святой – сделать так, чтобы издательство моего друга больше занималось делом, а не тратило свои силы на то, что никому не нужно.

Однажды издательство было просто атаковано одной дамочкой, которая полагала себя давно заслуживающей издания и признания. К тому моменту, когда её переключили на меня, она вымотала уже всех. Она писала главному, она звонила, она требовала, она кричала в телефонную трубку. От неё устали, никакие аргументы не помогали, и её отдали мне. И я не сразу понял, что меня ждёт в ближайшие несколько месяцев. Сначала я пытался пользоваться обычной аргументацией, это не помогало. Она говорила, что это у неё такой писательский взгляд и каждый талант – а она талант – имеет право на своё видение. Потом она мне прислала кучу отзывов на своё творчество от её знакомых. Там сплошь пелись дифирамбы. Оставалось лишь зарыдать, но я сдержался и перешёл в атаку, написав ей честное развёрнутое письмо.

Уважаемый писатель Вера Г!

Давеча прочёл вашу автобиографию, которой вы предваряли ваш шедевральный роман «Любимая любовь моя», и вот что я вам скажу.

Из Вашей фразы «была обычной девчонкой, но страстно любила читать» я должен был вынести, что обычные девочки читать терпеть не могут? Или могут, но не страстно, в отличие от Вас? А страстно – это как, сколько? Как мне как читающему Вас оценивать вот этого математического урода – страстно? Может быть, для Вас прочесть одну страничку в месяц – уже страстно, я же не знаю.

И дальше на ту же тему «книг за долгую жизнь перечитано невиданное количество». Я на Вас удивляюсь – мне эта фраза ну ни о чём не говорит. Только о том, что вы оцениваете свою жизнь как уже долгую. Помню парня, который в свои двадцать пять считал свой возраст преклонным. Вы меня совсем запутали. Я же ничего не понимаю, что вы написали.

Но дальше – совсем шедевр, превзойти который трудно: «В какой-то момент, ближе к старости, купила компьютер и стала писателем». Знаете, в среде нормальных людей такое даже стыдно комментировать. Вы что, всерьёз полагаете, что, чтобы стать балериной, достаточно приобрести балетную пачку? Это такой метод изощрённых издевательств? Ну если Вы допускаете возможным такой словесный шлак в биографии, откуда взять силы редактору, чтобы прочесть Ваш роман? Или Вы думаете, уважаемый писатель Вера, что у редакторов по пятьдесят часов в сутках?

Дальше Вы пишете: «Мечтаю увидеть свои произведения изданными. И чтобы они читались!»

У меня уже тахикардия от Вас, честное слово. Вы вправе мечтать о чём угодно. Но зачем так навязчиво вы несёте свои мечты нам? Всё несёте и несёте. А мы не просим. А Вы несёте.

Что касается ваших многочисленных поклонниц, о которых Вы так яростно рассказываете, то я скажу Вам вот что. Когда я читал их отзывы, мне виделся некий улей надрывно плачущих пчёл. Они, Ваши подружки, тоже что-то там пишут, они мастерски умеют описать локальные сцены с соплями и мокрыми – от внезапной любви – промежностями главных героев. Вы ходите друг к другу в гости с уже заготовленными транспарантами: «Ах, дорогая, сижу, по-щенячьи плачу, как ты талантлива». А в Вашем улье уже готов свой ответ: ну что ты, родное солнышко, если кто из нас писатель так это ты, тебе издаваться надо, ты гениальна, а я по сравнению с тобой не пишу, а катаю паровозики глупых букв.

Так текут у вас годы. Под эти слюни, стухшие от перепоя ожидания друг от друга объективных положительных рецензий.

Вы меня, безусловно, простите за такие сравнения. Но, право, Вы же сами утверждали в каждом письме, что любой автор имеет своё особенное видение происходящего. Вот вам моё. Я имею на него право, вы меня долго убеждали в этом.

А ваш роман «Любимая любовь моя» – безусловно, гениален. Хотя, признаться, я его и не читал.

После этого моего письма писатель Вера больше нас не трогала. Я был уверен, что она атаковала другое издательство, но главное – она перестала нас тревожить. Задача выполнена.

Почти одновременно с писателем Верой в нашу гавань прибило создателя многочисленных умных афоризмов Геннадия В. Он писал и слал нам эти афоризмы тоннами. Нормальные, культурные, или, я бы сказал, человеческие ответы, не помогали. Чем чаще Геннадию отказывали в издании, тем сильнее тот верил в свой талант. Призвали на помощь меня. То есть Диму Гогова, я хотел сказать. Димке пришлось окунуться в сказочный мир афористических шедевров Геннадия, который для своих афоризмов уже сконструировал личный сайт и приводил сей факт в качестве дополнительного аргумента своей личной гениальности. После этого родился вот такой ответ.

Здравствуйте, Геннадий В!

Вы действительно скромный – как Вы сами о себе сказали – трудяга, но у Вас столь мощное видение прекрасного, что Вы умеете видеть бытие насквозь. В этом насквозе Вы ищете и, что характерно, находите в серой массе обычных букв алфавита такое необычное их сочетание, что сам собой рождается афоризм. Нет, я бы даже сказал, что это не афоризм, а нечто большее, и даже можно сказать, более глубокое, чем у обычных маститых писателей умных мыслей. Затем Вы совершенно оправданно припарковываете всё, что из Вас вышло, на свой знаменитый сайт гениальных афоризмов под автобиографичным названием «Ученик Конфуция».

Когда мне становится совсем грустно, я читаю Ваши великие творения. Это пир, я вам скажу, это наслаждение такое, что бурно низвергаешься вулканом ощущения личного примирения с миром, с которым ну никак не удавалось примириться.

Вот, например, про войну, как это метко: «Война показывает истинное отношение людей друг к другу». Ну, каково? Я себя, например, чувствую распятым, так красиво можете сделать мне только Вы, Геннадий.

Или вот ещё: «Человек завидует тому, что не имеет, а что имеет – он не ценит. Благородный муж ничему не завидует и ценит то, что имеет».