Тутытита

У меня был ещё один начальник, коммерческий директор Андрей. Как выяснилось, Дима с Андреем были друзьями. И первый, получив от папы наследство, пригласил второго. Андрей был якут и ведал продажами на свой, якутский манер. Это когда нужно обязательно бегать по отделу, словно тебе голубь какнул на задний бампер и ты даёшь газу, чтобы ветром сдуло. Это он так настраивал нас. Настраивать в его понимании было не разбирать ошибки, допущенные звонарём, не давать благостные советы, а бегать над душой. И после окончания разговора задавать два своих любимых вопроса: «Ну что?» и «Ну как?» Я всегда очень подробно ему рассказывал и что, и как. И так как Андрей слышал лишь половину разговора, то есть только меня, я ему ещё всегда подчёркивал, с каким уважением на том конце отнеслись и ко мне, и к нашей фирме. Даже если меня послали, я подчёркивал, с каким уважением они это сделали, какой извиняющийся голос имели и как много мне удалось разглядеть в их фразе того, что не каждый и разглядит.

Прошёл месяц, я обзвонил все атомные станции. Продаж не было. Вернее, нас на некоторые торги-то пригласили, но когда Андрей с Димой посмотрели, какие требования предъявляются к поставщикам, то одинаково поникли лицами.

В отделе у нас было человек шесть менеджеров. Звонили из них только двое – я и ещё один, который пришёл на месяц раньше меня. Я видел, какое кислое у того было лицо – продаж-то нету, а он звонит и звонит. Я не расстраивался, я кое-что знал. Кстати, обращали внимание, что во всех организациях найдётся пара-тройка менеджеров, которые не звонят вообще, но имеют большие продажи и их за это все на руках носят? Принято считать, что это опытные работники и они уже наработали свою базу, поэтому им «по холоду» звонить нет никакого резона, их самих находят. Пожалуй, с наработанной базой соглашусь. Но весь вопрос – откуда она взялась, та база. Так я вам скажу откуда. Люди приходят и уходят, как вон тот, с закваской вместо лица, я же вижу, у него всё скисло, он готов. То, что уходящие уже сделали, много или мало – неважно, переходит другим менеджерам. Вот и вся наработанная база. Вывод: пришли куда-то – и вцепились когтями. Делайте что хотите, хоть ходите там, пританцовывая, будто вы сам индийский танцор Митхун Чакроборти, но держитесь. Очень скоро ваша база так вырастет, что вас станут носить на нежных женских руках пышногрудой бухгалтерши Олеси.

Именно это, я имею в виду про индийского танцора, я и знал, потому и не расстраивался.

Ещё в отделе была менеджер Аня. Статная особа с выдающимися формами. Вернее, её формы всё пытались выдаться, но их сдерживала одежда, которая, мне казалось, вот-вот треснет. Аня не делала исходящих звонков и имела самые большие премии, хотя и работала немногим больше моего. Это чудесное чудо её запредельных премий заключалось в системе работы отдела продаж фирмы. Все входящие запросы – а любой опытный менеджер вам подтвердит, что там самый Клондайк, – принимала секретарша Андрея Маргарита. В её обязанности входило, посоветовавшись с Андреем, передать запрос в работу кому-то из продавцов. Всё самое богатое всегда отходило Ане. Это Андрей с ней так расплачивался. Не скажу за что. Все об этом знали. Андрей, видимо не знал, что все это знают, и часто ставил Аню нам в пример. Вот, мол, вы, нерадивые такие, учитесь, мол, работает всего ничего, а лучше всех. При этом ни Аня, ни Андрей не краснели.

Расплачивался Андрей с ней, если покопаться в арифметике, из нашего кармана, из кармана остальных менеджеров. Такие звонки должны честно распределяться. Но мне, например, и тому с кислыми щами, не доставалось вообще ничего. Но я не умею долго расстраиваться. Собственно, я перестаю расстраиваться ещё до того, как думаю, а не начать ли мне расстраиваться.

Атомные станции, как я уже сказал, у меня уже закончились, и мне руководство придумало другое направление обзвона – все остальные станции. Тепловые, гидро и всё в таком электрическом духе. Они же не атомные, а вдруг там требования пожиже, вдруг там нахрапом. Это ж если там выгорит хоть один договор – это вам не потёкший фланец в курятнике совхоза имени Пржевальского, там многие миллионы могут быть. Андрей так же переживал, бегал туда-сюда, задавал свои вопросы и уже в открытую пощипывал Аню за её трескающийся от налива, спелый зад. А ситуация меж тем на этих станциях была очень похожа на те. Секретарши полояльнее да у чиновников из закупок пиджаки попроще. Ну мне так виделось про пиджаки.

Пробиться к тем, кто у них решает, было проще. Во всём остальном – то же самое. То есть продаж у меня так и не намечалось. А с той поры как я пришёл, прошло уже четыре месяца. Тот, что пришёл на месяц раньше меня, уволился. Он так убедительно грустил, что ему все сопереживали. Включая меня. Всё, что у него наработалось – пару перспектив с возможной реализацией через год или никогда, – передали лучшему менеджеру. А всё остальное могло когда-нибудь вернуться входящим звонком. И если что – то опять понятно кому.

Иногда, устав от однообразия, я себя развлекал. Звонил на ТЭЦ в каком-нибудь Переваловске и, очень чётко представляясь фирмой конкурентов, начинал нести нечто, за что меня, а заодно и фирму-конкурента обязательно должны были возненавидеть. Я им говорил, что все те деньги, что у них есть на балансе, – я же знаю, что с ними делать. Свои знания мы готовы воплотить в жизнь, от чего и нам, и мне лично, и особенно представителю станции будет финансово очень хорошо. Он сможет наконец съездить, куда захочет, и ни в чём не сможет себе отказывать, да и не захочет. Обычно дальше я ничего сказать не успевал. Максимум, что мне ещё говорили, – это уточняли название моей фирмы. Потом бросали трубки.

Я понимал, что всё это бесполезно, что всех конкурентов – а их у нас даже в Питере дикие орды злых монголов – так не выкосить. А если даже и получится, то всё вернётся входящим звонком. Опять понятно кому. И понятно, за чей счёт.

Моё будущее в этой фирме представлялось мне всё менее и менее перспективным. Дима скорее всего и не знал об этом вертепе. А может, и знал. Деньги идут пусть небольшими, но эшелонами. Стоит ли что-то менять?

Вот что мне было делать с этим якутским Андреем, с этим содержателем личного эротического дацана? Этот вечный хитрый прищур его миндалевидных глаз меня бесил, как сантехника – финские унитазы, которые, как известно, никогда не ломаются.

Надоели они мне через полгода уже совсем сильно, и я придумал им месть рассерженного каракурта, которому наступили на лапу.

Каюсь, эту сцену я подсмотрел у классика, но на то он и классик, что всё работает в любое время. Малобюджетные актёры – а в моём окружении таких хватает, мне кажется, что я бы и сам мог подрабатывать малобюджетным актёром, – падки на несложную работу за хорошие деньги. Мне не составило труда объяснить одному своему такому знакомому, что нужно делать и что говорить. Мы сняли офис с приличной мебелью за наличные на несколько дней, повесили на стены огромный флаг и пару портретов с важными в нашем деле лицами. Знакомый мой, когда не пил хотя бы неделю, имел вид наиважнейший, его словам хотелось верить. И бас. Нижайший, проникающий в пульсирующие сразу жилы бас. Через несколько дней, когда я в режиме строжайшей секретности привёз Андрея в известный мне офис, нам выделили целую минуту. Знакомый мой своим басом сказал изрядно испугавшемуся Андрею, что он подтверждает слова Вадима, всё, мол, так и есть. Роль исполнена, занавес, овации, цветы и весёлое море поклонниц звонко хлюпает о борта моей души. А сказал-то я давеча Андрею вот что. Удалось, мол, мне путём не могу сказать каких усилий через родственников и их знакомых в консерватории выйти на одного высокопоставленного представителя правительства, он-то и курирует ряд атомных станций на предмет соблюдения мер радиационной безопасности. Тот за определённую сумму готов помочь взять большой тендер на всё что ни попадя, если мы гарантируем качество товара. А я ему гарантировал, ой как я ему гарантировал убедительно, что ты.