Страница 11 из 13
Он считал себя победителем, не ведая, что теперь для него нет пути назад.
Достав из кладовой плетеное кресло, я перетащила его на балкон. Пила чай с лимоном и неотрывно смотрела на мирную гладь Невы. Настроение мое было наисквернейшим. И даже дорогие сердцу виды не могли этого исправить.
За последние сутки я спала не больше пары часов, но усталость не ощущалась. Все перекрывал адреналин.
Наверное, так чувствует себя режиссер, месяцами готовивший премьерный спектакль. Все отточено, все продумано. Все летит к чертям…
Даже самые тонкие расчеты, самые искусные планы не дают гарантии успеха. Победа призрачна как для опытного царедворца, так и для интригана, делающего первые шаги на опасном поле. Все мы дети удачи, рабы ее прихотей.
И, в конечном итоге, все, что остается нам – слепо следовать планиде. Либо принимать бой. Я всегда выбирала второй вариант. Не изменю привычке и сейчас.
Трель дверного звонка эхом пронеслась по пустой квартире. Я бы предпочла претвориться, что меня нет. Но подобное в сценарий не вписывалось – пришлось нехотя подниматься и встречать визитера.
За дверью стоял Никитин. Последняя надежда на то, что все разрулится само собой сдохла окончательно. На его красивом лице решимость, губы сжаты упрямо, глаза мерцают недобрым блеском. Посторонившись, давая ему дорогу, я сказала:
– Будь моим гостем.
Забыв даже разуться, он прошел на кухню и по-хозяйски уселся за стол. Я молча, чувствуя его жгучий взгляд меж лопаток, заварила кофе. Поставив фарфоровые чашки на стол, села напротив. Посмотрела в ожидании, давая ему возможность заговорить первым. Последний шанс соскочить с опасной темы.
Однако мой недобрый друг решил прогуляться по минному полю. И это был целиком и полностью его выбор. Увы, повлиять на его решение, не переступив через себя, я никак не могла. Ровно, как и остановить его.
– Шикарно выглядишь.
– Ага.
– Как спала?
– Аки агнец.
– Одна?
– Без тебя.
– Специально меня злишь?
– Специально напрашиваешься?
Никитин отвернулся, раздраженно забарабанил пальцами по столешнице. Я пила свой кофе, стараясь не обращать внимание на дробь, бьющую по нервам наотмашь.
– Сколько мы знакомы, Сара?
– Видимо, недостаточно долго, чтобы избежать подобных разговоров.
– Скажи честно, – сверкнул глазами он. – Не помнишь.
– Скажу честно – лень считать.
– Врешь. Как обычно!
– Ты льстишь мне, милый. Я слишком ленива для вечной лжи.
– А я ведь помню…День нашей первой встречи. Во всех деталях. Каждое слово. Каждую твою улыбку.
– Круто. И бесполезно.
– Шесть лет, почти шесть лет прошло с того дня. А я все надеюсь, все жду, что ты откроешь глаза, что все переменится…
– Что именно должно перемениться?
– Все!
– Лаконично.
Никитин вскочил, пылая жгучим гневом. Задел стол, отчего бабушкина чашка подпрыгнула на блюдце и перевернулась. Я бросилась за тряпкой, вытирая некрасивую обжигающую лужу, старательно не замечала его взгляд. Хорошо, что здесь нет Розы. Загубил бы вражина одну из ее накрахмаленных белоснежных скатертей с ручной вышивкой по кайме. А так лежат они спокойно на полке шкафа и это очень хорошо.
– Пока ты была с ним, я мог лишь мечтать о тебе. Я всегда отлично знал, что ты не из тех, кто смотрит на других. К тому же, он ведь первый тебя встретил. Все было честно. Но уже полгода, как ты оставила его. И что же?! Теперь ты с этим…с этим… ничтожеством!
Я посмотрела на него пристально и спросила глухо, ибо меня достала эта мелодрама:
– А ты лучше?
Никитин побелел. Я кивнула на его кисти с разбитыми в кровь костяшками:
– Что с руками?
– Не твое дело!
– Ага, не мое. Так, может, и ты не в свои дела лезешь?
Повисло тяжкое молчание. Никитин сверлил меня взглядом. Неожиданно на его лице появилась улыбка. Наверное, тогда-то я и поняла, что он действительно может быть опасен. Увы, не обманулась.
Перегнувшись через стол, он склонился ко мне. Я не шелохнулась. Прошептал:
– Не забывай, я знаю, кто ты.
– Повторяешься.
– Не играй со мной, Сара. Или тебе больше нравится Мэри?
– Мне больше нравится в тишине и спокойствии.
Никитин тихо засмеялся и откинулся на спинку стула. Вновь побуравил меня взглядом. Улыбка больше не сходила с его губ. И была она поганее некуда.
– Я тут покопался в интернете, взломал пару сайтов…все, как обычно. Сама знаешь. Так вот, попалась мне на глаза биография твоего отца. Точнее, маленький ее фрагментик. На остальное и претендовать нет смысла, она засекречена так, что самый умный из нас добраться не сможет.
Познания Никитина о моей семье все же впечатлили. Отец был сродни призраку. Даже шепотом его имя старались не произносить, боясь потревожить мятежный дух, старую рану.
За пределами семьи никто не знал кто он. Так было всегда. Однако Никитин разнюхал.
Память услужливо подкинула воспоминание годичной давности. Я приехала в Петербург на похороны бабушки, матери отца. Об истинной цели моего визита никто не знал, как и о том, что в офис я явилась прямиком с поминок. Этой же ночью я улетала в Тель-Авив, посему взяла некоторые вещи бабушки с собой. Все, что хотелось оставить на память, я отправила курьерской доставкой. Но некоторые вещи все же не рискнула отправлять с чужими людьми. Награды отца, его фотографии, я взяла с собой. Были среди прочего и некоторые бабушкины документы. Узнать по ним кто она, а также имя ее единственного сына, труда не составило бы. Однако для этого необходимо было залезть в мою сумку и изрядно покопаться в ней. Что ж, надо быть внимательнее к своим вещам. И «друзьям».
– Почему он не дал тебе свое имя? Боялся, что многочисленные враги отыграются на единственной дочери?
Я предпочитала молчать, пытаясь понять: куда он клонит, как много знает. Все попытки разбивались о его неуемную энергию и буйную фантазию.
– Оказывается, в своем мире он был легендой. Ближний и Средний Восток исходил вдоль и поперек. За руку здоровался с президентами, вытаскивал из-под пуль менее удачливых соратников по ГРУ. Сколько языков он знал? Арабский, Иврит, Фарси…что-то упустил?
Пять. Отец знал пять языков. И каждым владел столь же свободно, как и родным русским. А хоронили его в закрытом гробу, присвоив звание героя посмертно. Но в присутствии Никитина говорить о нем было невозможно – казалось предательством.
– Должно быть, ты решила пойти по его стопам?
– Подтянуть языкознание?
– Не играй со мной, – зло прошипел Никитин и вновь неприятно близко наклонился ко мне. – Я все про тебя знаю!
– Ты уже говорил. Я не забыла.
– Считаешь себя неуязвимой?
– Считаю, что ты тратишь мое время зря.
– Напрасно ты веришь, что твои высокопоставленные друзья в погонах заступятся за тебя!
– О каких именно друзьях идет речь?
– Черт! Да прекрати ты паясничать! –не выдержал он. – Признай уже, ты скомпрометирована! Сара Гольден, гражданка Израиля, и Мэри Родионова, гражданка США – все это ты!
– Ага, два в одном. Шампунь и бальзам в одном флаконе.
Никитин сжал зубы в глухой ярости. Должно быть ему стоило великого труда не разнести здесь все. Однако он все же сумел сдержаться. Я же наблюдала за ним без особых эмоций, со странной смесью удивления и брезгливости.
– На кого ты работаешь? На ГРУ, как и твой отец? ФСБ? Ты двойной агент?
– Почему бы и не тройной?
– Не смей ерничать! Один мой звонок куда следует и не сносить тебе головы!
Я усмехнулась. Никитину в самую пору подумать о себе. Но мозги его, как и инстинкт самосохранения, похоже, окончательно отключились.
Я сказала спокойно:
– Потратив немало времени и сил на поиски скелетов в моем шкафу, ты явился в мой дом со сказкой о шпионах. Сюжет интересный, не спорю. Но куда интереснее, зачем ты рассказываешь мне все это?
Неожиданно Никитин сменил амплуа. В голосе послышались слащавые нотки, взгляд стал заискивающим.