Не он

Кто-то сочтёт это глупостью, другие — гордостью, третьи — эгоизмом. А Крис… Крис понял ее и поддержал, лишь один раз позволив себе короткую фразу: «Я этого не стою, Эль».

Но этот парень стоил, стоил больше всех миллионов, что она потеряла. Он стал для нее всем — мужем, отцом, другом, любовником и братом, и ни разу, ни на секунду Элинор Хант не усомнилась в том, что Кристофер — самый важный человек в ее жизни.

Их путь к счастью не был ровным. Напротив, они прошли чертову дюжину испытаний, не сломавшись и выдержав каждое. Особенно тяжело было справляться в первые пять лет. Крис брался за любую работу, пока Лин рисовала людей с улицы. Иногда она приводила случайных знакомых в крошечную съёмную квартиру, и, если об этом узнавал муж, они очень сильно ругались. Любимый человек кричал, что она безответственная и подвергает свою жизнь опасности, а Лин заявляла, что он ни черта не понимает в искусстве, и если не принимает ее такой, какая она есть, то пусть катится к дьяволу.

Разумеется, после они бурно мирились и находили компромиссы, и жизнь постепенно входила в размеренное русло. Со временем дела стали налаживаться, Крис нашел хорошо оплачиваемую работу, они сняли жилье побольше в благополучном районе, и Лин начала задумываться о детях. Она первая пришла к выводу, что их семье пришло время стать больше, но последовавшие за этим решением годы неудач привели девушку в полное отчаяние. Это было темное время, но они справились, не без помощи Тэмзин Саммерс. А когда наконец случилось долгожданное чудо, Лин ждал еще один удар.

Элинор старалась не вспоминать пережитый ужас, испытанный в день аварии и после… Муж взял все хлопоты и бюрократические моменты на себя, оберегая беременную жену от стрессов. Именно тогда Кристофер настоял на переезде в пригород, и Лин была уверена, что это его решение помогло ей выносить беременность и родить здорового крикливого мальчугана, которого они назвали Джонас. А всего через год свершилось еще одно чудо — Элинор узнала, что снова ждет ребенка.

Малышка Милли. Пухлые щечки и темные кудряшки.

Обоих детей она рожала дома, в собственной ванне, под присмотром профессиональных акушеров и в присутствии взволнованного мужа. Это было ее личным решением, с которым Кристофер не стал спорить.

Он как никто знал, что после аварии, в которой погибли отец, мачеха и Этан, в Элинор зародился отчаянный страх, страх не за себя, а за своих близких. Дом стал ее крепостью. Только в его стенах и только рядом с мужем она чувствовала себя защищенной, неуязвимой. Каждый выезд в город становился для Лин огромным стрессом. Они не стали рисковать. Пошли другим путем. Крис нашёл грамотных врачей, обеспечивших квалифицированное наблюдение беременности. Роды прошли без осложнений. Джонас и Милли появились на этот свет здоровенькими и почти не болели, не считая сезонных простуд, с которыми с лёгкостью справлялся семейный доктор — Конрад Маккензи. А теперь все вокруг, включая его, уверяют, что ничего этого не было… Номер доктора Маккензи оказался в ее немногочисленном списке контактов, и он был одним из первых, кому Эль позвонила, осознав, что ее кошмар не собирается рассеиваться и отступать.

Наверное, он счел Элинор сумасшедшей, услышав просьбу напомнить, когда у Милли следующая прививка по графику, и всерьёз обеспокоился ее состоянием здоровья, предложив номер хорошего психолога, от которого Лин любезно отказалась. Все эти недели она не сидела на месте, насилуя свою память, а обратилась в репродуктивные центры, где состояла на учете, получив подтверждение, что долгожданная беременность действительно произошла четыре года назад, но выяснилось, что Лин снялась с учета, никак не объяснив свое решение. Этого она не помнила, но могла предположить, что данный факт случился уже после аварии, унесшей жизни отца, Карен и Этана. Лин даже удалось найти фамилии и номера телефонов врачей, наблюдающих ее беременность и принимающих роды на дому, но оказалось, что имя Элинор Хант они слышат впервые. Это поставило жирную точку в поисках, но не закрыло гештальт сомнений, не приоткрыло завесу тайны и не объяснило ровным счетом ничего.

Оставался только Дик.

Курьер.

Загадочный любовник.

Мужчина, чье лицо отпечаталось в каждом воспоминании, связанном с мужем.

Все замыкалось на нем и начиналось с него.

И чем больше проходило дней, тем крепче росла уверенность, что только он может пролить свет на бесконечную тьму, затянувшую поврежденное сознание.

Не зная, чем отвлечь себя от удушающей тоски, сковавшей сердце, Элинор отправилась блуждать по дому. Это уже стало частью ежедневного распорядка дня. Иногда с утра, но чаще после обеда, Лин неторопливо обходила огромный особняк, открывая каждую комнату, каждый шкаф, заглядывая в каждый угол в поисках новых доказательств реальности происходящих событий. Тщательный досмотр закачивался, как правило, в кабинете мужа, где тоже не осталось ни одного неизученного сантиметра пространства.

Вот и сегодня оказавшись в конечном пункте, Элинор с толикой злости безрезультатно обыскала кабинет, не заметив ничего нового и хотя бы чуть-чуть подозрительного, кроме неприступного сейфа с закодированным замком и запертыми ящиками стола. Ноутбук тоже был тщательно запоролен, и множественные попытки взломать защиту ни к чему не привели. Наверное, Крис повеселился на славу, наблюдая за ее жалкими играми в детектива.

— Ты хорошо позаботился, чтобы я ничего не нашла, — раздраженно выдыхает Лин, забравшись в огромное кресло мужа, рассеяно окинув взглядом царящий на столе идеальный порядок: рабочие документы, счета и отчеты аккуратными папками лежат в лотках. Элинор на какое-то время зависает на своей фотографии в рамке, стоящей справа от закрытого ноута. Возможно, это мило и романтично, и говорит о том, что Кристофер не безразличен к своей жене, но ее почему-то накрывает жуткой болью от лучащегося счастьем снимка. Красивая брюнетка беспечно и радостно улыбается с фотографии, стоя по щиколотку в прозрачных, как слеза, водах озера. Черный спортивный купальник подчёркивает высокую грудь и красивую линию талии, и бедра вовсе не выглядят полными. Без ложной скромности, Лин не находила в себе ни малейшего изъяна.

Снимок был сделан уже здесь, после переезда... Она так четко помнила каждую минуту того дня: ясного, солнечного, тёплого. Вода была просто божественной, и Лин никак не могла заставить себя выйти. Крис дразнил ее русалкой, прячась в тени большого дуба. Его светлой коже солнце было противопоказано, за что Лин в свою очередь дразнила его Белоснежкой, а он угрожал разобраться с ней, как только провокаторша выберется на сушу. Элинор с энтузиазмом приняла вызов.

«Ты не справишься, милый», — смеялась она, выходя из воды.

«Не забывай, что нас двое», — парировал в ответ Крис, держа трехмесячного Джонаса одной рукой, а во второй — камеру.

Двое. Две пары одинаковых голубых глаз смотрели на нее — самую счастливую женщину на планете, но не осознающую, как и многие, в полной мере того, как много она имеет.

— Красивый снимок, — сквозь шепот бьющегося в окна дождя, Элинор слышит рокочущий голос мужа. Он совсем другой, не похожий на тот, что только что звучал в собственной голове. Этому Кристоферу никогда не будут грозить солнечные ожоги, а тёмные, как ночь, волосы и ресницы не выгорят до пшеничного оттенка.

Элинор вскидывает голову, нечаянно уронив фотографию лицевой стороной на столешницу. Сердце уже привычно ускоряется, разгоняя кровь по венам. В ее новой реальности есть место только озерам расплавленной ртути и дурману ядовитого пара.

— Я не слышала, как ты подъехал, — чуть севшим голосом произносит Лин.

— Ты просто меня не ждала, — сухо отзывается Крис, бросая в ближайшее кресло пиджак, с которого ручьями течет вода.

— Ты попал под ливень? — изумлено спрашивает она у промокшего насквозь мужа. В грязно-серых сумерках чудесный солнечный день кажется ей еще одним вымышленным воспоминанием. Муж небрежно стряхивает дождевые капли с волос, расслабляет петлю галстука и, дернув его с шеи, отправляет тем же путем, что и пиджак.