Страница 18 из 119
Глава 3
Обрести птенца сложно.
Для начала вампир должен найти человека, чья энергетика и, судя по накопленной статистике, психика готовы принять навязываемые изменения. Причем кандидат, идеально подходящий для одного старшего, совершенно не устроит другого. Затем идет период подготовки, во время которого смертного уговаривают принять Темный поцелуй. Селеста безуспешно искала романтичного идиота, давшего название процессу обращения. Подозревала сестру, но та упорно отнекивалась, не признавая авторство.
Можно ли обратить насильно? Да, безусловно. Только опасность получить в результате сумасшедшего гуля, ненавидящего своего мастера, повышается многократно.
После перерождения память утрачивает глубину и четкость, воспоминания начинают казаться чужими. У наименее удачливых прошлого не остается совсем, они даже собственное имя забывают. Первые три месяца птенец нуждается в постоянном присутствии мастера — не обязательно рядом, достаточно чувствовать его вблизи и при желании иметь возможность подбежать, прикоснуться. Личинка вампира много спит, часто пьёт кровь, неумело пытается забраться в разум обратившего и посмотреть на мир его глазами. Развитие идёт долго, лет до тридцати дитя не в состоянии отделить себя от мастера и мыслит его категориями, полноценной личностью его назвать нельзя. После тридцати наступает своеобразный период подросткового бунта, когда вампир заново открывает для себя мир и проверяет сложившиеся представления, формируя собственную систему ценностей.
Окончательно вампир становится самостоятельным, переходя из детей в категорию младших, приблизительно в возрасте пятидесяти лет. Он ещё не может выдерживать солнечные лучи, зато перестает испытывать угнетающее желание оказаться рядом с обратившим и способен покинуть его на неопределенный срок. Долгое взросление, очень долгое. Конечно, вампиры меряют время не так, как смертные, но и для них потратить почти полвека на воспитание птенца — тяжкое испытание.
Тем не менее, соглашаются на него многие. Возможно, влияют инстинкты, побуждающие размножаться даже немертвых. Или сказывается тщеславие, желание повысить статус — потому что только старший вампир достаточно силен, чтобы довести птенца до взросления. Нельзя отвергать и банальное желание получить собственного ребенка, оставить потомка на случай гибели, да просто обрести верного спутника в вечности. В любом случае, обращения случаются часто и сенсации не вызывают.
Чем руководствовалась Медея, даруя рождение-во-Тьму (ещё один термин, бесивший Селесту) первому из своих птенцов, она затруднялась сказать сама. Не исключено, имело место быть банальное «Хочу!». Перед глазами у неё имелся Девлин, обращенный Селестой, методика была опробована на практике и избавлена от болезней роста, поэтому, встретив по пути в Цонне нищую побирушку с восхитительным голосом, порывистая красавица узрела знак судьбы и не стала медлить. Потом несколько пожалела и раскаялась — ребенок оказался вовсе не игрушкой, проблем создательнице доставил изрядно. Подруга хохотала, выслушивая жалобы, и утверждала, что теперь-то Медея понимает, каково было ей. Когда повзрослевшая Валерия покинула вторую мать, отправившись путешествовать, облегченно выдохнувшая хозяйка Цонне мысленно поклялась никогда больше не создавать птенцов.
Клятву она соблюдала почти три сотни лет.
Конечно же, о возвращении главы общины городские вампиры узнали в тот же день. Лишний повод для пересудов дало прибытие десятка гвардейцев во главе с мессеном Латамом — личностью известной, во внутренней иерархии общества стоявшей на верхней ступени. Что он здесь делал, если прежде никогда не покидал Хозяйки Ночи, никто не понимал, поэтому все заранее волновались.
Медея чувствовала тоску и радость младшей дочери, но вредная девчонка демонстрировала обиду, независимость и явилась только на третью ночь. Именно тогда, когда Селеста, отдохнув и обдумав события последних двух месяцев, собралась изложить итог своих размышлений. Пока только двоим — сестре и капитану гвардии, с остальными старейшинами она встретится позднее. До рядовых волю повелительницы доведут позже, после обсуждений.
— Г-госпожа!
Ступор молодой вампирессы выглядел забавно, хотя и был несколько не к месту.
— Здравствуй, Фетиста, — слегка улыбнулась сидевшая в кресле у камина Селеста. — Подожди немного. Сейчас я закончу беседовать с твоей матерью, и вы сможете поговорить.
— Да, госпожа!
Кивнув, словно деревянный болванчик, девушка поклонилась и, повинуясь знаку Медеи, вышла в дверь. В ту самую, в которую бурей ворвалась десяток секунд назад. Селеста перевела насмешливый взгляд на подругу:
— Кажется, я отомщена?
— Она не всегда такая! — вздернула подбородок певица. — Просто сегодня слегка взволнована.
— О, я вовсе не настаиваю, чтобы малышка Фетиста меняла линию поведения! — засмеялась госпожа. — Латам, перестань хмуриться! Ты прекрасно знаешь, что дети плохо контролируют свои порывы, особенно когда долго не видят родителя. Уже хорошо, что Фетиста слушалась Эгарда и в целом вела себя прилично. Я вообще удивлена, Медея, как ты решилась оставить её одну.
— Иного выбора не видела, — поморщилась подруга. — С Зерваном и его стаей требовалось разобраться как можно скорее, а брать её с собой… В Цонне безопаснее.
— Ну, с Зерваном твоя помощь не понадобилась, но кто тогда знал? — с философским видом пожала плечами Селеста. — Прорицать будущее мы пока не научились, хотя Вадор и пытается. Оно и к лучшему, вспоминая опыт Честы. В любом случае, теперь вы расстанетесь нескоро.
— Опять предстоит много работы? — обреченно закатила глаза Медея. Впрочем, особого недовольства от неё не чувствовалось.
— Именно.