Страница 8 из 13
– Я слушаю Вас, – с дрожью в голосе сказал Константинов.
– Во-первых, меня зовут Александр Александрович, фамилия Петров. Я старший следователь по особо важным делам комитета государственной безопасности, подполковник. Буду вести Ваше дело. Во-вторых, слушать Вас буду я. Так что Вы сейчас мне всё спокойно и подробно расскажете, а я выслушаю. Затем все ваши показания запишу в протокол, Вы с ним ознакомитесь и подпишите. Так что, слушаю Вас, – следователь откинулся в кресле на спинку и внимательно посмотрел на Константинова.
– Я ничего не понимаю: почему меня задержали, схватили, привезли в тюрьму и держат здесь? Я ничего не сделал. – Константинова как будто прорвало, он говорил быстро и сбивчиво: – Я ничего не нарушал. За что меня арестовали?"
Александр Александрович громко стукнул ладонью по столу и, повысив голос, сказал:
– Прекратите, Юрий Иванович. Вот этого спектакля не нужно. Вас задержали с поличным в момент закладки контейнера с фотоплёнкой в мусорную урну. Есть фото и видеосъёмка этого действия. На фотоплёнке, которую Вы положили в контейнер, сфотографированы секретные документы, с которыми Вы работали в институте. Это всё, как говорится, медицинские факты. На основании чего Вы, Юрий Иванович, подозреваетесь в совершении тяжкого преступления, а именно в шпионаже в пользу иностранного государства, иными словами, в предательстве Родины. Уже всего этого достаточно, чтобы суд приговорил Вас к расстрелу.
Константинов побледнел, его руки начали дрожать:
– Я не понимаю, о чём Вы говорите. Я просто купил пончик и выбросил в мусорный бак банку из-под Пепси.
– Юрий Иванович, я бы с радостью поверил в вашу невиновность. Вы мне чем-то симпатичны, но дело всё в том, что наши сотрудники изъяли из мусорного контейнера все баночки и только на банке с фотоплёнками были Ваши отпечатки пальцев. Но и это ещё не самое страшное. На фотоплёнках, которые обработали наши специалисты, находятся фотографии чертежей системы, которой занимается ваша лаборатория в институте и сделаны они с чертежей, которые Вы получили в Первом отделе института за неделю до Вашего провала. Вот как-то так, Юрий Иванович.
– Этого не может быть, этого не может быть, – Константинов обхватил голову руками и раскачивался на стуле.
– Юрий Иванович, оставьте Ваши причитания, Вы им можете предаться в камере после допроса, а сейчас приступим к делу, – спокойно сказал следователь, – я слушаю Вас.
– Я не знаю, что мне рассказывать. Можно мне воды?
– Пожалуйста, – следователь налил полный стакан воды из графина и подал Константинову.
Тот жадно выпил, вода текла по подбородку и капала на рубашку: «Если желаете курить – пожалуйста», – и он придвинул пачку сигарет.
– Я в самом деле не знаю, о чём говорить, – уже спокойнее сказал Константинов, – лучше Вы спрашивайте меня, а я буду отвечать.
– Ну что ж, давайте попробуем так.
Допрос продолжался весь день. Александр Александрович несколько раз выходил из кабинета. Тогда в кабинет входил конвоир и стоял у двери. Однажды следователь вышел надолго и когда вернулся, чувствовалось, что он пообедал. Константинову обеда не предложили.
Когда его привели в камеру, было время ужина. Дежурный просунул ему в окошко, которое было сделано в двери камеры, алюминиевую чашку с тушеной капустой, поверх которой лежал кусок серого хлеба и поставил солдатскую кружку с холодным чаем. Отнеся всё это на стол, Константинов сел на табурет и задумался. Аппетита не было совершенно. Он даже не прикоснулся к еде. Выпил только чай и начал вспоминать во всех деталях прошедший разговор со следователем. Его вопросы, свои ответы. И чем внимательнее он анализировал прошедший допрос, тем сильнее мучило непонимание, почему его арестовали. Следователь ничего не знал о его деятельности. У него был только один факт, это закладка, как он выражался, в мусорный бак банки с фотоплёнками. Следователь очень плохо представлял работу лаборатории, чем конкретно занимался Константинов. Когда он рассказывал о связном дяде Коле, сложилось впечатление, что следователь о нём слышит впервые. Внимательно порассуждав, Константинов пришёл к выводу, что он попался совершенно случайно, что за ним не охотились и не следили. За все три года контрольные метки в его квартире ни разу не были нарушены. Оперативники, скорее всего, как-то узнали о том, что мусорный ящик у киоска используется для передачи информации. Хотя и здесь есть нестыковочка. Тогда они должны были хватать всех, кто выбрасывает банку из-под Пепси. Но задержали именно его. Почему?
Он просидел на табурете около стола до самого вечера. Вошёл конвоир, забрал чашку с нетронутым ужином и опустил шконку. Константинов перебрался на постель и лежал, положив руки под голову. Лежал и думал. Почему его арестовали, ведь он скрупулёзно выполнял все рекомендации дяди Коли касающиеся его безопасности? Ни разу не нарушил ни один пункт из инструкции. И чем больше Константинов думал, тем сильнее в нём крепла уверенность, что попался он совершенно случайно. Теперь нужно подумать, как вести себя на допросах. Хотя, собственно, обманывать и пытаться что-то скрыть, смысла не было. Выгородить себя, перевалив вину на кого-то, другого не получится. Как сказал следователь, его взяли с поличным и одного факта, что он сфотографировал и пытался передать секретную информацию, составляющую государственную тайну, достаточно для расстрела.
Зачем он начал выполнять пункт инструкции после получения аварийного сигнала? Ведь аварийный сигнал означал, что где-то в цепочке произошёл провал либо возникла угроза такого провала. Ему нужно было затаиться, уничтожить все улики: выбросить вместе с фотоаппаратом все плёнки, уничтожить тайник и продолжить свою жизнь нормального человека. А ещё лучше – сразу уволиться и уехать куда-нибудь подальше, в другой город. Деньги у него были. Он их закопал на даче у дома в стеклянной банке. Там было тридцать тысяч рублей. Этого более чем достаточно. Вот про эту банку говорить следователю не стоит. Ещё дома в тайнике на антресоли было около десяти тысяч. Интересно, нашли они при обыске тайники или нет? Если нашли, то следователь обязательно об этом скажет. А если нет? Может, ему самому рассказать о нём? Стоит, наверное, помогать следствию, тогда, возможно, суд это учтёт и его не расстреляют?
А возможно, его провал – это часть плана дяди Коли? Перевести все «стрелки» на Константинова и скрыть всю шпионскую сеть, которую тот развернул в их институте? Возможно, Константинов не единственный поставщик секретной информации? То, что комплекс, который они разрабатывали, представлял очень большой интерес для вражеской разведки, он знал точно. Сдать Константинова, сохранив других, более ценных сотрудников института? Тогда не имеет никакого смысла что-то скрывать. Нужно рассказывать всю правду о своей деятельности, о своих контактах с дядей Колей.
С такими мыслями Константинов незаметно для себя уснул.
1.8. ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ
Однажды ночью, ворочаясь на неудобном матраце, Константинов вспомнил то, чего ни разу не вспоминал. Александр Александрович, его следователь, тоже об этом его ещё не спрашивал. С чего всё началось? Константинов положил руки под голову и задумался. Постепенно в его памяти начал разматываться клубок воспоминаний трёхлетней давности.
***
Константинов сидел в ресторане посёлка, который располагался возле испытательного полигона. Посёлок, как, собственно, и весь район, прилегающий к полигону, был закрытой территорией, куда попасть можно было только через единственный КПП, стоящий у дороги, ведущей с железнодорожной станции. В посёлке была достаточно большая гостиница «Россия», где останавливались все сотрудники их института, а также представители различных заводов, приезжавших на полигон. В посёлке также имелось множество общежитий, где жили те, кто постоянно работал на полигоне. Жили с семьями, с детьми. На одном краю посёлка располагался частный сектор, «Шанхай», прозванный так за его беспорядочно построенные домики-бараки. Возник «Шанхай» в самом начале строительства полигона и жили в нём старожилы. Руководство посёлка постоянно ставило в планы снос «Шанхая», но руки так и не доходили. Были в посёлке и школа и детские садики, магазины и поликлиника. В общем это был обычный посёлок со своей жизнью и своим бытом. Отличался он от других поселков только лишь тем, что въехать и выехать из него можно было только по специальному пропуску. Да ещё на другом краю посёлка была большая огороженная территория, где располагалась воинская часть и куда каждый раз по приезде нужно было прийти и получить пропуск на полигон.