Вверх по реке

Десантники уже взяли нас на прицел. Я понял, что действовать надо быстро и осторожно. Сейчас неверный жест и не то слово могут стоить всем нам жизни. Однако я забрался в такую даль вовсе не для того, чтобы умереть от рук тех, к кому послали.

— Я здесь, чтобы встретиться с вашим командиром, — заявил я, убирая оружие, — полковником Конрадом Корженёвски.

Мои слова произвели на юношу впечатление, хотя тот и постарался этого не показать. Он перезарядил свой карманный пистолет, чтобы потянуть время.

— И чем вы можете подтвердить свои слова? Кроме мундира и акцента, конечно.

— В пакетботе есть документы.

— Приглашаете в гости?

— Всегда рад соотечественнику.

Я жестом велел рагнийцам опустить винтовки. С пятью бойцами нам не справиться без потерь, а мне вскоре будет нужен каждый человек. Юноша приказал десантникам убрать оружие — по крайней мере сразу убивать нас не будут. Уже хороший знак.

— Соберите с легионеров всё, что может пригодиться, — велел он, — и тащите в лодку. Сама судьба послала её нам — не придётся тащиться с трофеями пешком.

Пока солдаты деловито обирали убитых, мы с молодым капитаном и рагнийцами направились к лодке.

— Вы вели себя удивительно нагло, — заметил юноша по дороге. — Как будто были уверены, что вас спасут.

— Нас не пришлось бы спасать, — ответил я. — С шестью легионерами мы способны справиться без чьей-либо помощи. Да и их командир допустил ошибку, когда начал болтать. Прикажи он начать стрелять из засады — вот тогда мы были бы покойниками.

Я ничуть не кривил душой, говоря это, и шёл на осознанный риск. Сыграл со смертью — и выиграл. На сей раз.

— К тому же, — добавил я, — мне удалось заметить кое-кого из твоих бойцов. Чёрная форма не лучший камуфляж в этих джунглях.

Юноша внимательно посмотрел на меня, как будто подозревая, что я издеваюсь над ним. Но я продолжал шагать с каменным лицом. Я и в самом деле заметил именно чёрные силуэты — камуфляж легионеров был слишком хорош.

— Вы стали отличной приманкой, — сменил тему капитан. — Мы с легионерами давно срисовали ваш пакетбот и опознали его. Он никак не мог вернуться настолько быстро. Видели бы вы, как он удирал от нас, когда шёл вниз по реке! За ним гнались на дирижабле, закидывали бомбами, пытались десантироваться. Но эти ребята из легиона оказались крепкими орешками — ушли.

Теперь понятно, почему пакетбот пристал в той деревне. Им нужен был ремонт после атак дирижабля, и выбирать уже не приходилось. Тем более, что по их карте деревня всё ещё числилась форпостом Безымянного легиона.

Мы расселись на лавках, и я выложил на складной стол, за которым мы обычно ели, свои документы. Юноша долго изучал их, похоже, подписи больших чинов из Генерального штаба и внушительная печать его совсем не впечатлили. Однако он вернул мне бумаги и, как мне показалось, начал испытывать чуть больше уважения. Но не доверия.

— Адам, — представился он, но руку протягивать для пожатия не стал. Видимо, прочтя моё имя в документах, капитан решил, что невежливо и дальше оставаться анонимом. — Адам Оцелотти.

— Странная фамилия, — не удержался я.

— Мои родители эмигрировали из Исталии, — ответил он. — А ваше замечание странное для того, кто путешествует в компании веспанцев.

— Рагнийцев, — поправил его Кукарача, предпочитавший молчать, пока мы с юношей болтали.

Чунчо тоже был на удивление тих, понимал, что путешествие наше подходит к концу, и очень скоро всех нас ждёт развязка.

— Тем более, — кивнул Оцелотти.

Его десантники уже забирались в пакетбот, складывая на корме всё, что взяли с покойников: оружие, ремни вместе с сумками, обувь, камуфляжные плащи.

Ещё по дороге я заметил, что форма Оцелотти пускай и выглядит прилично, но чинена не один раз. Ботинки он носил легионерские, как и остальные десантники, а не знаменитые сапоги на шнуровке, которыми те отличались от других солдат армии Коалиции. Большая часть кожаной амуниции тоже была трофейной. Оно и понятно: свою взять попросту неоткуда, вот и приходится перебиваться, чем придётся.

— Мой боец встанет у руля, — распорядился Оцелотти.

Я возражать не стал, и Эрнандеса за штурвалом сменил рослый десантник.

Вскоре пакетбот двинулся дальше вверх по Великой реке. Мы были в двух шагах от логова полковника Конрада, и я понимал: настоящая опасность ещё впереди. Мы проделали длинный путь, он близится к концу, и каким будет финал нашего долгого путешествия, зависит только от меня. И от того, что представляет собой теперь полковник Конрад Корженёвски.

Оцелотти недолго сидел с нами. Он убрался к своим людям, оккупировавшим корму. Лишь Святой продолжал нести вахту у пулемёта, но к нему никто не поднимался. Как и не покушались на пост Эрнандеса, почти безвылазно сидевшего в крошечном машинном отделении.

— Нам никто даже глаза не завязал, — сказал подсевший к нам с Кукарачей Чунчо, — значит, точно в расход пустят.

— Валяй, — махнул ему я, — смотри во все глаза. Думаешь, запомнишь дорогу?

Это было невозможно просто потому, что надо обладать совершенной памятью, чтобы ориентироваться в подтопленных Великой рекой джунглях, куда завел пакетбот новый рулевой. Мы давно покинули основное русло, уйдя в одну из многочисленных проток. Вода тут была застоявшаяся, покрытая ряской, которую разрезал, словно полотно, нос нашего пакетбота. Казалось, мы плывём в море грязи, она налипала на борта, превращая пакетбот в подобие какого-то болотного чудовища, вроде тролля. Скрюченные словно древние старцы деревья вокруг опускались почти в самой воде, склоняясь над нашими головами. С их веток свисали полотнища какой-то поросли — вроде мха — шевелящейся, несмотря на то, что ветра не было. Все старательно избегали касаться их — настолько омерзительны были эти лохмотья. Иногда мимо проплывали какие-то островки, поросшие травой и кустарником столь же неприятного вида.

— Интересно, кто может жить в таких местах? — поинтересовался Чунчо, державший на коленях заряженный «лефер».

Однако бойцы Оцелотти выглядели вполне спокойными, видимо, агрессивной фауны тут не водилось. А из хищников на двух ногах самыми опасными были мы.

Руины, где обитал Конрад со своим полком, вынырнули словно по мановению волшебной палочки. Вот только что мы плыли через настоящее озеро застойной воды, превратившейся в жидкую жижу, раздвигая носом низко висящие лианы и полотна шевелящегося мха, а в следующий миг перед нами развалины величественного города. Даже в том виде, в каком он пребывал сейчас, город производил сильное впечатление. Он был выстроен в манере, довлеющей надо всем. Над окрестностями и над людьми, живущими в нём. Здания без крыш насчитывали три-четыре, а некоторые пять этажей — какой высоты они были прежде, во времена расцвета выстроившей город цивилизации, оставалось только гадать.

Когда мы подошли поближе, я разглядел много всего интересного. Сборные щитовые конструкции — из таких в кратчайшие сроки возводили целые военные городки прямо в чистом поле. Я насмотрелся на них за годы службы и легко опознавал с первого взгляда. Казармы и склады, а ещё громадный ангар, где явно находится дирижабль. Вот только кроме ангара я заметил ещё кое-что, и не один я на борту пакетбота оказался такой глазастый.

— Я не я буду, если это не грёбанная причальная мачта, — выдал Чунчо, указав на металлическую конструкцию, виднеющуюся между зданий. Она была такой большой, что даже исполинских размеров дома не могли скрыть ещё всю.

— Самой мачты нет, — сказал я, — это только основание.

— Видал я такие у нас, — кивнул Муньос. — У нас их из-за ветра разбирали. Матчу поставить плёвое дело — десятка три рабочих и полдня делов.

Тут он был прав: собрать мачту легко и просто, имея даже не самых квалифицированных рабочих. А в людях у Конрада недостатка не было. Кроме его солдат по городу расхаживали местные. Высокие смуглые люди ничуть не походили на чернокожих, скорее их можно принять за родичей имошагов и прочих уроженцев севера Афры. Они носили минимум одежды, а тела их украшали затейливые узоры татуировок. Ни один из местных не носил при себе никакого оружия, и солдаты смотрели на них свысока. Однако и среди аборигенов невооружённым взглядом видно было неравенство. Большая часть их работала, таская ящики и бочки, впрягаясь в гружёные телеги вместо тягловой скотины. За ними присматривали солдаты, не особо зверствуя, раздавая пинки и зуботычины, скорее, от скуки. Но были и те, кого не привлекали к физического труду, они без видимых занятий слонялись по развалинам и к рабочим относились куда хуже, чем солдаты. На моих глазах один такой бездельник повалил наземь задевшего его плечом соплеменника, шагавшего с пустой корзиной, и принялся избивать ногами. Солдаты смотрели на это с интересом, но не думали вмешиваться. Хоть какое-то развлечение.